Квартира 302

– С другими дела плохи. Фрэнк убит. И ещё, кажется, пятеро полицейских, которые вели расследование в доме.

– Фрэнк? Полицейские? – она широко раскрыла глаза; в глазах мелькнул испуг.

– Нет-нет, – поспешил заверить её Генри, – должно быть, он сделал это до того, как начать свой ритуал… чтобы никто не ходил в квартиру, когда у него удастся возродить мать. Знаешь, оттуда все уезжают, – добавил он чуть погодя.

Айлин потрясённо смотрела в окно, где полыхало лазурью небо:

– Фрэнк…

Наступило молчание. Генри смотрел на цветы, лежащие на её груди, потом спросил:

– Твою палату охраняет полицейский. Он ещё не заходил к тебе?

– Как же, заходил, – Айлин теребила тюльпаны кончиком мизинца. – Задавал вопросы. Что я видела перед тем, как на меня было совершено нападение, запомнила ли лицо… – она подняла глаза. – Я сказала, что ничего не помню. Что получила удар, как только начала открывать дверь, и ничего не разглядела. Скажи, Генри… я правильно сделала? Ведь теперь они так и так не смогут его поймать…

– Да, – ответил Генри. – Всё правильно. Наверняка он меня тоже основательно помучает. Думаю, как-нибудь выживу.

Он натянуто заулыбался, но Айлин не ответила тем же.

– Генри, когда этот полицейский задавал вопросы… я видела, что он разозлён. После такого случая поимка убийцы станет для них делом мести. Им станет всё равно, кого ловить…

Генри медленно кивнул. Он задумывался над своим положением в глазах полицейских, но в вчера сумраке серых туч это казалось делом далёким и неважным. А сегодня…

– Что собираешься делать? – спросила Айлин.

– Не знаю. Пока буду жить, как прежде. Другие уезжают, но мне всё равно сейчас податься некуда. А потом…

Слова почти воплотились в звук, и он готов был признаться ей, что подумывает об отъезде. Но не сказал, а быстро закрыл рот, как человек хватается за ручку ведра, боясь расплескать содержимое. Не хотелось огорчать Айлин и добавить к её тревогам ещё одну. Не сегодня.

– … потом видно будет, – закончил он после тягостной паузы. Айлин смотрела на него. В глазах были едва заметные штришки грусти.

– Мне, похоже, тоже придётся вернуться в свой дом, – сказала она. – Чем скорее, тем лучше. Здесь просто невыносимо. Я хочу на воздух.

На мгновение Генри охватила паника – вернуться, ей? В приют этих молчащих стен и вывески, алеющей за окном?.. Почему так? Как может Айлин снова оказаться в этом месте и продолжать там свою жизнь – в месте, которое стало причиной всех их бед, которое убило десятки людей? Она должна испытывать отвращение к квартире 303. Она должна…

Но почему тогда ничего подобного не чувствуешь ТЫ? Если уж на то пошло, тебе тоже досталось. Тебя должно воротить от одной мысли о том, чтобы перешагнуть порог квартиры.

Он попытался вызвать в памяти воспоминания о заляпанных кровью стенах; о тикающем шёпоте, который наполнял гостиную и вливался в уши: ни-ког-да! Он хотел разбудить в себе злость, ярость… страх, в конце концов. Но не получалось. Единственное чувство, которое вызывал образ квартиры – спокойствие и безмятежность, властвующие в её пределах, и сумрак, не режущий глаза.

Он понял, что то же самое чувствует и Айлин. Ей неуютно здесь, в белых стенах, под синими небесами. После пережитого ужаса она хочет толики умиротворённости и безопасности.

– Хорошо, – ответил Генри и сделал вдох. Благоухание цветов защекотало ноздри, глаза прослезились. Он сделал то, что должен был сделать в эту секунду, а может, многим раньше: склонился над девушкой и поцеловал её в губы, чувствуя их мягкость. За спиной скрипнула дверь: полицейский, а может, медсестра, заглянули убедиться, что в палате всё в порядке. Ни Генри, ни Айлин не обратили на это внимания; в конце концов, после пройдённого кошмара они имели полное право на это солнечное мгновение.

Пожалуй, подумал Генри, это можно назвать хэппи-эндом.

