Четвертая Беты

У ворот Дан налетел на Мита. Тот рассеянно кивнул в ответ на приветствие, обошел замедлившего шаги Дана и продолжил путь, но пройдя несколько метров, остановился и обернулся.

— Дан! Ты как будто человек не робкий? Хочешь составить мне компанию?

— А что такое?

— Пойдем поищем Марана.

— Он что, пропал?

— Не то чтоб пропал. Он отправился погулять в… В не слишком безопасное место. Один, как ты догадываешься. Ты же знаешь, в этом отношении он совершенно невыносим. Стоит недоглядеть и…

— В какое место?

— На Главную площадь. Там обычно собираются друзья Изия.

— Какие друзья? — не понял Дан.

— Обыкновенные. Ну сторонники, поклонники, если тебе так больше нравится.

— Неужели у Изия до сих пор есть поклонники? — удивился Дан.

— А почему нет?

— Ну… Нда. И у них хватает наглости собираться на Главной площади?

— А где им собираться? Ведь Главная площадь — продукт деятельности их любимого вождя. Ну что, идешь?

— Иду.

Продукт деятельности любимого вождя… именно что! Какая бывает деятельность? Разрушительная и созидательная? А был ли в деятельности Изия хоть какой-то созидательный аспект? Или он перманентно разрушал, разрушал, разрушал? Дан вспомнил гравюры, виденные в библиотеке. Древний город… Да, как ни стара была сама Бакна, в ней выделяли еще и Древний город… когда-то выделяли, не сейчас… хотя это было совсем недавно, что такое восемь лет в истории города, перешагнувшего порог третьего тысячелетия? Он представил себе толстые, местами обвалившиеся стены, стрельчатые арки, массивные квадратные колонны, кое-где сохранившиеся плоские крыши — строгие формы и краски, темный, серый или черный камень… в целом, руины — вместо окон зияющие провалы, вместо дверей загроможденные грудами обломков лазы, под стенами пыль по колено, куски камня, щебень… А вообще-то на Земле это именовалось бы памятником архитектуры, холилось бы и лелеялось, а тут… Изий назвал эти остатки старины кучей неубранного мусора и… И убрал. Теперь на месте Древнего города аккуратно вымощенная каменными плитами удивительно голая площадь, окаймленная безликими двухэтажными строениями, то ли казармами, то ли сараями. Единственное, что выбивается из уныло ровного ряда — столь же неуклюжая, сколь длинная башня. Башня Зеленого Знамени. Она уже виднелась впереди, Дан поднял голову — знамя плескалось в вышине, благодаря своему ярко-зеленому цвету все еще хорошо различимое на фоне быстро темнеющего неба.

Они прошли между толстыми ножками башни на площадь и остановились. Опоздали. Собрание уже закончилось, если вообще имело место, и густая толпа текла прямо к ним… нет, не текла, есть нечто мирное в слове «течение» — неслась, накатывалась вспененной волной. Рев голосов, всплески рук… Было уже почти темно, но лампы почему-то не горели, и Дан с непонятным отвращением увидел в нескольких местах над толпой вспыхивавшие один за другим факелы. Почему непонятным? Какое-то смутное воспоминание, некая хроника… старинный фильм, плоскостное кино…

Они переглянулись, повинуясь короткому кивку Мита, Дан скользнул вслед за ним обратно под башню, за ножки, в тень, безопаснее всего было смешаться с толпой, узнать их вряд ли могли, тем более в полутьме, а отступать было некуда, лежавшая по ту сторону башни улица была слишком обнажена, прямая, узкая, без привычных проходов во дворы — когда-то их заложили наглухо, здесь пролегала дорога, по которой проезжали на площадь Изий и его свита, и совершенно пустая, ни одного прохожего, даже двери двух-трех убогих лавок заперты на висячие замки…

