Стеклянные книги пожирателей снов

— Правда?

— Да, боже мой, это был такой сон…

— Вы его помните?

— Помню…

Он был готов поцеловать ее, но в этот момент они услышали крик.

Где-то в доме кричала женщина. Свенсон повернул голову сначала к одной, потом к другой гостиной, но так и не решил, в каком направлении двигаться. Женщина закричала снова. Свенсон схватил Элоизу за руку и, нащупывая в кармане пальто пистолет, потащил ее мимо чашек и тарелок в коридор, через который сам проник сюда. Он быстро открыл дверь и толкнул ее в кабинет. Она попыталась было возразить, но слова замерли у нее на губах, когда он сунул в ее руки тяжелый револьвер. Она в испуге открыла рот, и Свенсон мягко замкнул ее пальцы на рукоятке, чтобы она надежнее держала оружие. Этим он привлек ее внимание настолько, что она смогла понять слова, которые он прошептал ей на ухо. В доме снова раздался женский крик.

— Это кабинет лорда Тарра. Дверь в сад, — он показал на дверь, — открыта, а через каменную стену там легко перебраться. Я скоро вернусь. А если нет — уходите, не ждите меня. Завтра в восемь утра будет поезд до города. Если кто-нибудь начнет приставать к вам, заговаривать — любой, кроме человека в красном и женщины в зеленых сапожках, — стреляйте не задумываясь.

Она кивнула. Доктор Свенсон подался вперед и прижал свои губы к ее губам. Она страстно отозвалась на его поцелуй, издав тихий стон, в котором слышалось и одобрение, и сожаление, и наслаждение, и отчаяние — все сразу. Он отступил от нее, закрыл дверь и пошел по коридору в другой его конец, миновал маленькую служебную комнату, где прихватил канделябр, плотно сжав его в руке. Женский крик прекратился. Он шагал в том направлении, откуда, насколько он мог судить, доносился крик, держа в руке свое тяжелое оружие.

Еще один коридор вывел Свенсона в большую, устланную ковром столовую; высокие стены были увешаны писанными маслом холстами, в центре стоял громадный стол, а вокруг него около двадцати стульев с высокими спинками. В дальнем конце стояла группка мужчин в черных плащах. На столе, свернувшись калачиком, лежала кузина Баскомба, грудь ее тяжело вздымалась. Он направился к ним (ковер поглощал звук его шагов), и в это время один из группы, стоявший в самом центре ее, взял женщину за подбородок и приподнял так, чтобы она видела его. Глаза ее были зажмурены, парик съехал набок, и под ним обнажились пугающе редкие, прямые, блеклые патлы. Человек был высок, его мышиного цвета волосы ниспадали ему на воротник, и Свенсон с тревогой увидел медали на груди его фрака и алую ленту, идущую через плечо, — знаки принадлежности к верхушке аристократии. Будь Свенсон местным, он наверняка узнал бы его… может, это был представитель королевской семьи? Слева от него стояли два человека из таверны, справа — Гаральд Граббе, который — словно предчувствуя что-то — поднял взгляд; глаза его расширились, когда он увидел приближающегося к ним с мрачным выражением лица Свенсона.

— Оставьте ее, — холодно сказал Свенсон.

Никто не шелохнулся.

— Это доктор Свенсон, — сказал Граббе, обращаясь к своему патрону.

Свенсон увидел, что член королевской семьи в другой, одетой в перчатку руке держит надо ртом сопротивляющейся женщины ромбовидный кусок синего стекла. При звуке голоса Свенсона она открыла глаза, а когда увидела ромбовидное стекло, в горле у нее раздался протестующий хрип.

— Так? — неторопливым голосом спросил человек у Граббе, держа ромб между двумя пальцами.

— Точно так, ваше высочество, — ответил помощник министра со всей почтительностью, не сводя своих широко открытых глаз со Свенсона.

— Оставьте ее! — снова крикнул Свенсон. Он был от них на расстоянии футов в десять и продолжал быстро приближаться.

— Доктор Свенсон — тот самый макленбургский мятежник… — нараспев произнес Граббе.

Человек равнодушно пожал плечами и засунул кусочек стекла ей в рот, а потом двумя руками крепко сжал ее челюсти; голос ее — по мере того как стекло усиливало свое воздействие — перешел в сдавленный визг. Человек, высокомерно встретив гневный взгляд Свенсона, не шелохнулся. Свенсон, не сбавляя шага, поднял канделябр — остальные только теперь увидели его оружие — с твердым намерением вышибить этому типу мозги, независимо от того, кто он такой.

