Мёртвая зона

Джонни проехал чуть дальше, оставил машину и направился к воротам фабрики. Под ногами скрипел и похрустывал снег. Агент Секретной службы, сопровождавший Картера, смерил его быстрым взглядом и отвернулся, потеряв к нему интерес.

– Я проголосую за любого, кто сократит налоги, – говорил мужчина в старой куртке-аляске с прожженными на рукаве дырками. – Эти проклятые налоги убивают меня! Я серьезно!

– Мы займемся налогами, – заверил Картер. – Как только я окажусь в Белом доме, налоговая политика станет нашим приоритетом. – Безмятежная уверенность, прозвучавшая в его голосе, удивила и насторожила Джонни.

Ясный взгляд голубых глаз Картера остановился на Джонни.

– Привет! – сказал он.

– Здравствуйте, мистер Картер, – ответил Джонни. – Я не работаю здесь. Просто проезжал мимо и увидел вас.

– Рад, что вы остановились. Я баллотируюсь на пост президента.

– Я знаю.

Картер протянул руку, и Джонни пожал ее.

– Надеюсь, вы… – начал Картер и осекся.

Между ними пробежала искра, похожая на удар электрическим током. Картер замер и не сводил с Джонни глаз. Казалось, они смотрели друг на друга целую вечность.

Агенту Секретной службы это не понравилось. Он придвинулся к Картеру и начал расстегивать пальто. Где-то далеко, за миллион миль от них, раздался фабричный гудок, возвещавший в морозном воздухе о начале семичасовой смены.

Джонни отпустил руку Картера, но они продолжали смотреть друг на друга.

– Что, черт возьми, это было? – очень тихо спросил Картер.

– Вы, кажется, куда-то спешили? – осведомился агент Секретной службы и положил на плечо Джонни тяжелую руку. – Даже наверняка!

– Все в порядке, – успокоил его Картер.

– Вы станете президентом, – сказал Джонни.

Агент оставил руку на плече, но хватку чуть ослабил. Джонни почувствовал, что и от него получает сигналы. Агенту Секретной службы

(глаза)

не нравились его глаза. Он считал, что они

(глаза убийцы или сумасшедшего)

холодные и странные; и если этот незнакомец сунет руку в карман, если хоть что-то в его действиях будет расценено как угроза, Джонни уложат на месте. И при оценке ситуации в голове агента Секретной службы рефреном крутились два слова:

(Лорел, Мэриленд, Лорел, Мэриленд, Лорел, Мэриленд, Лорел) [10].

– Да, – отозвался Картер.

– Вы победите с минимальным преимуществом. Перевес будет совсем небольшим, даже меньше, чем вы предполагаете, но он будет.

Картер с улыбкой смотрел на него.

– У вас есть дочь. Она будет учиться в Вашингтоне, в школе… – Но название оказалось в мертвой зоне. – Эта школа носит имя раба, получившего свободу.

– Парень, я хочу, чтобы ты ушел, – вмешался агент.

Картер взглянул на него, и агент замолчал.

– Рад нашей встрече, – сказал Картер. – Немного необычной, но интересной.

И Джонни снова стал самим собой. Напряжение спало. Внезапно он понял, что замерз, что ему надо в туалет.

– Всего доброго, – пробормотал он.

– Спасибо. И вам того же.

Джонни направился к машине, чувствуя на себе взгляд агента. Картер вскоре отправился во Флориду и уже не вспоминал о Нью-Хэмпшире.

2

Уолтер Кронкайт закончил с политиками и перешел к гражданской войне в Ливане. Джонни поднялся и, налив себе еще пепси-колы, чокнулся с экраном.

Твое здоровье, Уолт! За три «с» – за смерть, сокрушение и судьбу! Куда бы мы без них?

В дверь тихо постучали.

– Входи! – отозвался Джонни, думая, что это Чак решил пригласить его прокатиться в Сомерсворт. Но это был Роджер.

– Привет, Джонни! Можно войти?

– Конечно! Я думал, вы приедете позже.

– Мне позвонила Шелли. – Так звали его жену. Роджер вошел и закрыл за собой дверь. – К ней приходил Чак. Расплакался, как маленький ребенок. Он сказал, что у вас получается, Джонни. Сказал, что верит в успех.

