Война в небесах

— Как? Дорогой архидиакон… — завопила миссис Мейджер.

— Как? Мистер Давенант… — вторила ей мисс Виллоуби, на правах старожила позволив себе обратиться к священнику по фамилии. Обе закончили вместе:

— Кто же мог это сделать?

— Странное дело, правда? — мягко произнес архидиакон.

— Это же святотатство! — вскричала миссис Мейджер.

— Бродяга какой-нибудь? — предположила мисс Виллоуби.

— Таулау, вот кто нам нужен, — твердо сказал пономарь. — Хорошо ищет всякие потерянные вещи. Он, правда, веслианский методист, вряд ли ему хочется искать этих проклятых убийц. Я, пожалуй, схожу за ним, сэр?

— А у меня брат гостит! — воскликнула миссис Мейджер. — Как удачно! Он моряк, привык там у себя ко всяким преступлениям. Даже один раз в трибунале заседал…

Жизненный опыт удержал мисс Виллоуби от каких бы то ни было предложений. Она внимательно наблюдала за ар, хидиаконом и заметила, как прохладно он встретил энтузиазм пономаря и миссис Мейджер. Поэтому она ограничилась ни к чему не обязывающим «хм, хм!» Она знала, что даже у самых симпатичных священников бывают свои причуды.

— Не будем беспокоить Таулау, — сказал архидиакон. — Да и вашего брата тоже, миссис Мейджер. Конечно, если он захочет взглянуть на взломанные двери — пожалуйста, но арестовывать пока некого. Да и для нынешнего суда святотатство — не очень-то подходящее обвинение, а священник — плохой обвинитель.

— Но… — начали было пономарь и миссис Мейджер.

— У нас ведь есть неотложное дело, — продолжал архидиакон. — Сейчас время утренней службы, не так ли?

Джессамин, — обратился он к пономарю, — вы не могли вы привести в порядок алтарь? Хотя бы расставить подсвечники и слегка почистить. А вы, миссис Мейджер, не поправите ли занавесь? Мисс Виллоуби, если вам не трудно, приберите здесь немного. Вот так, спасибо вам, спасибо. К счастью, у меня дома есть другой потир, сейчас принесу. И вот еще что, — помедлив, серьезно сказал он, — ящики для пожертвований пусты. Я думаю, самое время внести свою лепту.

Он опустил в каждый ящик по несколько монет, и дамы, не слишком охотно, но все же последовали его примеру.

По дороге к дому архидиакон разрешил себе обдумать происшествие. Вряд ли бродяга станет взламывать дверь маленькой приходской церкви. Для этого нужны инструменты, значит, кто-то всерьез готовился к взлому. Но серьезного грабителя едва ли могла привлечь мелочь в ящиках для пожертвований. Выходит, ему нужен был золотой потир? Что ж, вполне возможно… или охотились за другим потиром, тем самым, чью историю архидиакон случайно узнал в кабинете Морнингтона? В конце концов, автор книги — как же его фамилия? — мог обсуждать свои гипотезы с каким-нибудь коллекционером, с миллионером или даже с оголтелым материалистом. Пожалуй, мог… Но трудно предположить, чтобы кто-то из них отважился на грабеж. Взгляд его упал на садовую скамью, где он только вчера сидел и беседовал со странным посетителем. Не сумели купить и теперь решились…

Персиммонс… Стивен Персиммонс, издатель… «Христианство и Лига Наций»… бедная миссионерская церковь… святотатство… фаллические символы… Над этим стоило подумать.

На пороге маленькой комнаты, где он накануне разглядывал Чашу, его остановил высокий, чистый и радостный звук.

Какая-то нездешняя нота прозвучала на миг и тут же исчезла, если вообще была. Архидиакон благоговейно преклонил колени перед старым потиром и бережно поднял его.

Он нес его по дорожке к церкви так же, как прежде носил за литургией другие чаши, и снова становился опорой для предмета у него в руках, он был един с Чашей, он превращался в луч, в один из лучей, бьющих из этого центра, в луч, опираясь на который, священный сосуд плывет среди смертных. Правда, ощущая себя лишь средством, он не упускал из вида другие, частные составляющие сложного чувства — ритуальное движение, радость служения, спокойную ясность и незыблемость канона… «Но это — не Ты», — сказал он вслух, подходя к калитке. Часы в гостиной пробили семь; он услышал, как прошла наверх экономка, а на дороге, уже за калиткой, несколько местных жителей спешили на работу. Вдруг архидиакон заметил еще одного человека. Как и вчерашний гость, он заглядывал в сад, перегнувшись через изгородь, со старым издателем они были даже чем-то похожи, может быть — высоким ростом, но этот был еще и с бородой. Посетитель толкнул калитку и вошел в сад. От неожиданности архидиакон остановился.

