Чудовище Франкенштейна

Сьюзан Хейбур О’Киф

Чудовище Франкенштейна

Пролог

13 октября 1828 года

У Северного полюса

Личный бортовой журнал

капитана Роберта Уолтона

У меня за спиной, скованные морозом, лежат останки Виктора Франкенштейна.

Такая стужа, что, кажется, чернила в пере замерзают. Иллюминатор изнутри заиндевел, с петли свисают сосульки, а от моего дыхания над страницей плывут клубы пара. Оглянись я, даже труп в моей постели почудится белоснежным.

Нужно писать быстро — возможно, после меня только и останется, что этот журнал. Но как пересказать случившееся, Маргарет? Это же безумие!

Я обещал, что буду правдиво записывать все события, произошедшие за время нашей разлуки. Меня отправили в изгнание, но я решил обратить его во благо. Если бы мне удалось открыть Северный полюс, я бы расширил человеческое знание о величии Всевышнего. Если бы мне удалось открыть Северный полюс, вы бы радушно приняли меня обратно. Ведь разве после такой милости Господа я не заслуживал бы также Его прощения?

Но в ответ на мои мольбы даже Господь отрекся от меня.

Ныне рука моя дрожит не только от холода, а эти слова, которые лишь ты способна понять, словно порицают меня своими расхлябанными буквами и огромными кляксами.

Пару недель назад я спас во льдах человека. Будучи уже наполовину мертвым, он чудом остался жив. Решимость питала его обжигающей снедью одержимости, наделяя жгучим желанием выжить.

Человек назвался Виктором Франкенштейном.

Он сказал, что раскрыл тайну творения.

С тех пор как я спас этого беднягу, он беспрестанно рассказывал мне фантастическую и по сути своей богохульную историю о громадном существе, созданном его собственными руками, которое восстало против него и уничтожило все, что он любил. Осознав свое безрассудство, Франкенштейн пустился в погоню за тварью и выследил ее в этих пустынных краях.

То был рассказ человека, сведенного с ума стихиями, ибо кто еще отважится на такое или хотя бы вообразит столь самонадеянный поступок? Но между нами возникла поразительная духовная близость, и меня притянуло к нему с такой же силой, с какой Северный полюс притягивает стрелку: я слушал день за днем, как разворачивалась нить повествования. Наконец я понял, что он и есть тот друг, которого я был лишен всю жизнь. Ты знаешь, как я от этого страдал, Маргарет, считая себя обреченным на одиночество, и единой отрадой была для меня ты. Можешь вообразить, как я восхищался им, как жаждал его дружбы и любви.

Я предвкушал вашу радостную встречу и уже завидовал вашей слишком пылкой привязанности друг к другу.

Но меня преследует злой рок: я пришел на помощь слишком поздно, Франкенштейн так и не поправился. Погода испортилась, и здоровье его пошатнулось. Он умер вчера на рассвете, едва ледяной ветер завыл, словно оплакивая покойника. И по-моему, с ним умерла лучшая частичка моей души.

Странно было обрести потерянного двойника в человеке, обуреваемом столь нечестивыми желаниями. Но потом он умер… Мне страшно было смотреть в зеркало. Чье отражение я увижу? А если сдернуть одеяло с мертвеца, чье у него будет лицо?

Я так и не раскаялся…

Ах, Маргарет, как я смею записывать подобные мысли на этой странице, которую ты, возможно, еще прочтешь?

Лишь одна мысль терзала бредящего Франкенштейна до самого конца.

— Я умру, — говорил он, — а мой преследователь останется в живых? Пообещайте мне, капитан Уолтон, что он не уйдет от возмездия.

Я не мог отказать в утешении столь безутешному и ответил, не придав своим словам значения:

— Обещаю.

— Значит, вы понесете мой крест? Поклянитесь! Ради всего человечества, ради вашей сестры поклянитесь мне, что выследите это существо и уничтожите его.

— Даю вам слово.

