Меррик

– По официальной версии, ты умер здесь, в Штатах, в Майами-Бич. Останки отправили в Англию еще до того, как мне сообщили по телефону, что тебя больше нет. Знаешь, что я сделала, Дэвид? Я заставила служащих похоронного бюро задержать гроб до моего приезда в Лондон. Когда я наконец добралась, он был уже запечатан, но я заставила их снять крышку. Да, заставила: вопила и ругалась, пока они не сдались. Затем я выслала всех из зала и осталась наедине с тем телом, Дэвид, с тем напудренным и прихорошенным покойником, уложенным в атлас. Я пробыла рядом с гробом, наверное, целый час, пока они не начали стучать в дверь, и лишь тогда разрешила им продолжить свое дело.

На лице Меррик не было гнева – оно выражало скорее легкое удивление.

– Я не мог позволить Эрону сообщить тебе правду, – оправдывался я, – ни в тот момент, ни тогда, когда не знал, выживу ли в новом теле, ни в то время, когда не понимал, какая участь уготована мне в будущем. Пойми, я не мог так поступить. А потом... Потом было уже поздно.

Она чуть подняла брови и с сомнением покачала головой, после чего сделала еще глоток рома.

– Понятно...

– Слава Богу! – откликнулся я и с уверенностью добавил: – Со временем Эрон рассказал бы тебе об обмене телами. Обязательно. Легенда о моей смерти предназначалась для кого угодно, только не для тебя.

Меррик хотела было что-то сказать, но передумала и лишь кивнула в ответ.

– Мне кажется, привести в порядок архив Эрона должна именно ты, – продолжил я. – Разобрать его при участии только старшин ордена, не посвящая в это никого другого. Забудь на время о существовании Верховного главы.

– Перестань, Дэвид, – ответила она. – Знаешь, спорить с тобой теперь, когда ты выглядишь так молодо, гораздо проще.

– Ты никогда не упускала случая поспорить со мной, Меррик, – ответил я. – Ты не думаешь, что Эрон обязательно бы сдал в архив свои записи, будь он жив?

– Может быть, – сказала она, – а может быть, и нет. Возможно, Эрон предпочел бы предоставить тебе свободу, оградить от ненужного внимания. Возможно, ему хотелось, чтобы тебя оставили в покое и не вмешивались в твою жизнь, как бы в дальнейшем она ни сложилась.

Я не совсем понял, о чем она говорит. Таламаска всегда отличалась сдержанностью, пассивностью и категорическим нежеланием оказывать какое-либо влияние на судьбы людей. Поэтому ее слова остались для меня загадкой.

Меррик пожала плечами, сделала очередной глоток рома и принялась перекатывать край стакана по нижней губе.

– А может быть, все это не имеет значения, – сказала она. – Я знаю лишь, что сам Эрон не сдал свои записи в архив. Вечером того дня, когда Эрона убили, я отправилась к нему домой на Эспланейд-авеню. Ты знаешь, что он был женат на Беатрис Мэйфейр, принадлежащей к белой ветви этого семейного клана, – не ведьме, между прочим, а жизнерадостной и щедрой женщине. Она до сих пор жива. Беатрис предложила мне забрать бумаги, помеченные грифом «Таламаска». Она понятия не имела о том, что в них содержится. Оказывается, Эрон однажды попросил Беатрис в случае непредвиденных обстоятельств связаться со мной, что она и сделала, выполняя данное ему обещание. Впрочем, она все равно не сумела бы прочитать документы, поскольку все они, как исстари принято в Таламаске, написаны на латыни.

Так или иначе, в моем распоряжении оказались несколько папок, на каждой из которых рукой Эрона были написаны мое имя и номер телефона. Одна папка была полностью посвящена тебе, хотя во всех документах фигурировало не имя, а всего лишь заглавная буква «Д». Эти бумаги я перевела на английский. Их никто никогда не видел. Никто, – подчеркнула она. – Но я знаю их почти слово в слово.

Я вдруг осознал, как приятно мне слушать рассуждения Меррик о тайнах Таламаски – ведь когда-то они были частью и моей жизни, нашим общим, – и на душе стало тепло, словно рядом вновь ощущалось присутствие Эрона.

