Застава

Варшава, Польша.

Понедельник, 28 апреля 1941 года.

Время: 08.15

Полтора года назад на двери было другое имя, польское. Рядом с ним — должность сотрудника и название одного из польских министерств. Но Польша больше не принадлежала полякам, и табличка была грубо замазана густой черной краской. Эрик Кэмпфер на секунду остановился перед дверью, пытаясь припомнить, что здесь было написано раньше. Не потому, что это как-то касалось его, а просто для тренировки памяти. Но вспомнить ему так и не удалось. Теперь же здесь висела другая, тщательно вырезанная из красного дерева табличка, из-за которой по углам проглядывала та самая черная краска. Надпись на табличке гласила:

ГРУППЕНФЮРЕР СС В. ХОССБАХ, РСХА.

Отделение рас и перемещения населения Варшавский округ

Кэмпфер собрался с мыслями. Что было нужно от него Хоссбаху? Зачем он вызвал его так рано? Кэмпфер нахмурился, начиная сердиться на себя за то, что его занимают такие мысли, однако и любой другой офицер СС, даже с такой удивительной карьерой, как у него, испытал бы дурное предчувствие, если бы его вдруг так вот «незамедлительно» вызвали с утра пораньше к начальству.

Кэмпфер глубоко вздохнул, принял спокойный вид и решительно открыл дверь. Капрал, выполняющий роль секретаря генерала Хоссбаха, встал и вежливо поприветствовал его. Это был новый здесь человек, и по его реакции Кэмпфер понял, что солдат еще не знает его, что, впрочем, легко было объяснить: весь прошлый год Кэмпфер проработал помощником коменданта в Аусшвице.

— Штурмбанфюрер Кэмпфер, — представился он, считая, что этого будет вполне достаточно.

Секретарь повернулся, вошел в кабинет Хоссбаха и тут же вышел обратно.

— Группенфюрер готов принять вас, герр майор.

Кэмпфер прошел мимо капрала в открытую дверь и застал генерала сидящим на письменном столе.

— А, Эрик! Доброе утро! — с непривычным радушием улыбнулся Хоссбах. — Хотите кофе?

— Нет, спасибо. — Вплоть до этой минуты Кэмпфер очень хотел выпить кофе, но слащавая улыбка шефа тут же заставила его насторожиться. Сейчас стоило держать ухо востро.

— Ну, хорошо. Тогда раздевайтесь и устраивайтесь поудобней.

Уже кончался апрель, но погода в Варшаве стояла на редкость холодная, поэтому на Кэмпфере была зимняя форма СС. Он аккуратно снял свою сшитую на заказ шинель, щегольскую парадную фуражку с лихо загнутым полем и настолько бережно повесил их на вешалку, что Хоссбах невольно вынужден был сделать паузу и, наблюдая за Кэмпфером, еще раз обратить внимание на различия в их фигурах. Генерал был полным лысеющим мужчиной, уже за пятьдесят. Кэмпфер же выглядел лет на десять моложе его, был идеально сложен и, несмотря на свой возраст, сумел сохранить прекрасную густую светлую шевелюру. Карьера Эрика Кэмпфера в последние годы была сплошным взлетом.

— Кстати, поздравляю вас с повышением и очередным назначением. Служба в Плоешти — просто лакомый кусочек, — не без доли ехидства улыбнулся Хоссбах.

— Да, спасибо. — Кэмпферу удалось сохранить безразличный тон. — Хотя, конечно, мне будет непросто оправдать такое доверие Берлина.

— Уверен, вы справитесь.

Кэмпфер знал, что все комплименты Хоссбаха настолько же лживы, как и его обещания по поводу переселения польских евреев. А кроме того, генерал и сам хотел бы попасть в Плоешти: редкий офицер СС не мечтал об этом. Ведь шансы для быстрого продвижения по службе у коменданта крупнейшего в Румынии лагеря были весьма значительными. Но в бесконечной погоне за чинами и званиями, хитроумные правила которой вызрели в недрах бюрократической империи Генриха Гиммлера, один глаз всегда должен следить за уязвимой спиной переднего соперника, а другой — за тем, кто пока позади тебя, поэтому ни о каких искренних поздравлениях в данном случае не могло быть и речи.

В напряженной тишине, последовавшей за репликой генерала, Кэмпфер начал бесцельно оглядывать стены и едва сдержал ядовитую ухмылку, заметив на выцветших обоях контрастные квадраты и прямоугольники там, где раньше висели грамоты и дипломы предыдущего хозяина кабинета. Хоссбах не стал украшать стены. Это было характерно для него — создавать впечатление, что он настолько углублен в дела службы, что ему недосуг обращать внимание на такие пустяки, как отделка стен. Кэмпферу же не надо было специально показывать свое рвение и преданность СС. Каждая минута его жизни была посвящена продвижению в этой организации.

Он сделал вид, что изучает висящую на стене большую карту Польши, сплошь утыканную цветными треугольными флажками, отмечающими сосредоточения нежелательных элементов. Год для отделения Хоссбаха выдался действительно беспокойный, да еще через поднадзорную ему территорию начали перемещать польских евреев в «центр переселения» возле станции Аусшвиц. На секунду Кэмпфер представил себе свой будущий кабинет в Плоешти, с картой Румынии на стене, усеянной такими же яркими метками. Плоешти... Вполне естественно, что Хоссбах пытается вести себя нарочито весело, ведь на душе у него совсем другое... Где-то что-то произошло, и теперь Хоссбах не упустит случая напоследок утереть Кэмпферу нос и показать всю свою власть над ним.

— Могу я чем-нибудь быть полезен? — наконец нарушил молчание Кэмпфер.

— По сути дела — уже не мне, а вышестоящему командованию, — задумчиво ответил Хоссбах. — В Румынии возникла небольшая проблема: так сказать, маленькое неудобство

— Да?

— Да. В отдельном подразделении регулярной армии, несущем службу на заставе в Трансильванских Альпах севернее Плоешти, появились потери. Вероятно, в результате действий местных партизан. И тамошний командир хочет передислоцироваться.

— Но ведь это чисто армейские дела. — Кэмпферу начинал не нравиться такой поворот событий. — И они не имеют к СС ни малейшего отношения.

— Боюсь, что имеют. — Хоссбах подошел к столу и взял небольшой лист бумаги. — По приказу Ставки дело передано под контроль обергруппенфюрера СС Гейдриха. Поэтому вполне логично будет передать этот документ вам.

— А почему именно мне?