Игры рядом

на меня, приказала:

— Расскажите мне что-нибудь. Рассмешите меня.

Это по-прежнему был приказ, но теперь в нем слышалась слабая, почти неуловимая дрожь. Так голос дрожит от ярости. Я сначала подумал, что от мольбы, но нет — от ярости…

— Я не знаю смешных историй.

— Тогда расскажите страшную. Всё равно.

Я вспомнил мистично поблескивающие глаза Куэйда Аннервиля, повествующего о том, как Йевелин улыбалась, когда скармливали собакам соблазненного ею менестреля. Сейчас, глядя на неподвижное и неприлично красивое лицо Йевелин, я не мог себе этого представить. Хотя… обладатели именно таких лиц смеются над подобными вещами легче всего.

— Я плохой рассказчик.

— Бросьте кокетничать. Вы ведь не женщина.

— Да, правда же, плохой.

— Ну ладно! — она вдруг резко поднялась и шагнула вперед, но пошла не к выходу, как я надеялся, а к окну — У вас тут такая духота! Что, слуги вовсе не проветривают? — сказала она и распахнула ставни.

Блекло-желтый свет брызнул на ее волосы, юбки, на мраморные плитки пола, на мышиную нору в стене под самым окном.

Что-то было не так. У нее что-то было не так, что-то случилось. Как у Юстаса… У нее и у Юстаса что-то случилось. Проклятье, я надеюсь, не между ними!..

— Тогда давайте сделаем вот что, — сказала Йевелин, глядя вниз, во двор, — я стоял слишком далеко и не мог видеть, на что именно направлен ее взгляд. — Вы скажете мне какой-нибудь маленький секрет, что-нибудь такое, чего бы вы не сказали в обычном разговоре. Что-то, что вы знаете и чего обычно не говорите, пока вас не спросят. Маленький секрет. Сначала вы расскажете ваш. Потом — я расскажу свой. И так — пока у нас не кончатся тайны.

Я смотрел на нее, пытаясь понять, не издеваются ли надо мной. Но нет. Лицо Йевелин было спокойно, но напряжено, на гладком, без единой складки лбу выступили капли пота. От нее по-прежнему веяло холодом, но теперь — еще и силой, твердой, несгибаемой, зато вполне способной сгибать. Любящей сгибать.

Понимая, что она не может говорить серьезно, я усмехнулся и скрестил руки на груди:

— Хотите поиграть? Ну давайте.

— Да, — зачем-то подтвердила она и кивнула, еще раз подтверждая уже сказанное. — Да, я хочу поиграть. Ну, что вы замолчали? Хотите, я начну?

Я пожал плечами. Это было довольно занятно, но меня не покидало чувство легкой тревоги, почему-то усиливающееся, когда я смотрел на волосы Йевелин, на изгиб мягкой платиновой волны.

— Я лишилась девственности в двенадцать лет.

Хорошенькое начало! Уж не ждет ли она от меня подобной откровенности?!

— Я пять лет хранил верность одной женщине, — язвительнее, чем хотелось бы, проговорил я. Она обернулась, бросила на меня резкий взгляд.

— Хранили? А теперь уже нет?

Почему-то ее слова меня не задели. Я только улыбнулся шире, не отводя взгляд.

— Я же не спрашиваю вас, с кем вы лишились невинности. В этой игре вопросы задавать нельзя.

— Да? — светлые брови изогнулись так изящно, что это просто не могло быть естественным движением. — Точно?

— Без