Квартира 302

– Что со мной было?

Сестра Оуэнс с сомнением посмотрела на неё:

– Думаю, лучше вам пока поспать, набраться сил. Потом…

– Нет-нет, расскажите сейчас. Что произошло?

Она пожала плечами:

– Ну, где-то в полночь у вас началось критическое состояние. Тут половина медперсонала собралась, знаете ли. Почти два часа безостановочно втыкали уколы, делали дефибрилляцию, Бог знает что… я хотела им сказать, что тут дело в чём-то другом, но разве они бы меня послушались?.. Слушайте, – сестра Оуэнс внимательно взглянула на неё, – я права?

– Да, – сказала Айлин. Хоть она только что проснулась, но веки снова отяжелели. Девушка закрыла глаза, чувствуя, как истома охватывает тело. Как давно я не спала…

– Потом внезапно всё восстановилось. И сердце пришло в норму, и судороги пропали… Чудеса, да и только. Но самое удивительное… – она выдержала паузу. – Ваши раны.

В темноте под веками запрыгали циферки, всё те же зелёненькие. 20121.

– Да? – Айлин ждала продолжения.

– Они начали затягиваться. На глазах. Все раны…

– Да, – снова сказала она. Вот почему так легко говорить. У неё была разбита верхняя губа, и приходилось всё время шепелявить. Теперь этого нет.

– Ладно, – сестра Оуэнс наклонилась, накрыла её тонким одеялом. – Отдыхайте, мисс Гелвин. Что бы ни случилось, оно позади.

Когда она уже собралась уходить, Айлин вновь открыла глаза. Имя пронзило голову беспокойством, разрушив нарождающееся умиротворение:

– Генри…

2

Первое, что он увидел, открыв воспалённые глаза – лопасти вентилятора, вращающиеся на потолке. Прохладный воздух спиралью спускался вниз, щекоча разгорячённое лицо. Человек шевельнулся на кровати и понял, что ещё жив – хотя бы потому, что всё тело ныло и ломало.

Жив. Это радовало.

Он сел на кровати, обхватил голову руками. Тошнота подкатывала к горлу, как морской прилив. Болела голова. Желудок скрутило так, что казалось – там, внутри, костёр из сухих поленьев.

Но все эти ужасы затмевала до отвращения чёткая картина сновидения. Человек поднял голову. Спальню накрыла многодневная пыль. Он спал много часов и много недель. За окнами плыли хмурые конницы туч, но у самого края неба, над горизонтом, прорезалась полоска яркой синевы.

Человек встал с кровати, и каждое шевеление отзывалось болью. Но боли в последнее время было так много, что он мог позволить себе роскошь не обращать на неё внимания. Встав, он оглядел себя. Ботинки были чисты, к носкам не прилипла пыль или кровь. Рубашка и брюки – мятые и плохо пахнущие, но вполне себе целехонькие. Он поднял руки, всматриваясь в ладони с тщательностью микробиолога. Ни капли крови. Никаких ран и ссадин.

И, хотя он всё понимал, в глубине разума всё же зашевелилось сомнение, а не было ли всё случившееся горячечным бредом. Человек отрывистыми шагами подошёл к окну. Внизу деревья сбрасывали листья, ими была устлана вся площадка. Синий фургон был припаркован у самого входа. Человек в бейсболке с эмблемой «Красных носков» сбрасывал в машину туго набитые сумки. Генри узнал его. Гарри Миллер, жилец квартиры 104 – рядом с управляющим. То ли клерк, то ли юрист. Похоже, он уезжал. Сматывался с этого места, как мог.

Неудивительно, учитывая аж три полицейские машины, дремлющие поодаль.

Генри вышел в коридор. Излом на стене пропал. Исчезли обвалившийся вентилятор и чёрные рты дыр. Обитель выглядела мирной, как все два года.

Мужчина прошёл в гостиную. Белая дверь с глазком. Как-то странно видеть дверь без цепей. Генри закрыл глаза. Так что же – в чём объяснение всего, что произошло?.. Что-то ведь было. Но квартира, она нагло отрицает. Что было на самом деле, а чего нет?..

Он не знал. Что он мог утверждать – только то, что видел. Перед тем, как провалиться в беспамятство и проснуться на своей кровати…

Он видел – хотя лежал лицом вниз, приложившись щеками о пол, и физически не мог ничего видеть, – так вот, он видел, как существо извивалось и орало, и изо рта вместе с дымом начали выглядывать оранжевые сполохи пламени. Глаза монстра налились кровью. Копья, казалось, зажили собственной жизнью и теперь не просто висели на теле, но и вгрызались глубже, поддакивая друг друга. Копья шептались – голосами тех, кого они обозначали: Пустоты, Темноты, Мрака, Отчаяния, Искушения, Истока, Бдительности и Хаоса. Генри различил только голос Синтии и заикающийся выговор Джаспера.

