Второй шанс

Кстати, с помощью «штатовской» техники стены бывшего «шкуродера» раздвинули сперва на три метра, а потом и до шести, подвели к нему с обеих сторон пологие эстакады, проложили асфальт, и теперь грузовики шли напрямик, не теряя времени на перегрузку. В настоящий момент специалисты малопонятного профиля, облаченные в армейские комбинезоны, вели изыскания, преследующие цель расширения прохода до максимально возможных пределов. Вопросы русских «коллег» о причинах этого оставались без ответа, а все тревоги относительно того, что разрушение стен может привести к необратимому нарушению механизма межпространственного перехода, вежливо отметались как явная чушь. К слову сказать, за все время «совместного освоения» сбои в работе портала случались лишь несколько раз и на незначительные сроки. Похоже, вечному туннелю между двумя мирами было наплевать на то, чем занимаются у его «стенок» жалкие людишки.

А вот со связью янки «тормознули», и если бы не наши головастые мужички, общение «потустороннего контингента» с Большой Землей так и оставалось бы на уровне Бородинского сражения (да что там Бородинского – битвы при Марафоне [79]!), когда реляции в ставку и приказания в обратном порядке доставляли конные гонцы.

Преодолеть подленькую особенность грани между мирами, не допускающей перемещения всех и всяческих электромагнитных колебаний, так и не удалось. Бесполезными оставались и радиостанции всех типов и диапазонов, и проводные системы, равно, архаичные ли это телеграф и телефон на медных проводах или суперсовременные компьютерные сети на оптическом волокне. Преграду, толщина которой не поддавалась измерению, не мог преодолеть даже лазерный луч, при том что любой «материальный» предмет проходил без проблем. Даже биотоки, пробегающие по нервным волокнам живых организмов, вели себя точно так же, и этим объяснялся кратковременный дискомфорт, испытываемый 85 процентами людей, минующих портал. Да и 15 оставшихся процентов, видимо, не были исключением, а их «нечувствительность» лежала уже в компетенции индивидуального восприятия.

Но любые правила, будь то Уголовный кодекс, Конституция или незыблемые законы природы, которые нельзя перепрыгнуть, легко обходятся стороной. Законопослушным американцам, конечно, к этому обстоятельству трудно привыкнуть, но наш человек легко лавирует в частоколах и первого, и второго, и, как оказалось, третьего.

Отечественные умельцы предложили передавать нужную информацию на компьютер, вернее, два компьютера, расположенные по обе стороны грани. Первый принимал сообщение, передавал его второму, а тот уже пересылал адресату. Каким образом, спросите вы, ведь токи не проходят! А очень простым. Примерно таким же, как переносили данные с одного компа на другой наши «научники», трудившиеся в НИИ в конце 1980-х, когда сети казались чем-то вроде загробной жизни: о них знали все, многие верили, но не пользовался за полным неимением никто. Догадались? Правильно. Дискетками.

По тому же принципу у обеих компьютеров объединили жесткий диск или, если угодно господам компьютерщикам, винчестер, разбив на сектора. Его изготовили в виде гибкой ленты и, закольцевав, пустили между устройствами, как транспортер. Записанный на одном компьютере участок «винта» тут же уходил ко второму, там считывался и возвращался обратно.

На российских компьютерах качество подобного вида связи оставляло желать лучшего, но наши «кулибины» поделились идеей с коллегами из-за океана, нужно сказать, ухватившимися за нее обеими руками, и дело пошло. Благодаря высокой производительности заморских электронных «супермозгов» задержка между передачей и приемом сообщений составляла ровно столько, на сколько в данный момент составляла разница между «наружным» и «внутренним» временем. И именно поэтому невозможным оставался живой разговор, допустим, по мобильнику. Ответ собеседника на ваш вопрос мог прийти минут через двадцать, а мог опередить ваш вопрос…

– Извините, генерал, – ответил трехзвездный генерал [80]Ахилл Шепард, опуская свой оптический прибор, более похожий на портсигар, чем на бинокль. – Но боюсь, что наши ребята стеснят вас. Все-таки их уже сейчас – двенадцать тысяч…

– Мы готовы потесниться.

