Воробышек. История «дорогой мамочки» (СИ)

– Стыдно?

Опускаю голову, краем глаза заметив движение консула и предупреждающий жест начальника Академии.

– Иди к Императору, девочка. Я попросил его дождаться меня. Он беседует с вашим сыном. Иди, девочка.

Выбежала из беседки как ошпаренная. Лечу к корпусу и думаю, что Император увидит запись и расстроится. Не из-за меня, меня он предупредил о легате-прим. Расстроится потому, что Вителлий Север не собирается ждать, пока ему освободят дорогу. Буду молчать. Ни слова не скажу. Пусть мужчины разбираются.

В корпусе первогодков мирная картина. Император с Вителлием Флавианом тихо разговаривают. Замерла в дверях… Как они похожи… А по характеру – разные. Хотя, может, это из-за ответственности и «прекрасного года» Император такой. Нет… он всегда был таким. Во всяком случае, с момента нашего знакомства. Грудь сдавило… Стараюсь ровно дышать… Вдох, выдох… Хочется закричать Императору: «Зачем эта Империя?! Уедем в поместье! Втроём! Так мало времени осталось!»

– Воробышек, что случилось, что с тобой?

– Ничего не случилось, всё нормально.

– Тогда почему ты плачешь?

Потрогала глаза… Действительно… А меня уже усадили на диван, втиснули в руки чашку чая с корицей, детёныш принёс шоколадку с орехами. Почти целую плитку. Без двух квадратиков. Оторвал от сердца. Отломила квадратик, чтобы не обижать ребёнка. Улыбаюсь своим мужчинам.

– Я смотрела на вас и вспомнила день нашего знакомства, мой Император.

Император Марк Флавий грустно улыбнулся. Детёныш хотел начать расспросы, но, посмотрев на отца, затих. Сидим втроём. Вошедшие начальник Академии и легат-прим застали очередную мирную картину. Я пью чай, мой сын и его отец сидят молча по обе стороны от меня. Император встал навстречу своему Учителю. Курсант вытянулся в струнку, равнение на начальника Академии и на Императора одновременно. Хорошо их здесь муштруют! Консул недоволен. Улыбается, а глаза холодные. Император с начальником Академии прошли в кабинет, отправив курсанта в корпус. Ага, под присмотром куратора. Обняла ребёнка, теперь увижу его только на каникулах. На втором году обучения.

– Не беспокой Императора, кариссима. У него и без тебя дел полно.

Смотрю на Вителлия Севера, раздумывая, правильно ли я поняла его фразу. Глазами ответил «да». Ну… я и не собиралась беспокоить. Было бы из-за чего! И не беспокоился он, когда консул меня за обнажённый бок хватал. С поцелуями, кстати. Сижу пью чай. Консул ко мне не приближается. Слава Богу! Надолго ли его хватит? Проверять не буду.

Император вышел из кабинета, взял меня за руку и увёл на улицу. Катер завис над площадкой. Опять подъём в антигравитационном колодце, место возле медотсека. Император для разнообразия всю дорогу сидел со мной. Консул, поднявшийся за нами, сразу ушёл в командную рубку.

– Воробышек, вы поругались с консулом?

– Такое возможно? Мой Император?

Очередная грустная улыбка… Устал. Почти круглосуточная работа сказывается. Но больше мы тему консула не поднимали.

Дни текут за днями. Ночи Император проводит со мной, а днём я предоставлена сама себе. Занимаюсь на полосе препятствий, стреляю из лука, устраиваю спарринги с преторианцами – без оружия или с боевым ножом. Консул не показывается. Император пояснил мне, не дождавшись моих расспросов, что Кассий Агриппа рекомендовал Вителлию Северу не пересекаться со мной без настоятельной необходимости. К начальнику Академии прислушиваются. Даже легат-прим.

Иногда я слышу музыку. В ней звучит ожидание, и это пугает. А дни идут… утекают как вода…

У Императора и его преторианцев всё более радостное настроение. Манлий сказал, что «прекрасный год» завершается. Он успокоил меня, объяснив, что уходящие просто не просыпаются однажды. Они не испытывают боли, уходят в радости. Ещё и поэтому последний год называется «прекрасным».