Он видел, как Уолтер протягивает руки и бредёт на центр арены, к выдуманной им самим машине смерти. Он видел, как кричала Айлин, когда сознание вернулось к ней. Одновременно он видел, как один за другим рушатся миры, через которые они прошли – как ураган сметает деревья в «мире леса», как цилиндрическая тюремная башня качается и рушится на кипящие воды озера, как стены подземки смыкаются, погружая всё во тьму. Он слышал крики жертв, громкие, как никогда; но ему показалось, что это крики благодарности. Он видел, как синее пламя прорвало грудь «истинного тела» и оно безвольно повисло на цепях; как вся арена затряслась, словно во время десятибалльного землетрясения. Всё ломалось. Последнее, что увидел Генри, прежде чем темнота спасла его от этого безумного калейдоскопа – Уолтер падает в озеро крови, исчезает в волнах, и сердечник торжественно окрашивается тёмно-багровым цветом. И на этом всё кончилось, улетело вдаль.

Генри подошёл к двери, открыл и вышел в коридор. Лампы горели тускло. Стояла необычная тишина – ни отзвука приглушённых разговоров через стены, ни музыки в квартирах. Что ж, по крайней мере, поблизости не видно никаких мясных наростов.

Впрочем…

Ладошки остались. Они обозначились чётче – круглые отпечатки с растущими от них ветвями-пальчиками, усеивающие стену напротив. Больше, как никогда – двадцать одна штука. Последний след казался чуть ли не влажным. Не желая ломать голову над тайным смыслом рисунков, Генри побрёл по коридору.

Айлин.

В левой ноге то и дело сводило мускулы, и он прихрамывал. Он прошёл через ряд безмолвных дверей с белыми номерками и вышел на лестничную площадку. Внизу, в холле, копошились люди. Тихо – без шума и разговоров, деловитая суета. Полицейский в полном облачении дежурил у двери, наблюдая за входящими и выходящими.

Генри спустился вниз. Коп встретил его подозрительным взглядом. Постояв пару минут в холле (без мёртвых собак и альбомов под почтовыми ящиками), он осмелился спросить у него:

– Что случилось?

– Как вас зовут? – осведомился коп вместо ответа.

– Генри Таунсенд, – сказал он. Эта похоронная тишина убивала. – Триста вторая квартира. Что здесь произошло? Почему люди уезжают?

– Вы не в курсе? – коп был удивлён. Он прищурился, запоминая черты лица собеседника.

Генри молча смотрел на него.

– Управляющий дома убит, – наконец ответил коп нехотя. – Несколько сотрудников полиции, которые вели здесь расследование, тоже найдены мёртвыми. Раз уж вы здесь живёте, мистер Таунсенд, вам придётся дать подписку о невыезде, как и всем остальным жильцам.

На Генри вдруг навалилась усталость. Ему нужно было на свежий воздух.

– Разумеется, – вяло сказал он и направился на улицу. В дверях возникла широкая фигура Миллера, ему пришлось пропустить его. Человек в бейсболке бросил на него раздражённый взгляд. Подождав, пока он пройдёт, Генри вышел на улицу. Дверь закрылась с затяжным скрипом.

Он обошёл фургон, приткнувшийся ко входу. Жена Миллера читала книгу в мягком переплёте на переднем сиденье. Услышав шаги Генри, она подняла голову и посмотрела на него без особого интереса.

– Переезжаете? – спросил Генри, чтобы не молчать. Он находился на улице всего десяток секунд, но ветер уже заставил его продрогнуть.

– Странный вопрос, – фыркнула миссис Миллер. – Уезжают все.

– Куда?

– Мы – на Западный Эшфилд. Что касается других, не знаю. Если бы не подписка о невыезде, ноги бы нашей в этом треклятом городишке больше не было.

– А почему? – глупый вопрос вырвался прежде, чем Генри успел его остановить. Она смерила его презрительным взглядом и демонстративно уставилась на страницу. Поняв, что ответа не будет, Генри пошёл в сторону улицы. Огни отеля «Южный Эшфилд» днём не горели, но он мог видеть громадные буквы из неоновой трубки, возвышающиеся над строением. Чёрные буквы на сером небе. Остановившись на тротуаре, Генри смотрел на них, пока в глазах не начало рябить. В голове звенела пустота. Наконец, он с усилием напомнил себе, что нужно идти. И пошёл – спотыкаясь и вскидывая голову каждый раз, когда рядом проносились ревущие автомобили, – туда, где, если не изменяет ему память, находился госпиталь Святого Джерома.