Инкарцерон

Юноша поднялся на четвереньки. Впереди что-то зашевелилось — Финн скорее почувствовал это, чем услышал. Волна затхлого воздуха, комом встававшего в горле, донеслась оттуда. Застыв на месте, Финн напряженно прислушивался. Сзади донеслось ворчание Гильдаса.

— Тихо!

Книжник чертыхнулся.

— Оно там?

— Кажется, да.

Глаза Финна постепенно привыкли к темноте, и он начал различать очертания пещеры. Из мрака возникали края и скошенные грани скальных глыб, остроконечный каменный шпиль с обожженной поверхностью — даже издали он казался большим, а вблизи должен был быть совершенно невероятных размеров. Шедший из глубины пещеры поток воздуха превратился в настоящий ветер — горячий, словно дыхание огромного существа, доносящий едкую, отвратительную вонь.

Вдруг, с невероятной ясностью, Финн понял, что Зверь — вокруг него, что сама пещера — свернувшееся кольцами древнее существо, погруженное в глубокий сон. Отблескивавшая черным поверхность стен была чешуйчатой, покрытой наростами кожей чудовища, заостренные камни исполинских размеров — его обызвествленными когтями.

Он хотел крикнуть, предупредить Гильдаса, но тут раздался душераздирающий скрежет, и огромный, больше самого Финна красный глаз взглянул на него из-под тяжелого, медленно раскрывшегося века.

На улицах царил оглушительный шум. Со всех сторон беспрерывно летели цветы — Клаудия уже едва могла выносить постоянный стук о крышу кареты и все усиливающийся навязчиво-приторный запах раздавленных стеблей. Дорога шла круто в гору, и экипаж немилосердно трясло. Джаред совсем побледнел, и Клаудия взяла его руку в свои.

— Вам нехорошо?

Он болезненно улыбнулся.

— Жаль, что нельзя выйти. Вряд ли я произведу хорошее впечатление, если меня стошнит прямо на ступенях Дворца.

Клаудия с трудом выдавила ответную улыбку, и оба замолчали. Экипаж, оказавшись за неприступными стенами Внешней Цитадели, загромыхал по ее мощеным площадям и галереям. Клаудия чувствовала, как с каждым поворотом она все дальше и дальше углубляется в жизнь, ожидавшую ее здесь — жизнь среди лабиринтов власти, в хитросплетении заговоров и интриг. Пронзительные крики толпы постепенно смолкли; тряска прекратилась. Выглянув в окно, Клаудия увидела, что дорога выстлана роскошной красной материей. Вдоль улиц висели гирлянды цветов, и голубки порхали меж фронтонов и крыш.

Здесь, где располагались особняки придворных, здания Тайного Совета и Канцелярии Протокола, приветственные возгласы звучали куда более утонченно. Время от времени их прерывали звуки виол [2], флейт, барабанов и серпентов [3]. Впереди послышались громкие крики и рукоплескания — видимо, Каспар появился в окне своей кареты, милостиво принимая оказываемые ему почести.

— Они рассчитывают увидеть и невесту, — вполголоса произнес Джаред.

— Будем считать, что она еще не прибыла, — ответила Клаудия.

Помолчав, она все же не выдержала:

— Учитель, мне страшно. — Видя его удивление, девушка поспешно продолжила: — Нет, правда. Это место пугает меня. Дома я знала, кто я, знала, как должна себя вести дочь Смотрителя. Но здесь опасность грозит отовсюду, на каждому шагу — ловушки и западни. Я всегда знала, что рано или поздно попаду сюда, но сейчас я не знаю — смогу ли выдержать все это. Двор постарается изменить меня, сделать такой же, как все здесь, но я не хочу меняться, не хочу! Я хочу остаться собой!

Джаред вздохнул, не отрывая взгляда от завешенного полупрозрачной занавесью окна.

— Клаудия, я не знаю никого храбрее тебя.

— Нет, я не…

— Да-да, не спорь. Никто не сможет изменить тебя против твоей воли. И однажды ты возьмешь здесь все в свои руки. Путь к власти будет непростым: королева, зная, что ты займешь ее место, станет ревновать к более молодой сопернице. И все же, как она ни могущественна, она не сильнее тебя.

— Если вас отошлют…

Он повернулся к ней.