— Фелпс! — выкрикнул Граббе, в голосе его послышалась резкая властная нотка.

Более низкий из двух мужчин ринулся в направлении Свенсона, вразумляющим жестом выставив вперед руку, но доктор уже занес канделябр — и обрушил на его предплечье. Фелпс вскрикнул и отлетел в сторону. Свенсон продолжал наступать, и теперь между ним и высокой персоной (тот по-прежнему оставался недвижим) оказался Граббе.

— Старк! Остановите это! Остановите его! Старк! — пролаял Граббе; он отступал, но голос его звучал крайне повелительно.

Из-за его плеча вынырнул второй человек, которого Свенсон видел в таверне. Старк бросился на Свенсона, выставив вперед руки. Свенсон тоже выставил руку, левую, держа нападающего на расстоянии, что дало ему возможность замахнуться правой рукой с подсвечником. Удар пришелся Старку в ухо, раздался неприятный треск, будто раскололи тыкву, и тот камнем рухнул на пол. Граббе, отступая, налетел на высокопоставленное лицо, которое наконец обратило внимание на то, что происходит вокруг, и отпустило челюсть женщины — пузыри вокруг ее рта образовали розово-синюю пену. Свенсон был готов нанести удар прямо по аристократу через голову коротышки-дипломата, подсознательно понимая, что действует на манер Чаня. Он удивился той эйфории, что охватила его при этом, и чувствовал, что удовольствие только усилится, когда он размозжит всмятку физиономию этого чудовища… но именно в этот момент потолок комнаты неожиданно обрушился на голову доктора Свенсона.

Он открыл глаза с ясным воспоминанием о том, что уже попадал в такую плачевную ситуацию, с той разницей, что теперь он находился не в трясущемся по мостовой экипаже. Удар по голове он получил немилосердный. Мышцы его шеи и правого плеча были словно в огне, рука онемела. Свенсон поднял глаза и увидел, что она привязана над его головой к деревянному столбу. Он сидел на земле, прислонившись спиной к деревянной лестнице. Скосив глаза, он попытался, преодолевая боль в голове, увидеть, где находится. Лестница бесконечно петляла туда-сюда, поднимаясь по каменной стене метров на сто. Наконец его затуманенный разум докопался до истины: он находился в карьере.

Он с трудом поднялся на ноги, испытывая отчаянное желание закурить, несмотря на прогорклую сухость в горле. От невыносимого сияния и сильной жары ему пришлось сощуриться и прикрыть ладонью глаза — он пришел в себя в самый разгар какой-то деятельности. Достав монокль и вставив его в глаз, он попытался понять, что тут происходит.

Карьер представлял собой глубокую выемку в земле. Его отвесные оранжевого цвета стены свидетельствовали о еще более высоком содержании железа, чем представилось доктору с поезда. Мысли его метались, а потому при виде такой интенсивности рыжеватого цвета он даже решил было, что его тайно перевезли в Макленбургские горы. Под ногами была плоская поверхность из гравия и глины, а вокруг — массивные груды различных минералов: песка, глины, камней, горы оплавленного шлака. Чуть подальше он увидел ряд лотков, сит, промывочных желобов (в карьере, видимо, была вода — то ли своя, то ли закачиваемая сюда) и ствол шахты, уходящий вниз. Неподалеку от шахты (достаточно далеко, но при этом настолько близко, что воротник у Свенсона был мокрый от пота) была кирпичная печь для обжига с металлической дверцей. У дверцы на коленях стоял доктор Лоренц, целеустремленный, как злобный гном, на нем опять были защитные очки и перчатки; небольшая группка помощников, оснащенных таким же образом, толпилась вокруг него. Напротив этой группки, занятой горняцкими работами, на деревянных скамьях сидели мужчины и женщины из поезда; вся эта сцена показалась Свенсону чем-то вроде урока на открытом воздухе. Лицом к ним стояла невысокая соблазнительная женщина в светлом платье, дававшая какие-то пояснения негромким голосом, — это могла быть только мисс Пул. На самой задней скамейке Свенсон, вздрогнув, увидел кузину Баскомба, парик теперь был у нее на месте, а ее бледное лицо имело неживой, кукольный вид.