6

Полицейский был уже не один в коридоре. Человек в строгом сером костюме ждал Генри, прислонившись спиной к дверному косяку. Когда Таунсенд вышел из палаты, он выпрямился и подал ему руку:

– Рональд Деккер, сэр. Специальный агент ФБР. Вы – мистер Таунсенд, я правильно понимаю?

– Да, – хмуро сказал Генри, предчувствуя недоброе.

– Вы вчера спрашивали о состоянии мисс Гелвин около пяти вечера?

– Да.

– И вы занимаете квартиру 302 в апартаментах в Южном Эшфилде, которыми управлял мистер Сандерленд?

– Да.

Фэбээровец удовлетворённо хмыкнул:

– В таком случае мне нужно задать вам несколько вопросов относительно недавних событий, которые имели место в доме, где вы живёте. Простая формальность, мистер Таунсенд. Мы расспрашиваем всех жильцов.

А за всеми жильцами они прискакали бы в больницу, не дожидаясь их возвращения домой?

– Разумеется, – механически отозвался Генри.

– Тогда пройдёмте сюда…

Пока они шли, проталкиваясь через гущу людей (Деккер то и дело оглядывался на Генри, будто боялся, что тот сорвётся и убежит), Таунсенд размышлял о синих небесах за окном и о том, какими они иной раз могут быть жестокими.

Стоит ли сказать, что во время допроса эти думы ему не помогли нисколько.

7

Сегодня он вернулся раньше, чем вчера. Солнце даже не успело зайти. Полиции в подъезде не было; это его обрадовало. Он поднимался вверх, к себе, с трудом переставляя ноги. Всё время допроса он чувствовал себя так, словно его бьют острыми сапогами по лицу. Остаток сил выветрился под напором чётких и безжалостных вопросов Деккера.

Кем вы приходитесь мисс Гелвин? С какой целью вы нанесли ей визит?

Почему вы не ходите на работу уже около десяти дней?

Можете ли вы объяснить, где находились в течение последней недели? Или хотя бы вчера вечером?

Вы говорите, что находились дома. Как вы объясните, что только вчера вечером «узнали» о происшествиях в вашем доме, если это так?

Знаете ли вы о деле Уолтера Салливана?

Вопросы. Вопросы. Он лихорадочно соображал, что отвечать, но большинство ответов, сводящиеся к тому, что он «был болен и лежал в лихорадке», не удовлетворили пытливого фэбээровца. Это было видно невооружённым глазом. Отпустил он Генри с большой неохотой. Холодная прощальная улыбка обещала скорую встречу. Признаться, Генри вообще не надеялся, что его выпустят из душной приёмной госпиталя. Он смотрел на стены, отливающие побелкой, и вспоминал, как недавно видел это место в страшной разрухе. А Деккер продолжал бомбардировать его вопросами, загоняя в угол.

Он достал из кармана ключ и вставил в замочную скважину. Но, прежде чем повернуть, оглянулся через плечо на треклятые следы ладоней. Двадцать одно. Поблекли, но держатся.

А на противоположной стороне – белая табличка. 302. Квартира. Его.

Генри открыл дверь.

Здравствуй, осторожно обратился он к темноте внутри. Я пришёл.

Сначала ничего не происходило… гостиная, тени… потом Генри почувствовал это. Призрачное шевеление воздуха, растрепавшее волосы чьей-то тёплой ладонью. Тончайший знакомый запах проник в нос… она.

Двадцать Одно Таинство.

Вращающийся сердечник, заглатывающий трупы.

Ты здесь? – спросил Генри. – Скажи мне… ты здесь?

На этот раз ответ пришёл мгновенно, и голос был до боли знаком, с первых дней жизни, начиная с тёплого козьего молока, которым он начинал летние утра:

Я здесь. Заходи, мой мальчик.

У него задрожали губы. Он крепко сжал их, удивляясь: что это? Неужели я плачу? Этого не может быть, ведь я никогда не мог…

Однако же прозрачная капля выкатилась из глаза и проторила путь по щеке вниз. Когда она сорвалась, Генри поймал её на лету на кончике пальца и поднёс к языку, чтобы ощутить вкус. Солёный.

Как такое могло произойти?

Может, в книге Уолтера ритуал был описан неправильно, и для пробуждения матери требовалось меньше двадцати одной жертвы?..

Вряд ли.

Может, Фрэнк и убитые полицейские тоже были брошены маньяком в кровавое озеро? Нет… он бы не стал такого делать.