Пришествие белого червя

Кларк Эштон Смит

ПРИШЕСТВИЕ БЕЛОГО ЧЕРВЯ

Маг Эваг, живший рядом с северным морем, заметил, что в середине лета происходит слишком много странных и несвоевременных чудес. Солнце в небе над My Таланом, ясном и бледном, как лед, почти не грело. По вечерам в зените над землей сверкало северное сияние, словно гобелен под потолком высокого зала богов. В этот год цветы маков были тусклыми, а анемоны в скрытых скалами долинах за домом Эвага почти совсем не выросли. Фрукты в его огороженном саду не дозревали, оставаясь бледными, с зеленой сердцевиной. Каждый день маг наблюдал, как птицы стаями летят с северных островов за My Таланом, а по ночам слышал их крики. Птицы летели на юг в совершенно неподходящий для перелета сезон.

Эвага крайне обеспокоили эти перемены, потому что даже его магия оказалась бессильной полностью объяснить их происхождение. Грубые рыбаки, жившие на берегу у подножия скалы, на которой стоял его дом, тоже не на шутку испугались. Изо дня в день летом они уплывали на своих рыбачьих лодках, сплетенных из ивовых прутьев и обтянутых лосиными шкурами, в море, забрасывали сети, но сети по большей части приносили только дохлую замерзшую рыбу, погибшую от слишком сильного холода. И это в то время, когда лето в самом разгаре! После этого лишь немногие могли питаться дарами моря.

На севере, среди арктических островов обычно плавали суда из Сернгота. Этим летом ветер и течение прибили к берегу галеру. Ее весла безжизненно повисли вдоль бортов, а руль бесцельно вращался. Прилив вынес ее на сушу и оставил на песке, среди рыбачьих лодок, у подножия той самой скалы, где возвышался дом Эвага. Рыбаки столпились перед галерой, рассматривая застывших за веслами гребцов. Лица и руки всех моряков были белыми, как у прокаженных, а зрачки широко открытых глаз странно побелели, сливаясь с белками глаз, бледных от ужаса, словно лед глубоких озер, в одно мгновение промерзших до дна.

Рыбакам очень не хотелось прикасаться к мертвым морякам. Они ворчали, решив, что на море обрушился злой рок, и все и вся, связанное с морем — проклято. Но Эваг, считая, что под лучами солнца тела мертвецов покраснеют и станут источником чумы, приказал рыбакам обложить галеру прибитыми к берегу бревнами и досками, и когда забор поднялся выше борта, скрыв из вида мертвых гребцов, он собственноручно поджег его.

Огонь взвился высоко в небо. От погребального костра повалил черный дым, словно штормовая туча, клубящаяся от ветра. Когда костер потух, тела гребцов по-прежнему сидели среди россыпи догорающих углей, а их руки все так же тянулись вперед, будто держась за весла, их пальцы не разжимались, но весла выпали из рук, превратившись в головни и пепел. Капитан галеры все еще навытяжку стоял на своем месте, а обгоревший штурвал лежал у его ног. Даже одежда на телах моряков сгорела, и теперь они казались мраморными статуями, возвышавшимися над деревянными углями. Огонь не оставил на их телах ни единого черного пятна.

Уверенные, что это плохое предзнаменование, рыбаки поразилась увиденному и быстро разбежались, попрятавшись за скалами. Однако маг Эваг подождал, пока головни остынут.

Угли быстро потемнели, но дым и в полдень, и после полудня все еще поднимался над ними. День уже клонился к вечеру, а они так и не остыли, не давая возможности магу пройти по ним. На закате Эваг принес несколько ведер морской воды и вылил их на золу и угли, чтобы подобраться к телам. После того, как дым и шипение утихли, он приблизился к матросам, но почувствовал такой сильный холод, что у него заболели руки и уши. Ледяной мороз внезапно проник под его меховую куртку. Подойдя вплотную к мертвецам, он прикоснулся к одному из них кончиком указательного пальца, и, несмотря на то, что маг в то же мгновение отдернул руку, его обожгло, словно огнем.

Эваг очень удивился. Он никогда еще не встречался с подобным колдовством, и в своих занятиях магией ему не попадалось ничего, что могло бы объяснить этот процесс.