— Прошу прощения, — промолвил ранний визитер, — не эта ли дорога ведет в Фардль?

— Она самая, — ответил архидиакон, — забирайте все время чуть вправо и не ошибетесь.

— Спасибо, — сказал пришелец, — а то я всю ночь шел.

Ни еды, ни денег… — Он остановился в нескольких ярдах от священника. — Вы меня извините, но я вас увидел, вот и решил…

— Хотите перекусить? — спросил архидиакон.

— А то как же! — ответил незнакомец, с любопытством разглядывая и его, и Чашу. — Вам-то поди не доводилось сутки голодать — ни тебе глоточка, ни тебе кусочка. — Он сделал еще один шаг вперед.

— Зайдите на кухню, вам дадут поесть, — твердо прервал его архидиакон. — Я спешу в церковь. Если хотите поговорить со мной, дождитесь конца службы. — Он повернулся и направился по тропинке к церкви.

Когда служба кончилась, архидиакон вернулся домой и пристроил потир в дальнем углу буфета. Дождавшись кофе, он спросил экономку, не заходил ли давешний прохожий. — — Как же, заходил, сэр, — отвечала она. — Дала я ему поесть, дала, да не больно много он съел, а через десять минут и был таков. Знаю я этот народ. Деньги ему подавай, а не завтрак. Я ему намекнула, что вы ему работу приискать можете, да куда там! Нужна ему эта работа! Он и вас дожидаться не захотел. Вот помяните мое слово — деньги ему нужны.

В ее словах был резон, но нелепых сомнений архидиакона они не развеяли. Он хорошо помнил, что во время короткого разговора в саду внимание незнакомца было всецело поглощено Чашей, и только ей. Он явно видел ее впервые и словно хотел запомнить на всю жизнь.

До отхода поезда оставался час. Впрочем, Шотландия может подождать. Надо было встретить другого священника, сдать церковь и повидать Рашфорта — уже не ради Персиммонса, а по своим делам. А самое главное, надо было решить, наконец, что делать со старым поцарапанным потиром, притаившимся в дальнем углу буфета, стоявшего в столовой обычного сельского дома в скромном английском приходе.

Сперва ему пришло в голову, что потир можно отдать в банк; потом — что его надо отвезти епископу. Но до ближайшего банка было миль пять, а до епископа и все тридцать.

К тому же Фардль находился в ведении молодого, энергичного епископа, который не любил сидеть на месте, а ловить его по вокзалам и общественным собраниям архидиакону совсем не хотелось. Да и как объяснишь епископу такое щекотливое дело? Нельзя же просто войти, поставить потир на стол и заявить: «Вот Святой Грааль. Это он, потому что я читал одну рукопись, а мой сосед хотел купить его для миссионерской церкви и говорил, что детей надо учить, чтобы они не творили зла, а храм у меня обокрали, и еще какой-то прохожий спросил дорогу в Фардль». Поверит ли этому молодой, энергичный епископ современных взглядов? Архидиакону он нравился, но не было ни малейших оснований подозревать его в терпении или в легковерии.

Значит, сначала — банк, а потом Рашфорт. Ну а потом, денек-другой спустя, дойдет черед и до епископа. Нет, сначала телеграмма в Шотландию. Впрочем, ее можно отправить со станции.

Архидиакон разыскал портфель — ему и раньше приходилось возить в нем церковную утварь; уложил в него Грааль — если то был Грааль; предупредил экономку, что вернется во второй половине дня, и в самом начале десятого надевал в передней шляпу. Тут в дверь постучали. Экономка открыла. На пороге стоял бродяга, интересовавшийся утром дорогой в Фардль.

— Извините, мэм, — хрипловато произнес он, — хозяин ваш дома? А-а, вот он! Понимаете, сэр, я не хотел надоедать вам за завтраком, погулял тут немного. Вы вроде как обещали помочь мне с работой… Я, значит, работу ищу.