Джонни поставил стакан.

– Еще предстоит немало потрудиться.

– Чак встретил меня в аэропорту. Я не видел его таким лет… с десяти или одиннадцати. Когда я дал ему пострелять из винтовки, о чем он мечтал пять лет. Чак прочитал мне газетную вырезку. Прогресс… просто невероятный! Я пришел поблагодарить вас.

– Благодарить надо Чака. Он схватывает все на лету. То, что с ним сейчас происходит, называется закреплением позитивного рефлекса. Он поверил, что может это сделать, и теперь быстро развивает успех. Наверное, лучше я объяснить не смогу.

– Он говорит, что вы учите его «переключаться». – Роджер сел.

– Можно и так выразиться, – улыбнулся Джонни.

– Он справится с отборочными тестами?

– Трудно сказать. Мне очень не хотелось бы полагаться на волю случая. Экзамены – всегда стрессовая ситуация. Если он запаникует, его может «заклинить», и тогда не избежать серьезной психологической травмы. А вы не думали отправить его на год в хорошую частную школу, где готовят абитуриентов к поступлению в колледж? Например, Питсфилдскую?

– Такая мысль появлялась, но, если честно, я счел это самообманом и желанием отдалить то, чего все равно не миновать.

– Вот это как раз и усугубляет проблему для Чака. Он чувствует себя загнанным в угол: или пан, или пропал.

– Но я никогда не давил на Чака.

– Сознательно – нет, я знаю. И он знает. С другой стороны, вы – богатый и успешный человек, а колледж закончили с отличием. Мне кажется, у Чака такое ощущение, будто ему предстоит отбивать мяч, посланный Хэнком Аароном, лучшим хиттером за всю историю бейсбола.

– Я не могу изменить этого, Джонни.

– Думаю, год на подготовительных курсах, проведенный вдали от дома, поможет ему обрести уверенность. И еще он хотел бы поработать на одном из ваших предприятий следующим летом. Если бы он был моим сыном и это были мои фабрики, я разрешил бы.

– Чак хочет этого? Но почему он сам мне об этом не сказал?

– Боится, что вы сочтете его лизоблюдом.

– Он так и сказал?

– Да. Чак считает, что практический опыт принесет ему пользу в будущем. Парень хочет пойти по вашим стопам, мистер Четсворт. В свое время вы обошли немало серьезных соперников. И проблемы Чака с чтением объясняются во многом именно этим. Его начинает бить нервная дрожь, как новичка перед началом охоты.

В определенном смысле Джонни покривил душой. В разговорах Чак смутно намекал на это, но никогда не говорил так открыто, как представил Джонни его отцу. Во всяком случае, сам он этого не озвучивал. Однако Джонни иногда прикасался к нему и получал соответствующие сигналы. Он видел, какие фотографии Чак хранил в бумажнике и как относился к отцу. И есть кое-что, о чем Джонни никогда не скажет этому хорошему, но суховатому человеку, сидящему напротив. Чак боготворил своего отца. За внешней бесшабашностью, очень похожей на уверенность в себе Роджера, скрывался тайный страх Чака не оправдать надежд и не стать сыном, достойным отца. Десять процентов акций пришедшей в упадок ткацкой фабрики Роджер превратил в текстильную империю Новой Англии. Чак считал, что любовь отца основана на его уверенности в том, что его сын способен свернуть горы. Стать спортивной звездой. Попасть в престижный колледж. Читать, наконец.

– Вы уверены, что все обстоит именно так? – спросил Роджер.

– Абсолютно! Но мне не хотелось бы, чтобы Чак когда-нибудь узнал о нашем разговоре. Ведь я поделился его тайнами! И не сомневайтесь, что все это правда!

– Хорошо. Мы с женой и Чаком поговорим о частной подготовительной школе. А пока возьмите. Это – вам. – Роджер вытащил из заднего кармана белый конверт и передал Джонни.

– Что это?

– Откройте и посмотрите.

Джонни распечатал конверт. Там оказался чек на пятьсот долларов.

– Послушайте… я не могу это взять.

– Можете и возьмете. Я обещал вам премию в случае успеха, а свои обещания я выполняю. Перед отъездом вы получите еще один чек.

– Послушайте, мистер Четсворт, я просто…