– К тому же, – продолжил американец, не подав виду, что слышал реплику русского. – Тамошний рельеф больше подходит нам для прокладки взлетных полос.

– Но вы же еще не доставили сюда ни одного самолета.

– Всему свое время. Что вас беспокоит, генерал? Мы ни в одной букве не нарушаем условий договора. Пятисотмильный сектор «Земли-2», лежащий перед порталом, объявлен экстерриториальным, и, поверьте мне, места размещения «старт-анклавов» для всех стран – участниц проекта оговорены на самом высоком уровне. Мы не собираемся ущемлять ваши права, мистер Кравченко, но дайте же нам подготовить трамплин.

– Да я ничего… – несколько смутился Кравченко, без всякой причины протирая окуляр своего прибора. – Лес просто жалко. Чего его валить без толку…

– Не переживайте так о деревяшках, Борис! – оскалив все свои стопроцентно американские зубы, улыбнулся Шепард и покровительственно хлопнул «партнера» по звездочкам, плохо различимым на камуфляжном плече. – Кругом миллионы деревьев, до которых не доберутся топор и пила ни при нашей жизни, ни при жизни наших детей, ни при жизни их детей… Даже если мы тут где-нибудь бабахнем сверхмощную водородную бомбу вроде той, которой ваш Хрущев пугал нас в шестидесятых, – ничего этот мир не заметит. Кто мы здесь? Несколько тысяч вирусов на шкуре слона!

– Вот именно… – буркнул Борис Семенович по-русски, снова приникая к биноклю. – Антибиотиков только на вас нет…

– Что-что? – еще шире улыбнулся по-русски понимавший в объеме Вест-Пойнта трехзвездный («Ох и звания у этих американцев – как у нашего коньяка!»). – Я не понимаю, когда так быстро… Что ты сказал, Борис?

– Согласен, говорю. Добра тут на всех хватит…

Звонок у двери квартиры № 7 производил самое неприятное впечатление. Нет, сама дверь была еще тем подарком: с потрескавшимся от времени и потерявшим свой цвет в незапамятные времена дерматином, с ватой, торчащей из-под прорванной, даже прорезанной в нескольких местах обивки. На ней, казалось, в свое время упражнялся в рубке шашкой целый кавалерийский взвод. Но звонок…

Из-под косо сидящей расколотой кнопки, самой по себе неопрятной – покрытой не то мерзкого вида грязью, не то просто испачкавшейся известкой, неряшливо плюхнутой когда-то строителями, – торчал самого зловещего вида толстый оголенный провод.

«Под такими звонками таблички с черепом и молнией вешать надо… – опасливо подумал Никита, поднося руку к кнопке и невольно отдергивая, представив, что может случиться, дотронься он до позеленевшей от времени медной штуковины. – Как бабахнет сейчас двести двадцать…»

Едва он, наконец, осмелился, дверь с грохотом распахнулась, и на площадку резво, будто получив энергичного пинка в филейную часть, выскочил худощавый всклокоченный очкарик лет пятидесяти в приличном сером костюме и при галстуке. Следом за ним вылетел, взмахнув рукавами-крыльями, плащ, пойманный вратарским броском уже над лестничным пролетом.

Портфель и шляпу «вратарь» поймать уже не смог.

Пухлое вместилище для бумаг лягушкой шлепнулось на заплеванный бетон площадки, с радостью выплюнув из своего чрева все содержимое, а шляпа, совершив перед дверью круг почета, улеглась прямиком у Никитиных ног.

– Анацефал! Маразматик! – заверещал фальцетом профессорский гость, только что так экстравагантно покинувший нужную Горбункову квартиру, потрясая худым кулачком перед своим, без всякого преувеличения, выдающимся носом. – Сволочь!..

– Благодарю, – бросил он Никите, с поклоном принимая угодливо протянутую ему шляпу и присаживаясь на корточки, чтобы собрать в портфель рассыпавшиеся бумаги, в чем молодой человек по мере сил пытался ему помочь.