Четвертая Беты

— Интересные фантазии, — сказал Поэт невозмутимо. — А что, она тебе крепко задала?

Маран покачал головой.

— Что она дочь Лана, выяснилось только утром, когда я увидел его портрет на стене и спросил…

— Значит, она тебя не узнала?

— Узнала.

— Странно все это. Странная женщина. Ты не находишь?

— Извини, я не считаю эту тему подходящей для обсуждения! — Маран резко оборвал разговор и отправился в ванную.

— Кто такой Лан? — спросил Дан Поэта. — Историк?

— Да. Крупнейший притом. Автор «Подробной истории Бакнии». Отличная вещь, читается, как роман. Надеюсь, ее не изъяли. Знаешь, хорошо бы тебе ее прочесть. Я попробую поискать… погоди-ка… — он вскочил и вышел в соседнюю комнату, почти сразу вернулся с массивным томом. — Держи. А я-то пытаюсь вспомнить, где я ее недавно видел. Конечно, здесь. Между прочим, он подобрал себе отличные книги, ты поройся у него там…

Маран был еще в ванной, когда без стука распахнулась входная дверь, и, по-бычьи склонив отнюдь не бычью голову, в комнату ворвался разъяренный Ила Лес. Не увидев перед собой Марана, он остановился и грозно вопросил:

— Где он?! Где этот зарвавшийся мальчишка?

Дан с трудом сдержал улыбку, а Поэт с серьезным видом поинтересовался:

— Под зарвавшимся мальчишкой ты подразумеваешь Главу Лиги?

— Я подразумеваю Марана, — заревел тот. — Секретарша сказала, что он здесь. Куда он делся?

— Никуда, — сказал Поэт, кивая в сторону двери. — Вот он.

Маран стоял на пороге в свежей бледно-голубой рубашке, лицо гладко выбрито, влажные волосы аккуратно расчесаны на косой пробор, подтянутый, он снова выглядел самим собой.

— Ила? — сказал он удивленно.

Ила Лес обошел кресло, в котором сидел Дан, и остановился перед Мараном.

— Ты что, помешался? — спросил он тихо.

Маран не ответил.

— Я тебя спрашиваю! — Ила возвысил голос, потом оглянулся на Дана с Поэтом и умерил тон. — Мне безразлично, Глава ты или кто, по возрасту ты мне годишься в сыновья, так что не взыщи.

— Не взыщу, — сказал Маран спокойно. — Но будь добр, объясни, какие у тебя ко мне претензии.

— А ты не знаешь?

— Нет.

Ила Лес освободил зажатую под мышкой популярную в Бакнии папку-гармошку, отстегнул ремешок, извлек исписанный лист бумаги и помахал им перед носом Марана.

— Кто это писал? Ты?

— Я.

Ила Лес огляделся, ища, куда бы положить папку, не нашел, сердито уронил ее на пол и, освободив руки, широким жестом, со вкусом разорвал листок пополам и еще раз пополам.

— Это всего лишь бумажка, — заметил Маран невозмутимо.

— Вот именно. Но из-за этой бумажки Ган свалился с сердечным приступом. Твои шутки не слишком удачны.

— Объясни мне, пожалуйста, Ила… Ты что же, против моего ухода?

— Что тебя удивляет?

— В последнюю нашу встречу ты был настроен совсем иначе. Помнится, уезжая, ты объявил мне войну. «Я объявляю тебе войну» — вот твои собственные слова. Было такое или нет?

— Ну было, было. Сто лет назад.

— А по-моему, прошло всего три месяца или даже два с половиной.

Ила Лес смутился. Меньше всего на свете Дан мог себе представить смущение Илы Леса, и все-таки Ила Лес смутился.

— Принимаю упрек, — проворчал он. — Но я же не знал, что ты собираешься делать.

— А теперь знаешь?

— Теперь знаю.

— Эх, Ила… А что я сделал? Мне же не дают шевельнуться, я связан по рукам и ногам. Ты не знаешь, что сегодня такое любезная твоему сердцу Лига. Как ты говорил? Служение народу? Это служение превратилось в кормушку, государственные интересы обратились в прах перед лицом шкурных, любое мое начинание, даже намек на таковое, встречает организованное сопротивление, потому что расценивается только с одной точки зрения. Власть! Не потерять власть! Каждый — от члена Правления до самого маленького функционера, трясется над своей властью, какая б она не была, пусть даже это маленькая поганая властьишка. Бороться с ними все равно, что сражаться с драконом. На месте отрубленной головы тут же вырастают две новые…

— Драконы вымерли, — сердито буркнул Ила Лес.

