Старая легенда

Вид у старика стал озабоченным и сердитым.

— Ты прав, — вздохнул он. — Все боятся. Старухи говорят о проклятии с гордость. Они довольны, что только над одними нами довлеют слова маньяка, считают себя избранными и не замечают, что губят детей. Те по ночам даже в своих комнатах дрожат от страха: а вдруг появится Чёрный кавалер.

— Разве он появляется? — удивился Гонкур.

— По преданию, бродит по всему дому. В знак беды.

— Ты его видел? — полюбопытствовал молодой человек.

— С ума ты сошёл, что ли? — рассердился господин Вандесарос. — Не хватало, чтобы у меня тоже начался бред! Дети тебе скажут, что видели его не раз. Не знаю уж, расстроенное ли воображение тут виновато или им друг перед другом стыдно признаться, что не видели семейного дьявола, но они кричат, что он на их глазах выходил из портрета.

— Есть и портрет? — Гонкур сразу заинтересовался вещественным доказательством существования Нигейроса.

— Висит в другом конце дома, там, где нежилые комнаты.

— А кто чаще всех видит Нигейроса?

— Витас. К нему он, понимаешь ли, является каждую ночь. Часа в два. А мне доподлинно известно, что в это время он крепко спит.

— Спит и видит Нигейроса.

— Возможно, — усмехнулся старик и добавил. — Это игра, и мне за него не страшно, но вот кто меня очень тревожит, так это Чорада.

У Гонкура было слишком много новых впечатлений, и он не успел присмотреться к тихой девочке, но он привык относиться к мнению своего друга со всей серьёзностью. Раз старик беспокоится, значит, повод для этого есть.

— К Чораде он тоже является?

— Она утверждает, что видела его только один раз. Я хорошо помню ночь, когда она всех нас сильно перепугала. Её мать, как обычно, приехала погостить с ней и Клодией. И, как обычно, завели разговор о Нигейросе, перечисляли случаи его появления, а когда разошлись на ночь, было далеко за полночь. Я ещё некоторое время читал у себя в комнате, а когда собрался ложиться спать, услышал дикий вопль. Подняться с кровати и пересесть в кресло я не мог, а если бы это мне и удалось, то я не сумел бы одолеть лестницу на второй этаж. Представляешь, каково мне было слышать, как наверху суетятся и кричат. Я улавливал имя Чорады и строил страшные догадки. Потом ко мне спустилась Мигелина и объяснила, что Чорада видела Чёрного кавалера. Будто бы видела. С тех пор ничего подобного не происходило, но я заметил, что девочка стала очень нервная и беспокойная.

— А её мать? — спросил Гонкур, удивляясь, что тревожное происшествие с дочерью не заставило госпожу Васар стать осторожнее и оградить впечатлительного ребёнка от страшных рассказов.

Старик горько усмехнулся.

— Мать? Сложно объяснить. С одной стороны, она, конечно, обеспокоена состоянием дочери, но с другой, ей лестно, что именно её дочери, а не кому-то ещё посчастливилось увидеть призрак. В видения остальных детей никто, конечно, не верит.

— Странная позиция.

— Страшная позиция, — поправил господин Вандесарос. — Временами, Гонкур, я просто боюсь. Меня не отпускает мысль, что общая обстановка в доме приведёт к какой-нибудь беде. Когда во всём хотят видеть проявление рока, то любое незначительное и случайное событие будет укреплять веру в предопределённость. А если говорить начистоту, то лично мне кажется, что кто-то из наших предков, будь он неладен, пробовал себя в качестве литератора, сочинил галиматью и благополучно скончался. Потом, через много лет, а может, десятилетий, другие скучающие представители нашего рода нашли разрозненные пожелтевшие листки, приняли всё за чистую монету и принялись домысливать и дополнять бред почившего неврастеника…

Вдруг старик вздрогнул и напрягся, всматриваясь в тёмный угол у двери.

— Кто это там стоит? — неуверенно спросил он.

Гонкур подошёл к двери и поднял подсвечник. Свет упал на крайне смущённую мраморную женщину, застывшую в напрасной попытке прикрыть наготу куском случайно подвернувшейся ткани, вполне достаточным, чтобы при более умелом использовании три раза обернуть тело. Господин Вандесарос засмеялся и покачал головой.

