Спаситель Петрограда( (сборник)

— Сласти, — поправил Крокодил. — Только сласти.

— Да, конечно, — как бы спохватился толстяк. — Сласти… Так вам ритуальные или на каждый день?

— Предпочитаю на каждый день, я ужасный сладкоежка. А ритуальные… это какие?

— Сейчас у меня нет литературы по данному вопросу, но если вам интересно, я покопаюсь во всемирной сети и что-нибудь вам подыщу.

— В таком случае, — Крокодил резко встал, — попрошу подготовить полный список и передать мне по этому адресу… — На стол Гиви Зурабовичу лег календарик с символикой отеля «Palace», в левом верхнем углу которого нацарапан был телефон пентхауса. На том они и расстались.

— Запомни: на люди показываешься только после гримера.

Михал-Юрич мерил гримерку строевым шагом от дверей до зеркала и продолжал долдонить одно и то же, Юран терпеливо сносил тяжелую операцию по превращению в государя императора Николая Третьего, гример Нурсултан Назарбаевич мучился, не зная, с какой стороны подступиться к кентавру.

— Вы бы, дяденька, стропила какие-нибудь мне за спину приладили, вам же неудобно… — посочувствовал Юран.

— Ничего, сынок, как-нибудь справлюсь. — подводочный карандаш для глаз замер у слезника и тут же начал свое движение обратно.

Грим ложился тонким слоем на лицо кентавра. Как бабу какую-то разрисовывают, ей-Богу, сокрушался про себя Юран. Ладно, мужики не видят.

— Рот не открываешь, появляешься исключительно на балконе, чтобы вся твоя конская суть не раскрылась. Возницкий, не спишь?

— С вами уснешь, как же! — огрызнулся Юран. Ему уже изрядно надоело исполнять обязанности царя.

— Злишься? — Михал-Юрич довольно потер руки. — Это хорошо, спортивная злость — она делу всегда полезна.

— Простите, а где сам государь император?

Шеф встал как вкопанный, пристально посмотрел Юрану в лицо и доверительно сообщил:

— Еще один подобный вопрос — и Алексеевский равелин распахнет свои гостеприимные двери.

— Да? — засомневался Юран, но спорить не стал.

— Пожалуй, все, — тяжело вздохнул Нурсултан.

Михал-Юрич разочарованно смотрел на Возницкого:

— С чего они взяли…

М-да, подумал Возницкий. Это кто угодно, только не царь. Никто не поверит, что я — Николай. Это просто балаган какой-то, маскарад.

— Ну не похож он на него, — оправдывался Назарбаевич. — Совсем не похож, тут уж никаким гримом не поможешь, на него даже маску надевать бесполезно.

Он в сердцах бросил полотенце в угол, снял халат и вышел вон.

— Ну, кузнец… — Сверкнув глазами, шеф бросился за гримером.

Будто я в чем виноват, обиделся Юран. Кто ему тогда объяснил, что его берут на такую сложную работу — косить под императора. Да скоро двадцать лет пройдет, как его завербовали, за это время царь элементарно мог измениться.

Из распахнутой двери доносились сдержанные уговоры шефа и яростное сопротивление гримера: «…нам очень нужно…» — «…да он же абсолютно не…» — «…господа из Девятого…» — «…а я не Господь Бог, а он не…»

Юран поднял полотенце и начал стирать с лица грим, просто так, на сухую. Потом подошел к умывальнику и жестко умылся. Утерся халатом, причесался, надел френч, приготовленный ему заботливым костюмером, и вышел в коридор.

— Господа, к чему весь этот спор, — вмешался он в разговор. — Я прекрасно понимаю, что доставляю вам массу хлопот, но, поверьте, я не со зла. Что такое?

Шеф с гримером побледнели, видно было, сколько усилий доставляло Михал-Юричу не отдать честь. Каблуки его все-таки предательски щелкнули. Назарбаевич открыл рот.

— Ваше… — вырвалось у него.

— Ну ты и фрукт, Возницкий! — Шеф вытер испарину с висков. — Этак же и удар получить можно.

Юран смущенно молчал. Он видел себя краем глаза в огромном зеркале справа, но это был не царь, это был он — Юрий Марян-Густавович. Что произошло, почему эти двое увидели не его, а монарха — оставалось непонятным.

На ужин подали шампанское.

Едва на улицах Питера зажглись фонари, в номере Крокодила негромко зазвонил телефон.