— Ты полагаешь? — в глазах Марана неожиданно мелькнули веселые искорки. Ила Лес посмотрел на него с изумлением. Маран пошарил по карманам, вынул небольшой листок и протянул Иле.

— Читай.

— Иво Линту… — громко прочел Ила. — Ты что, уже заменяешь Линта?

— Линт принес это сообщение мне, потому что в нашем милом государстве с некоторых пор даже вопросы организации палеонтологических экспедиций решаются на уровне Правления. Читай, читай…

— «В ста девяносто вентах от границы Великой Пустыни экспедиция была атакована реликтовым песчаным драконом. Дракон убит, двое из участников экспедиции ранены»… Что это такое?

— Это твой вымерший дракон, Ила.

Поэт расхохотался, Маран улыбнулся, Ила Лес рассердился не на шутку.

— Мальчишки! С вами невозможно разговаривать серьезно!

Он раздраженно махнул рукой, прошел к небольшому столику, у которого устроились Поэт с Даном, и тяжело сел в свободное кресло. Маран поднял с пола кусочки разорванного им листка, повертел их в руках, усмехнулся, бросил обрывки в корзину и привычно присел на подоконник.

— Ты говоришь, что ничего не сделал, — медленно, задумчиво заговорил Ила Лес. — Вот я был вчера в городе. Люди гуляют по улицам. Смеются. Уже лет семь-восемь я не видел людей, смеющихся на улицах Бакны. Если б ты не сделал ничего, кроме отмены закона Изия о государственных преступлениях… Ты не просто отменил закон, ты отменил страх, который десять лет правил Бакнией.

— А ты знаешь, чего мне это стоило? А про какому статусу я провел этот указ, тебе известно? Все Правление с достойным лучшего применения единодушием проголосовало против моего предложения. Мне пришлось использовать статус чрезвычайных полномочий. Хорошо, что Рон Лев предусмотрел такую ситуацию… Хотя вообще-то это палка о двух концах.

— Что за статус? — спросил Поэт. — Никогда не слышал.

Ответил Ила Лес.

— Есть такой пункт в Уставе. Согласно ему в чрезвычайных условиях Глава Лиги может принимать единоличные решения независимо от согласия или несогласия остальных членов Правления. Между прочим, — добавил он, обращаясь к Марану, — это вовсе не палка о двух концах. Возможность произвола там невелика, ведь предусмотрено, что статус чрезвычайных полномочий может быть введен только с согласия Правления… Позвольте заметить, что если б не феноменальная неразбериха, которую вам, — он выразительным жестом раскинул руки, указывая одной на Марана, другой на Поэта, — удалось создать в государстве, ты бы скорее увидел собственный затылок, нежели эти полномочия. Это во-первых, а во-вторых, у Правления остается право сместить Главу, что автоматически аннулирует принятые им в рамках статуса решения, если их не подтвердит новое руководство… Маран! — резко перебил он сам себя. — И много чего тебе пришлось провести по чрезвычайному статусу?

Они молча смотрели друг на друга, потом Маран покачал головой.

— Не так уж много, Ила. Я старался использовать статус поменьше. Исходя именно из того, что ты только что изложил.

— Поменьше, но?..

— Выходит, я не имею права…

— Не имеешь!

В наступившей тишине особенно громко прозвучал зуммер. Дан машинально нажал на клавишу. Густое контральто Нилы сообщило:

— Пришел Ган.

Маран мягко поднялся с подоконника.

— Пойдем, Ила, обсудим.

Было еще довольно светло, но на темно-сером небе уже появились первые звезды. Долгие бакнианские сумерки вступили в свои права.

Дан свернул на дорожку, ведущую к Малому дворцу. Он недолго колебался, когда Маран просто и естественно предложил ему на выбор диван в собственной квартире или комнату по соседству, комната, конечно, была б удобнее, но он предпочел диван, подумав, что наверняка ни у одного разведчика в истории не было столь выгодной позиции. Маран хотел удержать во дворце и Поэта, но тот, скривившись, буркнул: «Нет уж, эта жизнь не для меня», на что Маран только усмехнулся: «Я должен, а ты свободен?»