Спаситель Петрограда( (сборник)

Нынче ему исполнилось уже… дай Бог памяти… сто двадцать в две тыщи шестом стукнет, три века прожил, так, значит, сто семнадцать. Большую часть времени он проводил у телескопа, в переоборудованном под обсерваторию чердаке. Соседи поначалу косо поглядывали, но потом некоторые наблюдения пожилого астронома-любителя стали публиковаться в журнале «Наука и жизнь», о нем сняли документальный фильм, и вскоре чердак перешел в полное ведение Мироныча.

Последнее время ноги стали плохо слушаться хозяина, летом Киров вообще загремел в госпиталь, но ничего, оклемался. Сегодня вот почувствовал себя сносно, думал до площади сползать, парад посмотреть, но вовремя одумался: какой, перхоть старая, тебе парад, дома сиди.

Однако посмотреть его можно, и очень даже легко.

Мироныч оделся, прихватил с собой бинокль — телескоп настраивать долго, не стоит возиться, да и кто с гаубицей на куропатку ходит? Восьмидесятикратной цейсовской оптики будет вполне достаточно.

Минут десять он поднимался по лестнице. Торопиться смысла не было: парад — дело не быстрое, ноги и сердце доктор велел поберечь, однако и не оставлять без нагрузки, так что медленно, но верно старик поднялся до шестого этажа.

Некоторое время Мироныч разглядывал дверь обсерватории, не решаясь войти. На чердаке были посторонние. Добро б парад пришли посмотреть, а вдруг парочка?.. Конфузно будет. Тем более что изнутри доносились негромкие ритмичные хлопки. Что же делать?

Сергей Мироныч вздохнул и постучал.

Вот, блин, маскарад, только и успел подумать Юран, когда на плечи ему нацепили горностаевую мантию, а на голову водрузили корону. Чувствовал себя Возницкий последним дураком: что будет носить такое, не мог даже и помыслить, а тут раз — и царь!

— Возницкий, вам пора.

Шефа уже полчаса как увезли, разбирательство оставили на потом, за него остался жандарм в чине штабс-ротмистра. (Из кавалеристов особист, подумал Юран.) Держался он подчеркнуто официально, панибратства не допускал и понравился кузнецу гораздо меньше, чем покойный куратор. Он и сопровождал Юрана, когда тому пора было предстать перед народом.

Перед самой террасой штабс остановился и спросил:

— Металлические предметы в карманах есть: ключи, монеты, булавки, оружие?

— Откуда? — пожал плечами кентавр. — Гол как сокол. Еще императора изображаю… А, нет, вру — подковы.

Жандарм побледнел.

— Что такое? — смутился Юран.

— На террасе будет включен мощный электромагнит, любая железная вещь в радиусе трех метров прилипает к полу намертво, вместе с обладателем.

Кузнец вздохнул с облегчением:

— Фу, напугал! У меня нержавейки, легированная сталь, присадок столько, что никакой магнит не возьмет.

— Точно?

— Не будь я кузнец.

Офицер достал из кармана мобильник, набрал несколько цифр и, едва ему ответили, приказал:

— Готовность номер один! Объект пошел. По моей команде включаем поле.

Оторвавшись, он легонько подтолкнул кузнеца к дверям:

— Ну, с Богом.

На первых тактах гимна Возницкий со всей возможной в его положении грацией подошел к перилам, стараясь не наступить на мантию и не уронить корону, и только тогда вспомнил, что подковы держатся на обычных черных гвоздях. Но было поздно — ноги намертво приросли к ковровой дорожке.

Кузнец вздохнул и посмотрел вокруг. Такого количества народу он не видел даже на вокзале.

Народ тоже узрел царя, и по площади пронеслось троекратное «ура».

И Юран понял, что все рады его видеть. Несколько тысяч человек стоят на морозе и приветствуют его, простого кузнеца Возницкого… Ну, они, конечно, не знают, что он простой кузнец, но ведь радуются. Не чужой он, значит, свой. Даже слезы на глаза наворачиваются.

Возницкий сверкнул зубами и помахал рукой в ответ. Начался парад.

Едва Преображенский полк развернулся для торжественного марша с равнением на августейшую персону, Юран получил первую пулю. Он чувствовал, что целились ему прямо в лоб, чуть выше переносицы, точка, куда должна была вонзиться пуля, горела, будто ее вьетнамским бальзамом натерли. Однако электромагнитное поле изменило траекторию, поэтому пуля попала в круп.