— Кто говорит? — поднял трубку Крокодил.

— Слон! — последовал грубый ответ. — Выходи давай. Белый «Фольксваген».

На улице его и вправду поджидал белый автофургон.

— Ты что, крокодил, что ли? — спросил сидевший за рулем небритый тип, похожий как две капли воды на продавца из «Бармалея», только без усов и акцента.

— Это позорно? — сверкнули в полумраке салона зубы.

— Да не, я думал — кликуха! — нервно хохотнул водитель. — Ну что, за халвой?

— Трогай, любезный, — разрешил Крокодил.

«Фольксваген» резко взял старт и помчался сначала по ярко освещенным цветными неоновыми рекламами улицам российской столицы, потом по окраинам, залитым светом обычных галогеновых фонарей, а затем вырвался за пределы города.

Километров через пятьдесят фургон нырнул влево, и спустя пять минут они оказались в дачном поселке, мимо которого промчались на максимально возможной скорости, и остановились только с противоположной стороны поселка, возле огромного сруба с мансардой и металлическим гаражом.

— Приехали! — бросил водитель и вышел.

Крокодил покинул салон, засунул лапы в карманы пальто и проследовал за водителем. Тот отпер калитку, и они прошли по, видимо, наспех расчищенной тропинке в дом.

В доме пахло дымом, так, будто кто-то забыл отодвинуть вьюшку печи. Еле слышно потрескивали дрова, в зале, куда водитель провел Крокодила темным коридором, сияла люстра и зеленовато-голубым пламенем догорали в камине поленья.

— Однако не шибко вы бережетесь, — ухмыльнулся Крокодил. — А если бы я оказался жандармом?

Гиви Зурабович, сидевший перед камином, закутавшись в плед, жеманно ответствовал:

— Не надо шутить с нами, уважаемый. Вы сами знаете, что вас проверили вдоль и поперек. Итак, что вас интересует?

— Что-нибудь скорострельное для ближнего боя, винтовка с оптическим прицелом для дальнего — и, пожалуй, все.

Гиви Зурабович удивился.

— Это что — масштабная террористическая акция? Расстрел питерских рабочих? Мне сказали, что вы одного оборудования на миллион золотом возьмете.

— Если вы хотите поиметь хоть какую-нибудь выгоду, в ваших интересах предоставить мне то, о чем я попросил. Там видно будет.

Крокодил резко упал на живот и ударил хвостом наотмашь. Подкравшийся сзади с топором детинушка нелепо всплеснул могучими руками, и прежде чем он грузно плюхнулся на пол, челюсти Крокодила сомкнулись на запястье правой руки.

Вопль боли и ужаса был громкостью не меньше ста децибел. Откушенная кисть, выпустившая топор, исчезла в желудке рептилии.

— Гиви Зурабович, — поцокал Крокодил, — вы меня разочаровываете. Этого урку я оставляю себе, а вы мне предоставляете снайперскую винтовку армейского образца, ТТ-автомат и боеприпасы. Потом я с вами свяжусь. Деньги на Московском вокзале, в камере хранения.

Толстяк велел заткнуть Никиту, который орал, глядя на обкушенную руку, и, когда его увели прочь, спросил:

— Ну допустим, все будет так, как вы просите… Никита-то вам зачем?

— Съем, — ответил Крокодил. — Чего добру пропадать?

В конце концов Ивану все уши прожужжали про этого крокодила: и каждый-то его видел, и каждому-то он улыбался… Как крокодилы могут улыбаться? Вообще-то они и на задних лапах ходить не могут, и папиросы курить… Иван Филаретович стал подозревать, что является объектом грандиозного розыгрыша.

Вот и папенька: вернулся со службы и уверяет всех домашних, будто в метро на Василеостровской встретился с чешуйчатым гадом нос к носу.

— Ты, папа, правду говоришь или так, прикалываешься? — с подозрением разглядывая родителя, спросил Иван.

— Дерзишь, Филаретыч.

— Но ведь так не бывает.

В это время Машенька, домработница, спустилась со второго этажа и сообщила, что по телевизору показывают крокодила, того самого…

— Шанс убедиться, — сказал папенька.

Однако сын не поторопился:

— Ты же сам говорил, что нельзя верить всему, что показывают по телевизору.

— Брысь! — шикнул отец, и Иван с хохотом умчался в гостиную.