— Я останусь с тобой. В отличие от тебя, я не храбрец и знаю это. Мне трудно противостоять кому-либо, и, несмотря на всю мою ученость, один взгляд твоего отца способен повергнуть меня в трепет. Но ничто не заставит меня бросить тебя, Клаудия. — Наставник выпрямился, отодвигаясь от нее. — Когда столько лет смотришь смерти в лицо, можно уже не осторожничать.

— Не нужно об этом.

Джаред слегка пожал плечами.

— Рано или поздно она все равно придет. Но мы должны думать не только о себе. Нужно решить, как помочь Финну. Отдай Ключ пока мне — я хочу немного поработать с ним. Там есть еще над чем поломать голову.

Переждав скачок кареты, преодолевавшей очередные ворота, Клаудия достала Ключ и протянула учителю. Вдруг оба увидели, как крылья орла внутри пришли в движение — он словно расправил их для полета. Джаред поспешно отдернул занавеску, и лучи солнца заблестели на гранях кристалла.

Птица парила над мрачной, выжженной равниной. Достигнув зиявшей в земле глубокой расщелины, она вдруг камнем ринулась вниз и, распластав крылья, стремительно влетела в узкую прорезь. Клаудия сдавленно вскрикнула от страха. Внутри кристалла все почернело, остался лишь один-единственный мерцающий красный огонек.

Они все еще смотрели на него, когда карета вдруг остановилась. Лошади, храпя, перебирали копытами. Потом распахнулась дверца, и в проеме возникла фигура Смотрителя.

— Идем, дорогая, — негромко произнес он, протягивая руку. — Все ждут.

Не глядя на Джареда и стараясь ни о чем не думать, Клаудия ступила на землю и гордо выпрямилась. Перед ними поднималась огромная лестница, по обеим сторонам которой под развевающимся великолепием стягов и знамен выстроились рукоплескавшие придворные. Лестница вела к трону, на котором в блестящем серебряном платье с огромным воротником восседала королева. Даже на таком расстоянии ярко выделялись карминовые губы и медно-рыжие волосы; на шее ослепительно сияло бриллиантовое ожерелье. Позади трона с недовольным видом стоял Каспар.

— Улыбка, я думаю, была бы сейчас кстати, — вполголоса проговорил отец.

Клаудия повиновалась, и на ее губах появилась искренняя, открытая улыбка, такая же фальшивая, как и все в ее жизни. Рука об руку отец и дочь начали восхождение к трону.

Он узнал этот внимательно-насмешливый взгляд, являвшийся ему в ночных кошмарах.

— Ты?! — хрипло выдохнул он.

Сзади раздался сдавленный крик Гильдаса:

— Бей его, Финн. Рази!

Внутри Глаза закручивался спиралью багровый водоворот зрачка. Тьма вокруг Финна заколыхалась, пришла в движение, и он увидел, что чешуйчатая шкура Зверя утыкана множеством предметов. То тут, то там мелькали украшения и драгоценные камни, чьи-то кости и обрывки тряпья, древки копий и рукояти клинков. За сотни лет они вросли в кожу, став частью брони чудовища. От скалы с треском и грохотом отделился кусок, и над Финном нависла огромная голова; заостренные камни вытянулись в гигантские когти и с железным скрежетом заскребли по наклонному полу пещеры, сотрясая его. Финн, не в силах пошевелиться, стоял среди вихря поднятой дыханием Зверя пыли.

Гильдас схватил его за руку.

— Да бей же!

— Мы ничего не сможем ему сделать! Разве ты не видишь?..

С яростным криком Гильдас вырвал у него рапиру, вонзил в ороговевшую кожу и тут же отпрыгнул назад, словно ждал, что оттуда потоком хлынет кровь. И тут он увидел то, что еще раньше разглядел Финн.

Ни раны, ни крови не было. Плоть чудовища, раскрывшись, пропустила клинок и, поглотив его, вновь сомкнулась. Тело Зверя, разворачивавшееся перед ними и вздымавшееся к потолку, состояло из множества тел других существ. В его стремительной, всесокрушающей громаде их кости перемешивались в непрерывном движении с каменными осколками и кусками металла, клубились рои насекомых и летучих мышей. Веками страх и ужас, испытываемый перед Зверем жителями Города, питали его; приносимые жертвы должны были ублажить чудовище, но, поглощая их, оно лишь увеличивалось в размерах. Мириады атомов их тел — детей и взрослых, отправленных сюда безжалостным вердиктом Судий, — были сокрыты в Звере. Плоть и железо сливались здесь воедино, удерживаемые неведомой силой.