Боли он почти не ощутил, разве что задние ноги вдруг резко начали слабеть. Юран крепко ухватился за перила и перенес тяжесть тела на передние, пытаясь высмотреть огневую точку.

Позади приоткрылась дверь.

— Живой? — услышал Возницкий взвинченный голос своего ротмистра.

— Пока да, — полуобернувшись, прошептал Юран. — Отключайте свое поле гребаное, вытаскивайте меня, а то я прилип.

Круп вспыхнул еще двумя кровавыми фонтанчиками. Жандарм витиевато выругался, но быстро взял себя в руки:

— Потерпи, кузнец, потерпи. Локализуем пешку — и выдернем тебя.

Юран повернулся обратно, лицом к народу, и, широко улыбнувшись, покивал подданным. Лоб зудел со страшной силой.

Как бы в ответ на его благосклонные улыбки и кивки невидимый снайпер начал лупить без остановок, и через несколько секунд вся спина превратилась в конский фарш. Продолжая улыбаться, ничего уже не видя перед собой, Возницкий процедил:

— Ах ты, гребаная тетя, как вы постарели.

— Юра, держись, — донеслись сквозь вату, Бог весть как заложившую уши, слова нового шефа, — нашли чердак, сейчас снимут стрелка.

— С тебя бутылка, начальник, — просипел расстреливаемый «император».

Про себя же Возницкий подумал: «Если этот гад успеет откорректировать огонь, мне калямба…»

Парад продолжался, но Юран его уже не видел.

После первого выстрела Крокодил не понял, что произошло: император на террасе лишь слегка поморщился, да и только. Выстрелив еще два раза, чешуйчатый решил, что или ствол с дефектом, или охрана императора успешно ему противодействует. Как — вопрос отдельный.

Для проверки этой мысли Крокодил задрал ствол выше и застрелил сидящего на Александровской колонне голубя. Птица взорвалась кровью и перьями. Похоже, что все-таки охрана знает свое дело.

Тем не менее он методично разрядил обойму в императора, целясь то выше, то ниже головы, то в сердце, то в живот, то в глаза. И вдруг понял, что монарх ранен, причем серьезно. Оставался один патрон, наверняка жандармы уже засекли пешку, в распоряжении Крокодила было не более минуты.

С последним выстрелом совпал деликатный стук в дверь. Крокодил развернулся к опасности вытянутой мордой, но услышал лишь старческий голос:

— Простите, я не помешаю?

В два прыжка гад преодолел расстояние от чердачного окна до двери и оказался нос к носу со стариком, белым, как соль.

— Отнюдь, — галантно раскланялся Крокодил и ткнул человека в солнечное сплетение.

Старик разом обмяк и начал заваливаться вбок. Чешуйчатый подхватил тело и легко отнес к окну. Усадил в кресло, положил на колени старцу винтовку и покинул чердак.

Крокодил вышел через черный ход и быстрым шагом направился прочь. Дойдя до первого канализационного люка, он не долго думая нырнул туда.

Опергруппе достался лишь звяк чугунной крышки.

— Так в чем же смысл конституционной монархии, у кого какие предположения? — Генрих Геннадьевич лукаво осмотрел класс.

Рука Ореха унеслась вверх так, словно ее заполнили гелием.

— Ну, прошу, Эдуард, — разрешил Лопатин.

— Я считаю, — пылко начал Эдя, — что конституционная монархия — одна из самых совершенных систем управления государством. Примером тому служат Англия, Испания, Португалия и ряд других европейских…

— Извините, голубчик, что прерываю, — поднял руку наставник. — Я, наверное, не совсем удачно сформулировал вопрос. Исправляю свою ошибку. Как вы думаете, господа кадеты, почему после долгих дебатов Дума наша пришла к решению о сохранении монархии, а президентская республика так и осталась одним из многих прожектов? Эдуард, даю вам время для формулировки следующего ответа.

Сел Орех с явным облегчением — сразу бы он на такой вопрос не ответил.

В наступившей тишине отчетливо слышалось тиканье наручных часов Шустера, Вовка Лапин скреб затылок, точно хотел ускорить этим мыслительный процесс. Класс учился думать.