Игры рядом

хотелось, чтобы она убралась вон, но почему-то я не мог ни сказать ей об этом, ни повести себя так, чтобы она ушла сама. Я представил, как это выглядит со стороны, и поморщился.

— Перепили? — безжалостно осведомилась Йевелин.

Я усмехнулся.

— Сударыня, я не обязан вас развлекать. Во-первых, вы должны быть с супругом. А кроме того, в замке достаточно высокородных кавалеров, которые без сомнения сумеют развлечь вашу особу…

— Мой супруг занят, — отрезала она и стиснула веер. — А что до высокородных кавалеров, то половина из них неспособна связать и двух слов, а другая и вовсе без всяких слов норовит забраться под юбку.

— И с чего вы взяли, что я не отношусь ко вторым? — насмешливо спросил я.

— Вы здесь уже третий день и еще не попытались. Этого довольно. Виконт, скажите, вы предпочитаете мужчин?

Это звучало так невозмутимо, что я поперхнулся и уставился на нее, с трудом подавляя смех. Она смотрела на меня немигающими глазами, голубыми и прозрачными, как ледяная вода, бьющая из-под земли, всем своим видом требуя ответа. Ее тело при этом оставалось совершенно неподвижно, только лицо чуть повернулось в мою сторону.

— Нет, — справившись с собой, честно ответил я.

— Хорошо, — сказала Йевелин.

Я посмотрел на нее с интересом. Вчера и позавчера во время застолья я, подвыпив, глазел на нее куда больше, чем собирался — то есть столько же, сколько большинство присутствующих в зале мужчин, а она была довольно любезна и очень вежлива, поэтому ее нынешнее поведение ставило меня в тупик.

— Вы хотели мне что-то сказать? — предположил я, пытаясь хотя бы подтолкнуть ее к ответу. Пока это было забавно, но мне бы не хотелось, чтобы сюда вошел ее муж, а я бы не имел ни одного мало-мальского объяснения тому, что маркиза делает в моей спальне.

— Нет. Да, — сказала она и с вызовом посмотрела на меня. Потом вдруг быстро отвела взгляд, и я замер, решив, что она засмущалась, но это смехотворное заблуждение быстро развеялось, когда Йевелин протянула узкую бледную руку и взяла со стола лист пергамента, залитый красными чернилами. — Это вы рисовали?

Не знаю, как она смогла там что-либо разобрать, но отрицать очевидное было глупо.

— Вы рисуете?

— Когда думаю. Помогает сосредоточиться.

— О чем вы думали? — спросила она и, не дожидаясь ответа, сказала: — Я тоже рисую.

Не знаю почему, но это сообщение меня безумно удивило. Высокородные дамы частенько балуются художествами, чаще всего с самыми удручающими результатами… Я знал это лучше многих, но наличие подобных увлечений у леди Йевелин меня почему-то не разозлило, а почти… обрадовало. Я уже хотел поинтересоваться, можно ли посмотреть ее работы, если таковые имеются, когда она отложила листок и сказала:

— Очень решительный штрих. У вас рука не дрогнет, что бы ни случилось.

Это да — дрогнувшая рука вполне способна послать стрелу в спину друга, а не врага, но этого я ей, разумеется, не сказал. Вместо этого я чуть было не ляпнул весьма глуповатое «Вы мне льстите», но она, не глядя