Когда толпа хлынула в проход под башней, они незаметно затесались в плотную массу возбужденных людей и попали в середину потока, вынесшего их на улицу. Дан вертел головой, пытаясь понять, что происходит, но не мог сориентироваться. Ни одного связного предложения, беспорядочные выкрики, свист, улюлюкание, злоба и ненависть — к кому? Вот из толпы на миг вынырнула растрепанная голова, в шум голосов ввинтился истерический вопль — слов Дан не разобрал. Брошенный кем-то камень с грохотом ударился в закрытые ставни ближайшего окна, другой попал в цель, брызнули осколки, раздался испуганный визг. И вдруг в памяти Дана с внезапной четкостью встала картина, когда-то увиденная под гипнопедом, он понял: сейчас начнется погром. Неизвестно о чем шла речь на площади, но юнцов… он уже разобрал, что с камнями и факелами были, в основном, юнцы… юнцов подзавели, настроили и… Конечно, те, кто это затеял, камнями кидаться не будут, у них иные функции, а отвечать за беспорядки придется новой власти, отвечать в любом случае — разогнать толпу означает стать на одну доску с теми, прежними, не трогать… что же, дать громить дома и лавки? Он невольно замедлил шаг, и на него тут же налетели идущие сзади, он удержался на ногах только благодаря Миту, подхватившему его под локоть… А что, кстати, Мит? Мит, кажется, растерялся. Выбраться из толпы не было никакой возможности. Действовать? Как? Камни уже летели в трещавшие под ударами, поспешно захлопывавшиеся ставни, в гулко отзывавшиеся железные двери немногих лавок. Какой-то молодчик в форме Охраны выхватил факел у несшего его подростка и ринулся к дощатой двери полуподвального бара, он бежал, опережая всех, Дану было хорошо видно, как, оказавшись у цели, он поднес факел к закопченному дереву, но тут его нагнали бегущие следом, сразу два десятка спин закрыло обзор, видны были только отсветы огня на стене. Потом огонь закачался, переместился вдоль стены влево, к черному провалу — один из домов в ряду обрушился, видимо, давным-давно, сохранился лишь прилепившийся к соседнему зданию кусок стены высотой метра в два. Неожиданно на фоне провала появилась фигура в белом с факелом в руке. Не выпуская его, человек ловко взобрался на гребень стены, поднял факел и резко, крест-накрест взмахнул им в воздухе, пытаясь, очевидно, привлечь к себе внимание толпы. Это ему удалось, ближайшие остановились, тем самым вынуждая остановиться идущих сзади. Тогда человек приблизил факел к себе так, чтобы свет упал ему на лицо, и ошеломленный Дан узнал Марана. Не он один — шелест прокатился по толпе, уполз вдаль.

— Чего вы хотите? — спросил Маран спокойно. Дан удивился силе его голоса, легко перекрывшего угасающий шум.

В наступившей тишине слышались только отдаленный топот и потрескивание горящих факелов.

— Чего вы хотите? — повторил Маран. — Что защищаете и от кого? За кем идете и куда?

Над толпой появилась темноволосая голова. Крик, который в гуле голосов звучал бы естественно, в тишине казался неуместным. Не казался — был. Бессвязные слова…

— Наши завоевания под угрозой! Нас хотят отбросить в императорские времена… За что боролись?.. Не позволим!

И другой:

— Мы выбрали свой путь раз и навсегда! Мы не свернем с него!

И уже из глубины толпы, тихо, но упрямо:

— Изия оклеветали!

И словно эхо — оклеветали, оклеветали, оклеветали, и судорожный вскрик — вы оклеветали, вы…

Маран не шевельнулся. Просто, словно среди своих, даже немного лениво проговорил:

— Какой у нас сегодня день? Раз, два… Три дня до выходного — потерпите? — ответом было настороженное молчание, но он продолжал уверенно, словно получил согласие. — В выходной приходите… приходите все!.. к Полю Ночных Теней. Только не ночью, а утром. Там поговорим. Жду.

Он перевернул факел, наступил на него, погасил, потом соскочил со стены и растворился в темноте провала.

Люди постояли и разошлись, большинство сразу, меньшинство после неудачных попыток подхлестнуть себя и других… не получилось, что-то сломалось в порыве толпы.

Дан и Мит ушли последними.

Старый зал приветствовал своего любимца оглушительной овацией. На этот раз Поэт, намеренно или случайно, обставил свое появление более торжественно, он вышел из галереи нижнего яруса на уровне второго-третьего ряда и сразу оказался на сцене. Едва он стал в центре и приветственно поднял руку, как весь зал поднялся. Аплодировали стоя, на сцену полетели уже знакомые Дану темные ветки, покрытые мелкими белыми цветами — каора, в Бакнии эти ветки было принято дарить, как на Земле розы. Дан и Дина Расти сидели в верхнем ряду под самой стеклянной крышей, им была видна вся масса зрителей, сплошь покрывавшая стенки и словно устремленная к белоснежному от множества цветов донышку чаши Старого зала.