Фантум 2012. Локальный экстремум (сборник)

– Только редактор?

– Редактор – пожилая интеллектуалка, реликт бумажной эпохи, сильно удивлюсь, если это она. Прочие сотрудники работают с первыми тремя главами, остальное получат по мере ее продвижения. Серж… Я могу на тебя рассчитывать?

– Извините, но вифон придется оставить здесь. – Молодой человек в штатском выражение лица имел военное.

– Хорошо.

– Имеются ли у вас иные устройства для копирования и пересылки файлов?

– Нет.

– Записывающая аппаратура – аудио, видео?

– Не имеется.

– Визиопротезы с функцией записи?

– Простите, что?

– Электронный глаз, очки.

– Нет.

– Мнемоэлектроника?

Сергей открыл было рот, чтобы процитировать песенку про шпиона с фотокамерой в носу, но тут же в памяти возник изможденный Дон: «Серж, только, умоляю, не шути на контроле, только без этих твоих шуточек, парни делают свою работу…»

– Не имею.

– Владеете ли вы прогрессивными мнемотехниками?

– В рамках полицейской академии.

– Какой объем текста можете запомнить дословно?

– Не знаю, давно не пробовал. Может быть, дюжину строчек. – С ума они тут посходили? Если правда, что инструкции пишутся по прецедентам – значит ли это, что за каждым вопросом угрюмого малого стоит прецедент? И кто-то фотографировал эксклюзивные иллюстрации электронным глазом, и кто-то дословно запоминал текст романа… Или это управленческая паранойя? С другой стороны, как ни крути, а книги Марио Каматы украли.

Ответив на еще полдюжины каверзных вопросов и дав торжественные клятвы не разглашать ничего из того, что ему доведется узнать о неопубликованном романе, Сергей наконец-то прошел в сектор С. Пробковые полы и тисненая кожа на стенах остались по другую сторону контрольно-пропускного пункта, в тех секторах, где принимают журналистов, крупных писателей и других бизнес-партнеров. Здесь было скромно, но не казенно, а уютно. Стены обиты деревом недорогих пород, кое-где картины, зеленая ковровая дорожка, на лестнице прихваченная медными прутьями, мягкий свет из матовых плафонов. Как будто гостиница где-то в горнолыжных Альпах – не хватает только зала с камином и кабаньей головой.

Да, в самом деле, напоминает поселок на Луне. Все составляющие уюта – и жесткая изоляция по периметру.

Впрочем, не настолько жесткая. Есть люди, которые приходят из внешнего мира и снова уходят туда. Есть окна, глядящие прямо в город. Есть, наконец, еда, которую привозят снаружи (надо будет выяснить, чем они тут питаются), есть вентиляция и канализация… ладно, начнем с более простых версий.

Мелисса Гринуэй и впрямь была реликтом бумажной эпохи. И, несомненно, интеллектуалкой («ДОКТОР Гринуэй, Серж, если скажешь «миссис», разговор с самого начала не сложится…»). Но назвать ее пожилой мог только бестактный озлобленный Дон.

Любимый редактор Марио Каматы носила тонкие вытертые джинсы и растянутую майку-борцовку. Тинейджерская одежда совершенно не скрывала фигуру, безупречную в любом ракурсе: никаких обвислостей и складочек. Греховных мыслей это зрелище не вызывало, не более чем мраморная статуя. Одно только преклонение перед могуществом бессмертного искусства и целеустремленностью художника. Наверное, дело было в ее лице. Эта особа могла исправлять тексты великого писателя и получать благодарности в ответ. Только посмел бы он не поблагодарить.

– Я рада вам помочь, мистер Островски. Но уверяю вас, я уже рассказала всё, что могла, и ответила на все возможные вопросы.

– Все возможные вопросы никогда не будут заданы, доктор Гринуэй, – сказал Сергей с тонкой улыбкой (он надеялся, что именно с тонкой). – Конечно, по нашей вине: мы сами не всегда знаем, о чем следует спрашивать.

– А, понимаю. Что ж, если придумали новые вопросы, давайте.

– Вы работаете только здесь?

– Да.