— Поживёшь среди умалишённых, так последний ум потеряешь, — оправдывался он. — Мне показалось, что я вижу бледное лицо красавца с портрета.

— Он, и правда, так красив? — поинтересовался молодой человек, едва сдерживая смех.

— Наши женщины, хоть и проклинают его на все лады, но на портрет смотрят с восхищением.

— Дед, ты мне его покажешь? — спросил Гонкур, готовый сию же минуту идти осматривать объект стольких разговоров.

— Покажу, конечно. Отчего ж не показать? Только потом. Что-то сердце у меня сегодня болит.

Старик приложил руку к левой стороне груди, и Гонкур, помнивший о его обычной выдержке, забеспокоился.

— Может, позвать врача? — предложил он.

— Не стоит тревожить людей по пустякам, — отказался господин Вандесарос, печально улыбаясь.

— Выпей хотя бы капли, — настаивал Гонкур.

— И капли не нужны. Пройдёт само.

Старик вдруг оживился и взглянул на своего друга с прежним лукавством.

— А ты произвёл впечатление на здешнее общество. Тебя, мой дорогой, опасно представлять дамам.

Щёки молодого человека слегка порозовели.

— По-моему, в местных сердцах безраздельно царит Нигейрос, — нашёлся он.

— Нигейрос? Безраздельно? Хм… — старик захихикал. — Ты способен потеснить даже Нигейроса. Во всяком случае, сегодня Рената вряд ли будет думать о Нигейросе.

— Какое мне дело до Ренаты? — неохотно спросил Гонкур, очень недовольный характером, который приняла беседа.

— Девушка хорошая… красивая… да, — продолжал безжалостный старик.

Гонкур сердито посмотрел на друга.

— Ах, извини, пожалуйста, — спохватился тот. — Тебя ведь интересует не Рената, а моя племян…

— Дед! — в отчаянии остановил его гость.

— Что? — вкрадчиво спросил старик, которого всегда забавляла странная робость молодого человека при общении с девушками и его смущение, когда начинали говорить о его невольных победах.

— А… А почему Каремас смотрит на меня так, словно терпеть меня не может? Что я ему сделал? Или это неприязнь, возникающая от несовместимости характеров?

— Не нужно ни психологии, ни философии, потому что ответ прост до предела. Каремас вот уже полгода страстно влюблён в Ренату, а она и раньше-то не отвечала на его чувство, а с тех пор, как появился ты, на него даже не глядит.

— Но меня совсем не интересует эта девушка! — с негодованием воскликнул Гонкур.

— Зато её очень интересуешь ты.

Наступило молчание. Подумав и отвергнув несколько пришедших на ум линий поведения на завтра, Гонкур вздохнул. Он очень хотел прекратить ухаживание Ренаты, но боялся обидеть её резкостью. Наверное, девушкам трудно признавать, что их нежные чувства не находят отклика, а сами они не вызывают желания продолжить знакомство. Потерпев поражение, прежние поклонницы Гонкура не на шутку оскорблялись, и молодому человеку не хотелось повторения обычной истории.

7

Гонкур прошёл в комнату господина Вандесароса, чтобы помочь ему лечь, и удивился силе и ловкости друга. Он готовился бережно на руках перенести старика с кресла на кровать, а потом, как маленького, переодеть в пижаму, но тот быстро подкатил кресло к кровати, подтянулся на руках и в один миг не то перевалился, не то перекатился на неё.

— Что смотришь? — спросил он, заметив взгляд Гонкура.

— Ничего.

— Удивлён моей сноровкой? — самодовольно спросил старик, которому нелегко было овладеть этим способом укладывания спать, и потому он чувствовал естественную гордость.

— Да, пожалуй.

У Гонкура вновь мучительно защемило сердце от беспомощности друга.

— Устраиваюсь на ночь я сам, а вот утром без посторонней помощи обойтись не могу. Ко мне приходит Каремас и переносит в кресло.

Глаза старика погрустнели.

— Другие и лечь-то не могут сами, — неуклюже ободрил его Гонкур.

— Тоже верно. Но скоро я научусь и вставать самостоятельно. Я уже почти нащупал способ. Идёшь спать?