Утраченный свет

ыбки и патологического взгляда Мартину пробирал озноб. Она ощутила гипнотическую силу чужого безумия.

У Плаценты тоже было не все в порядке с головой, но до Аристарха ей было далеко. Во всяком случае, она не хрустела отрезанными ушами, как будто это были свежеподжаренные тосты.

Батька рывком поставил Мартину на ноги. Девушке все ещё казалось, что её голова болтается где-то в разреженных слоях атмосферы, а руки свисают до земли. Она пыталась схватить оружие этими слишком длинными и тяжелыми руками, но Аристарх мгновенно пресек жалкие попытки обороняться. Он врезался своим античным лбом в её переносицу, и она завизжала от боли. Ей показалось, что одновременно с хрустящим звуком лопнули глаза.

Через секунду визг захлебнулся. Аристарх припал огромными жирными губами к её лицу и принялся сосать кровь, хлынувшую из разбитого носа...

Она чувствовала себя так, будто погрузилась в болото гниющего мусора. Или как если бы кто-то напялил на неё маску противогаза, только что снятую с двухнедельного трупа. Ее желудок отчаянно трепыхался, словно рыба, пожираемая изнутри ленточным червем, и начал выворачиваться наизнанку...

Аристарха это нисколько не смутило. Он жадно облизал её, а она поняла, что запомнит прикосновение этих чавкающих губ-присосок на всю оставшуюся жизнь и вряд ли когда-нибудь снова почувствует себя чистой. Слюна психопата казалась несмываемой, эта едкая жидкость проникала в поры кожи, въедалась в слизистую оболочку, стекала под низко вырезанный кожаный жилет и холодеющей липкой струйкой пробиралась между грудей...

На фоне этого было почти незаметно то, что он проделывал с её руками. Мартина осталась без оружия; хуже того - она осталась голой, потому что Аристарх распорол на ней одежду её же ножом. От холода она покрылась гусиной кожей, приобретавшей мертвенно-серый оттенок, и теперь сильно напоминала ощипанную остывающую курицу...

Батька скептически оглядел её, потом поручил заботам какого-то педика из числа самых младших по кличке Буква Гэ, а сам отправился в темный дымящийся бар, чтобы закончить свои дела.

Буква Гэ пристроился сзади и заставил её нагнуться. "Стой так, я все улажу", - глумливо прошептал он ей в самое ухо, после чего начал насиловать её стволом револьвера. Судя по всему, единственным чувством, которое она в нем возбуждала, была ненависть.

Вскоре у неё открылось кровотечение, но жаловаться было бессмысленно и ещё вреднее для здоровья. Она молча корчилась в углу, пока её внутренности терзал холодный твердый предмет, и впервые в жизни молилась о том, чтобы её обошло стороной чужое внимание. Ей повезло, что Милка приняла на себя главный удар...

Тем временем люди Аристарха занялись сколачиванием "сучьего креста" из обломков стойки. Мартину охватило тупое оцепенение. "Пурга" должна была взбодрить её на ближайшие пару часов, но теперь энергия иссякла, как вода, вытекшая из опрокинутой бутылки. Она не знала, для кого предназначен крест. Кандидатов было всего двое. Следовало признать, что Милка имела