Палачка

Им нужно было добраться до лесного массива, а для этого пришлось проезжать через областной город. Почти в самом геометрическом его центре, на главной площади, сама История неожиданно преградила им путь. Как это случается только в фильмах или во сне, они вдруг поплыли с черепашьей скоростью сквозь толпу людей, воодушевленно размахивающих довоенными государственными флагами, со слезами на глазах распевающих государственный гимн и настолько опьяненных первым глотком свободы, что никто не обращал на «мерседес» никакого внимания. Но Влк понимал, что они скользят по лезвию бритвы: достаточно первого же выкрика, и толпа разнесет на куски и их самих, и машину. Последнее, что он увидел — поворачивающееся к нему от руля встревоженное лицо Хофбауэра: Влк уже просчитал новый вариант, в считанные мгновения обдумав, что ему нужно для его осуществления, — и выкрикнул первым:

— Помогите!

Всем весом своего мощного тела он буквально вдавил комиссара в дверцу, и, когда ему удалось нащупать — даже не выпустив портфеля — ручку, оба вывалились прямо под ноги толпе.

— Держи-и-и! — завопил Влк. — Он наших убивал! Впоследствии он с восхищением вспоминал, как точно угадал психологию толпы — наверное, потому, что всегда до смерти сам боялся ее и часто задумывался над причиной своего страха. Наибольший ужас ему внушала стадность — иной раз один-единственный человек может разбудить в толпе варварские инстинкты, и тогда она способна стереть с лица земли многовековую цивилизацию. И здесь он не ошибся! Окружающие — среди них было много женщин и детей — сперва в нерешительности остановились, но в следующий момент сразу несколько человек опрокинули Хофбауэра на землю, так что сам Влк едва сумел выбраться из свалки. Теперь главное — не допустить, чтобы пойманный заговорил.

— Осторожно! — закричал он. — У него оружие!

Несколько рук начали шарить по карманам, и, когда извлекли пистолет зловещей марки, колеблющихся не осталось. Влк за это время обежал клубок сцепившихся мужчин, прорвался к голове Хофбауэра и, не обращая внимания на яростное сопротивление зубов, кусавших его, изо всей силы принялся запихивать свой носовой платок в рот Хофбауэра.

— Я тебе пасть-то заткну! — кричал он истерично, обращаясь больше к толпе. — Эта пасть нас посылала на смерть! Вы только посмотрите… — эта операция закончилась благополучно, враг втягивал носом воздух, чтобы не задохнуться, а Влк рывком распахнул портфель и взмахнул перед толпой проводом, — … вот этим он нас вязал, как тюки! Давай-ка попробуй теперь сам!

Мужчины, коленями прижимавшие Хофбауэра к земле, приподнимали извивающееся тело, чтобы было сподручнее вязать. Опасность была еще слишком велика — подгоняемый ею, Влк обвинял комиссара во все новых и новых грехах. Он с головы до ног обмотал его проводом, и теперь наступил самый ответственный момент: требовалось на пару секунд отлучиться к машине. Но он уже приметил среди помощников одного человека, который проявлял активность, не уступавшую его собственной: это был здоровенный парень с низким лбом и перебитым носом боксера.

— Поставь-ка его на ноги! — гаркнул он парню, передавая ему конец провода. — Пусть все полюбуются, каков этот — он, как козырь, вытащил из кармана служебное удостоверение, — комиссар Хофбауэр, палач номер один!

Он протянул удостоверение стоявшей поблизости женщине и рванулся к машине за канистрой. Расчет оказался верным: женщина взволнованно подняла документ над головой. Разглядев ненавистный символ, толпа, поначалу шокированная тем, что семеро накинулись на одного, теперь жаждала крови. Верзила с перебитым носом поволок Хофбауэра по мостовой на проводе, точно мешок. Влк поспешил следом. Расслабляться пока было рано, еще оставалась опасность, что кто-нибудь нащупает бумаги в нагрудном кармане Хофбауэра. Конец провода взвился над головами и повис на перекладине уличного фонаря. Цыганенок ловко вскарабкался по столбу, затянул один конец провода узлом, а другой спустил к земле. Пока Влк протискивался к фонарю, несколько мужчин уже взялись подтягивать Хофбауэра ногами вверх.