Провели неделю на островах. Взяли ребёнка из Академии, а поскольку сейчас каникулы, первенец мой болтается на базе под руководством декуриона Азиния. Консул выделил турму Азиния в сопровождение Императора и его наследника. Конкубина не в счёт. Я – так… погулять вышла. Каждый развлекался по-своему: Император с преторианцами охотился на акул и скатов, а мы с детьми плавали, ныряли и лазали по джунглям. Вечера проводили все вместе. Разжигали костёр и сидели вокруг огня. Я научилась островным танцам. В соломенной юбочке. Надеюсь, консул не увидит моё изображение… К концу недели Марий начал приближаться к семье. В самом начале он к нам вообще не подходил. Только в отсутствие Императора. Братья загорели до черноты – похожи на бронзовые статуэтки. Я, впрочем, тоже. Меня и раньше невозможно было спутать с благородной патрицианкой, а уж сейчас, когда прозрачно-зеленоватые глаза чистокровной сияют на загорелом лице…

Наконец-то до меня дошло, почему таким знакомым показался благородный Кассий Агриппа. У нас одинаковые глаза. Для чистокровных цветной отлив радужки – редкость невероятная. В основном – глаза прозрачно-серые. И только у двух линий имеются оттенки. У одной – зеленоватый, у второй – голубоватый оттенок северного неба. Значит, благородный Агриппа тоже относится к линии лямбда.

Чистокровных можно отличить по глазам. Много тысячелетий назад на Земле шли поголовные прививки против старости. Генетики решили проблему возраста. До девятисот с лишним лет Мафусаила не дотянули, но четыреста лет людям обеспечили. И триста пятьдесят из них мы сохраняем возраст расцвета: тридцать пять лет для мужчин и двадцать пять – для женщин. Состав крови не меняется, а вот радужка приобрела сияющий светло-серый цвет. Лучащиеся светом глаза… Изредка появлялся оттенок зелени или голубизны. Тёмных глаз не осталось. А на других планетах через пару тысячелетий восстанавливалась изначальная радужка и сокращался срок жизни. Не говоря уже о молодости. Это Новый Вавилон подогнали под земные параметры. В остальных же случаях надо было модифицировать «прививку» под изменившуюся среду обитания. Но, как обычно, знания оказались сначала засекречены, потом утрачены… Так что теперь чистокровные водятся только на Новом Вавилоне. И признак чистокровности передаётся исключительно по обеим линиям. У моих сыновей тёмные глаза их отцов. У Мария – чёрные, а у Вителлия Флавиана – тёмно-карие. А вот двойня, растущая в резервации, – сероглазые. Оба. И брат, и сестра. Линия сигма. Чаще всего линия передаётся по отцу.

Отвезли детёныша в Академию. Проводила взглядом маленькую фигурку, посмотрела на Императора, не отрывающего глаз от закрывшейся за нашим сыном двери… Марий протянул мне платок. Уткнулась в него, радуясь, что у меня внимательный первенец, и ещё тому, что я без макияжа. Азиний настолько плавно развернул катер, что я не заметила, как мы двинулись к базе. Пролетели над вулканами. Катер завис над местом давней трагедии. Император преподнёс жене тропические цветы. Марк Флавий прощался, а может быть, говорил о скорой встрече…

По возвращении на базу Император с головой погрузился в дела. Попросила его дать себе отдых – ведь всё не переделаешь… Посмотрел непонимающим взглядом, притянул к себе, подержал мгновенье в объятиях и ушёл работать.

Консула не видно и не слышно. Может быть, его даже нет на базе. Времени остаётся всё меньше. Состав преторианцев изменился. Многие уже «ушли». Боюсь спрашивать о знакомых. Военные привыкли: никто не заморачивается по поводу «прекрасного года». А я никак не могу принять как должное скорый уход Императора. Умом я понимаю, что Марку Флавию шестьдесят лет и то, что он сохранил тридцатипятилетнее тело, ничего не значит. Это результат прививки против старости. Но я не могу принять это…

Мои комнаты уже превращены в помесь бутоньерки с ковровой лавкой. Кругом ковры и коврики. Комнаты Императора тоже потихоньку захламляются. Полы застелила коврами, подбираюсь к стенам. Наверное, надо гобелены изготавливать вручную. А то с таким настроением я всю базу коврами украшу. От базы исходит ощущение довольства жизнью. Ей нравятся ковры? У кого спросить?

Как выразился Сигма-два: я – счастливая девочка. Не успела задуматься об источнике информации, как тут же появился консул. А я сегодня в гаремной одежде. Как по заказу: полупрозрачные шёлковые шальвары, удерживаются на бёдрах широким златотканым поясом, концы которого свисают до колен, маленькая безрукавка из тафты заканчивается на уровне диафрагмы, короткая чадра закрывает нос, рот и подбородок, волосы заплетены в сорок косичек, на голове – тюбетейка. Глаза подведены сурьмой. Ага, и ноги босые в восточных шлёпках с загнутыми носами.