Он сжал мою руку, и я вновь познал одиночество.

Я стоял над ним, потеряв счет времени, пока обеспокоенный экипаж не прислал двух человек, поднявших меня на палубу.

Смерть следовала за мной по пятам, мы шли нога в ногу.

Позже какой-то шум заставил меня вернуться в каюту. Над трупом высилась гигантская, непропорциональная человекоподобная фигура. Лицо закрывали длинные космы черных волос, огромная рука тянулась к покойнику. Услышав меня, существо обернулось, и я увидел его лицо. Я не встречал ничего столь ужасного и отвратительного. Непроизвольно отшатнувшись, я зажмурил глаза. А потом все сразу вспомнил, дорогая сестра, и поверил.

Мой дорогой Франкенштейн не солгал. Это рукотворное создание существовало на самом деле.

— О, я несчастный, — сказало оно.

Голос был мягкий, приятный и очаровывающий, потому страшные слова, слетавшие с черных, обезображенных губ, звучали еще ужаснее.

— Я убивал красивых и беззащитных, душил невинных во сне, сдавливал горло тем, кто ничем не навредил мне. — Он оглянулся на своего творца. — Он тоже моя жертва. Я преследовал и вместе с тем заманивал его, пока не привел к окончательной гибели. И вот он лежит здесь белый, холодный, недвижный.

— Теперь ты больше не в силах его истязать! — воскликнул я.

— А он меня? Как всякий человек, я стремился к дружбе и любви, но он обрек меня на пожизненную ненависть.

— Как всякий человек? — изумился я. — Ты издеваешься надо мной? Или надним?

Существо попыталось распрямиться, но тесное помещение не позволило ему встать во весь рост.

— Издеваюсь? Для меня нет места — ни здесь, ни где-либо еще, и он наверняка это знал. Теперь тот, кто призвал меня к жизни, мертв. — Вид у него сделался более решительный. — Меня тоже не станет, ведь я смогу обрести покой лишь в смерти, которая меня и породила. Пусть хотя бы душа моя упокоится с миром, которого не познало тело.

С этими словами он промчался мимо меня, спрыгнул с корабля и приземлился на льдину рядом с судном. Вскоре волны унесли ее вдаль, и она скрылась во тьме.

Неужели человек способен меняться так быстро, Маргарет? Нам говорят, что Божья благодать вмиг приносит спасенье, но я уже познал, что проклятье бывает столь же внезапным. Вдруг в моей душе проснулось что-то непостижимое.

Чудовище существовало на самом деле. Что это означало — лично дляменя ? Я дал пустое обещание догнать и убить то, что считал несуществующим. Я лишь хотел утешить дорогого собрата.

А потом я увидел это создание и услышал его речь.

Мое пустое обещание в один миг стало торжественной клятвой. Ее важно было сдержать во что бы то ни стало.

Я приказал изменить курс и устремиться за тем, кого видел лишь я один. Существо сказало, что уничтожит себя, вернется в лоно смерти. Но можно ли верить убийце?

Я должен былувидеть , что обет исполнен, сестра, и что тварь мертва.

Утром проход перед нами сузился, паруса обвисли. Ветерок не колыхал полотнища, и ни облачка не отражалось в зеркальной глади. Мир застыл, безжизненный и белый — лишь спереди и сзади медленно надвигался лед, хотя это можно было заметить лишь краем глаза.

Я приказал вахтенным вскарабкаться по такелажу, выстроиться вдоль лееров и всматриваться в ледяную пустыню. Что же им искать? То, чего не должно быть, сказал я матросам. Часами, днями они молча дежурили. Доски скрипели, хотя никто не шагал по палубе; канаты бились о мачты, хотя их не раскачивал ветер. Где-то вдали оглушительно трещал лед. Люди наклонялись вперед и так долго вперяли неподвижный взор в пространство, что одежда и бороды их покрывались инеем. Даже глаза словно остекленели, пока они не мигая вглядывались в белый простор.