Помещение напоминало одноместный номер в дорогом отеле. Скромная функциональная мебель, рабочий стол-пюпитр: хочешь – клади тач-скрин плашмя, хочешь – подними и установи вертикально, а рядом ставь чашку. На столе – бумажные листки и ручка для письма, птичье перо (довольно крупное, кремового цвета, с поперечными темными полосами), камешек (кажется, гранит, одна сторона отполирована), маленький детский рисунок в рамке, изображающий четвероногое животное. Окно с регулируемой прозрачностью, никаких жалюзи. Выходит на юг, открывает вид на другое высотное здание. Крошечный шкаф-холодильник, столик на колесах. За перегородкой, не доходящей до потолка, – очевидно, спальня и туалетная комната, куда соваться совсем уже неприлично.

Всё мило и невинно. И где-то здесь дыра величиной с Большой Каньон, в которую незаметно провалились два романа Марио Каматы, а сейчас просачивается третий.

– Вот за этим столом?

– Да, конечно.

– Как вы полагаете, текст на вашем экране можно увидеть из окна?

Мелисса Гринуэй одарила его долгим взглядом, отнюдь не восхищенным.

– Поскольку я читаю с вертикального экрана, сижу лицом к окну, но не прямо напротив него, и оно большую часть дня наполовину зазеркалено… – протянула она. – Нет, возможно, я не заметила за окном человека в люльке, или с пропеллером, или с чем-то еще, который висел там всё время, пока я работаю. Но ваши видеокамеры ведь не могли такое пропустить?

Да, после первого инцидента всё происходящее в помещениях сектора С фиксировалось видеокамерами. Теперь отдел Дона располагал многими сотнями часов интереснейших записей.

– Это необязательно должен быть человек. Там могло быть что-то маленькое, например летающий бот. Но если вы поднимаете экран, тогда это и в самом деле не кажется реальным.

– Вообще-то нас предупредили об этом еще полгода назад, – светски улыбаясь, ответила доктор Гринуэй. – Мы садимся так, чтобы работу не было видно из окна. Допустим, один-два раза я могла забыть об этом, но в целом старалась следовать рекомендациям. Что-нибудь еще?

– Да, если позволите. Вы знакомы с Марио Каматой лично?

– Разумеется.

– Если верить его биографу, он своеобразный человек?

– Это вежливый способ спросить, не мог ли он сам передать свой роман пиратам в обход договора с «Дольфин Букз»?

– Не обязательно умышленно… – Сергей тут же сдал назад.

– Марио Камата, мистер Островски, – ледяным тоном сказала Гринуэй, – ничего не делает неумышленно. Это не в его стиле. Ни в литературе, ни в частной жизни. И в любом случае это невозможно.

– Почему?

– Я думала, вы в курсе. Простое сопоставление показывает, что тексты были похищены уже после редакторской правки.

– Но разве вы не посылаете ему исправленные тексты?

– Я посылаю ему исправления, мистер Островски. Существенные исправления, которые требуют его внимания. Но не согласовываю с ним каждую убранную или добавленную запятую. Его доверие лежит в основе нашего сотрудничества. А свое мнение о пиратах и пиратстве Марио всегда высказывает достаточно ясно, и я его разделяю: это вопрос культуры общества.

– Э э… вы хотите сказать, что культурные люди не занимаются пиратством?

– Культурные люди, мистер Островски, не скачивают произведений искусства с пиратских сайтов. Ведь и вы платите за утреннюю газету или одноразовую посуду, а не вытаскиваете то и другое из мусорных баков, хотя там бесплатно.

И пока Сергей переваривал сопоставление утренней газеты с одноразовой посудой, а себя с культурными людьми (преисполняясь особой признательности за «ведь и вы»), доктор Гринуэй завершила свою мысль:

– А теперь извините меня, но сегодня много работы. Замечу только, что вам следовало бы лучше подготовиться к разговору.

При взгляде на Мольвига вспоминались истории про эльфов, пристрастившихся к человеческим порокам, но неспособных спиться до смерти по причине бессмертия. Выглядел он лет на пятьдесят и был бы эффектен – острый профиль, усы и светлые волосы, не густые, зато длинные, – если бы не избыток роста при катастрофическом недостатке веса. Ощущалась в нем некая нереспектабельность, что-то из древних времен, когда в этом самом квартале обитала нищая богема и художник-иллюстратор на гонорар мог купить разве что колбасы. Даже коричневый загар как будто приобретен во время безденежных летних странствий, а чистые штаны и рубаха – только что подарены обществом «Женщины против алкоголизма». Впрочем, Сергей уже пошарил по Сети и теперь знал, кто такой Генри Мольвиг. В «Дольфин Букз» постарались приобрести всё самое лучшее для проекта десятилетия. А при таком портфолио можно выглядеть как угодно.