— Стоп! — скомандовал он. Вытащив из канистры затычку, Влк окатил комиссара бензином с головы до пят, словно собираясь зажарить огромный антрекот. Он встретился взглядом с обезумевшими от ужаса глазами. И тут откуда-то донесся крик, заставивший его напрячься перед решающим моментом.

— Он рехнулся! — кричал кто-то. — Пленных судить надо, а не линчевать!

— Это кто там?! — взорвался Влк; он ткнул пустой канистрой в сторону толпы, та отпрянула назад и затихла. — Он, сволочь, брата моего убил! Уж не ты ли ему помогал? А ну выйди, покажись!

Неизвестный стушевался.

— Р-рааз… — начал боксер.

— … два! — подхватили вокруг.

Ноги Хофбауэра коснулись фонаря, а голова раскачивалась прямо над толпой. Облитые бензином волосы слиплись и, казалось, вздыбились от ужаса. Влк отшвырнул канистру и, сунув руку в карман, похолодел. У него и позже пробегали мурашки по спине, когда он представлял себе, что стал бы делать без огня, случись ему прикончить комиссара в лесу. Разве что съесть документы? Его счастье, что сейчас он среди людей.

— Спички! — закричал он. — Дайте кто-нибудь спички!

Чья-то дрожащая рука протянула ему зажигалку, сделанную из стреляной гильзы, наверное, еще в первую мировую — потом никто не подошел за ней, и Влк стал носить ее как талисман. Он чиркнул, посмотрел вверх и встретился взглядом с глазами затравленного зверя. Жалости не было, но он почему-то заколебался, правда, лишь на мгновение — в нем закипал холодный гнев, гнев мстителя: за семью, за народ, за страну. Жалобный стон, похожий на собачье поскуливание, уже не мог остановить его. Он поднес огонек к волосам.

Раздался резкий хлопок, словно вспыхнула огромная газовая конфорка. Несколько секунд комиссар оставался как бы внутри ослепительного нимба. Может, ужас, а может, невыносимая боль придали ему силы, и он выплюнул кляп. Он издал дикий вопль. Похоже, он хотел что-то крикнуть… но не успел. Нечленораздельные вопли становились все пронзительнее — и внезапно оборвались. Пополз отвратительный смрад. Влк напряженно вслушивался в гробовую тишину, нависшую над многолюдной площадью. Ее нарушало только шелестящее потрескивание, словно кто-то мял оберточную бумагу. Пламя стало коричневатым, или, может, то был обман зрения — просто белое лицо на глазах превращалось в смуглое. Небольшое тело начало съеживаться от жара и зашевелилось — это сокращались мышцы. Хофбауэр напоминал воздушного акробата. В толпе кто-то упал в обморок, кого-то рвало. Наконец огонь отыскал зазор между телом и тканью и устремился туда. Чадя, запылала одежда, а вместе с ней и грешок Влка.

Когда пламя погасло и Влк с любопытством попробовал на вкус, то должен был признать, что ничего подобного ему вкушать еще не доводилось. Этот.

46.

коньяк, более старый, чем электричество, согревшись в бокалах, высвободил свой столетний аромат и вкус. Теперь настал его черед аплодировать. Личико Лизинки тоже светилось восторгом. Адольф Хофбауэр наконец взял себя в руки и через силу улыбнулся. Представив себе, как он сам реагировал бы на потерю Лизинки, Влк по достоинству оценил его самообладание. Более того, он был чрезвычайно признателен, что своей вспышкой Хофбауэр заставил его сдвинуться с нулевой отметки и принять решение, для которого, даже при его прямом характере, ему недостало бы мужества. Он пытался придумать, чем отблагодарить его.

— В прежние счастливые деньки, — заговорил Адольф Хофбауэр, — вечеринки для близких друзей устраивались прямо там же, в процедурной. Дело в том, что Труда изобрела прелестную игру — играть в нее можно было только там. К сожалению, после войны правила пришлось изменить. Игра потеряла свою прелесть, хотя и в нынешнем виде довольно забавна и прежде всего, — он улыбнулся, — азартна.

Нет, коллеге не стоит беспокоиться, он не собирается предлагать сыграть на деньги или на женщину. Он всего-навсего обещает экстравагантное развлечение, да и по бокалу доброго шампанского пропустить не помешает. Приглашение было принято.