– Мне кажется, тебе следует знать об этом, – глотнув еще рома, продолжала Меррик. – Мы ведь раньше никогда ничего друг от друга не скрывали. Я, по крайней мере, была в этом уверена. Просто в последнее время мне приходилось много времени проводить в разъездах по всему миру. Ты же знаешь, что основной областью моих исследований является магия.

– Что именно Эрон знал? – Я был раздавлен и чувствовал, как по щекам текут слезы, но хотел выслушать все до конца. – С тех пор как я стал вампиром, мы с Эроном не встречались. Я все никак не мог решиться на встречу с ним. Догадываешься почему?

Голос мой звучал ровно и глухо, но на сердце было тяжело, и в душе царило смятение. Моя скорбь по Эрону никогда не пройдет, я пронесу ее в себе сквозь годы, тщательно скрывая от своих вечных спутников-вампиров – Луи и Лестата.

– Нет, – покачала головой Меррик. – Нет, не догадываюсь. Но могу сказать...

Она на миг умолкла, словно ожидая, что я остановлю ее. Но я этого не сделал, и Меррик продолжила:

– Могу тебе сказать, что он был огорчен, разочарован, но до самого конца оставался великодушным.

Я низко опустил голову и прижал холодную ладонь ко лбу.

– Эрон говорил, что каждый день молится, чтобы ты пришел к нему, – медленно пояснила Меррик. – Он очень хотел в последний раз поговорить с тобой, вспомнить все то, что вам довелось пережить, и понять, что же в конце концов произошло, из-за чего вы расстались.

Я поморщился, хотя в полной мере заслужил упреки, причем гораздо более суровые. Как непорядочно было с моей стороны не связаться с Эроном! Даже Джесс после своего исчезновения из Таламаски написала мне!

Если Меррик и сумела прочесть какие-то мои мысли, то не подала виду.

– Разумеется, – после небольшой паузы заговорила она, – Эрон подробно рассказал о, как он выразился, «фаустовском обмене телами», в деталях обрисовал твое новое молодое тело и часто упоминал о каком-то исследовании, проведенном вами, дабы удостовериться, что душа, пребывавшая в том теле, покинула его навсегда. Вы ведь с Эроном экспериментировали, пытаясь связаться с праведной душой, даже рискуя собственной жизнью?

Я лишь кивнул, не в силах говорить, сломленный отчаянием и стыдом, и Меррик продолжила:

– Что касается подлого Похитителя Тел, Раглана Джеймса, который и затеял все это противоестественное действо, то Эрон не сомневался, что душа этого маленького дьявола растворилась в вечности, вне пределов досягаемости.

– Это правда, – подтвердил я. – Уверен, досье на него закрыто, хотя, возможно, так и осталось незавершенным.

Меррик помрачнела, не в силах справиться с эмоциями, однако уже через секунду сумела-таки взять себя в руки.

– Что еще написал Эрон? – спросил я.

– Он упомянул, что Таламаска неофициально помогла «новому» Дэвиду вернуть значительные капиталовложения и собственность, принадлежавшие Дэвиду «старому». Кроме того, он не считал нужным оставлять какие-либо документальные свидетельства относительно обретения Дэвидом «второй молодости», а тем более передавать отчеты об этом происшествии в архивы Лондона или Рима и до самого конца отстаивал свою точку зрения.

– Почему он не хотел, чтобы обмен телами стал предметом изучения? – спросил я. – Мы ведь сделали тогда все, что было в наших силах.

– Эрон считал, что сама возможность обмена телами представляет слишком большую опасность, но при этом многим может показаться весьма привлекательной. Он боялся, что материалы угодят не в те руки.

– Разумеется, – согласился я, – хотя в те дни мы никогда не терзались сомнениями.

– Досье действительно осталось незавершенным, – пояснила Меррик. – Эрон был уверен, что обязательно тебя увидит. Временами ему казалось, будто он чувствует твое присутствие в Новом Орлеане, и тогда он принимался бродить по улицам и искать тебя в толпе.

– Да простит меня Бог...

Прошептав последние слова, я отвернулся от Меррик, склонил голову и прикрыл глаза рукой. Мой старый друг, мой любимый старый друг! Как мог я так хладнокровно покинуть его? Почему наш стыд за содеянное часто оборачивается жестокостью по отношению к невинным? Почему так происходит?