Колдун вернулся домой поздно вечером и зажег у каждого окна и перед дверью камедь, которую не переносили северные демоны. После чего маг с особым вниманием прочитал рукописи Пнома, где приводились различные сильные заклинания против белых духов севера. Именно эти духи, как показалось Эвагу, наложили проклятие на команду галеры, и колдун никак не мог понять, что же они предпримут дальше.

Ближе к полуночи, несмотря на то, что в камине потрескивали сосновые и терпентинные поленья, смертельный холод начал заполнять воздух. Пальцы Эвага, переворачивавшие пергаментные листы, занемели, и он едва мог пошевелить ими. А холод постоянно усиливался, замедляя и леденя кровь. Маг чувствовал, что в лицо ему дохнул ледяной воздух. При этом тяжелые двери и надежно застекленные окна были плотно закрыты, а огонь в камине горел настолько ярко, что подбрасывать дрова в него не было нужды.

Веки глаз, закостенев, перестали двигаться. Полуприкрытыми глазами Эваг различил, что в комнате стало светлее от странного свечения, лившегося через окна, выходящие на север. Проникавший в комнату бледный луч падал прямо туда, где сидел маг. У него аж резь появилась в глазах от холодного излучения, и мороз все крепчал вместе с усиливавшейся яркостью луча. Казалось, от этого странного света и исходит ледяной ветер. Воздух превратился в редкий химический элемент, непригодный для дыхания, как, например, эфир. Напрасно пытался Эваг вытянуть из оцепенелой памяти заклинания Пнома. Из его тела тонким ветерком выдуло жизнь, и он упал в обморок, близкий к смерти. Ему слышались различные голоса, произносившие незнакомые заклинания, пока холодный свет и ледяной воздух волнами накатывал и отступал словно морской прибой. Временами у колдуна создавалось впечатление, что его глаза и тело закалялись, готовясь вытерпеть мороз. Вот он вздохнул еще раз, и его кровь вновь побежала по жилам, он вышел из транса и поднялся, будто очнувшийся от смерти.

Через окна на него мощным потоком лился странный свет. Но маг чувствовал лишь прохладу, естественную для ночи позднего лета. Его тело оттаяло. Выглянув из окна, Эваг стал свидетелем странного чуда: над гаванью возвышался айсберг, такой огромный, какого еще ни разу не встречало ни одно ушедшее к северу судно. Ледяная глыба полностью заполнила широкую гавань, от берега до берега, уходя вертикально ввысь, испещренная трещинами, с нагроможденными тут и там выступами. Ее острые вершины, напоминавшие башни, стремились к зениту. Айсберг был крупнее и круче, чем гора Ярак, возвышавшаяся на северном полюсе. Именно он излучал морозный свет, более белый и яркий, чем свет полной луны.

На берегу по-прежнему лежали обгорелые остатки галеры и посреди них — тела, не сгоревшие в огне. Но теперь к ним добавились тела рыбаков, застывших в неподвижных позах на песке вдоль скал. Они стояли, словно живые, будто пришли посмотреть на огромный айсберг и попали под чары магического сна. Весь берег вдоль бухты и сад Эвага наполнились мертвенно-бледным великолепием. Все живое сковал мороз.

Невероятно удивившись, Эваг собрался уже выйти из дома, но не успел он сделать и трех шагов, как снова полностью оцепенел, и тут же, избежав смертельной ловушки, погрузился в глубокий сон.

Когда он проснулся, солнце уже встало. Выглянув, он увидел новое чудо: его сад, скалы и морской песок внизу исчезли. Вместо них вокруг дома оказалась ровная ледяная равнина с высокими ледяными пиками. За краем льда он увидел море, простиравшееся внизу, вдали от его дома, а за морем различил очертания низкого туманного берега.

Теперь Эвага охватил ужас. Он понял, что виной всему колдовство, намного превосходящее по своей силе возможности людей-волшебников. Было совершенно ясно, что его прочный гранитный дом уже больше не стоит на берегу My Талана, а переместился на один из утесов громадного айсберга, внезапно появившегося в ночи. Дрожа всем телом, колдун преклонил колени и начал молиться Древним, которые таились в подземных пещерах, в морских пучинах или во внеземном пространстве. Как только маг начал молиться, он услышал громкий стук в дверь.