Час Самайна

— А вот «Рим»… — безуспешно попыталась вставить Женя.

— «Рим» Клюева производит гнетущее впечатление. С точки зрения формы безвкусно и безграмотно до последней степени. «Молитв молоко» и «сыр влюбленности» — это же его любимые Мариенгоф и Шершеневич со своими «бутербродами любви». Знаю, в чем его сила и в чем правда. Выбить из него эту оптинскую дурь — и он бы написал лучше, чем «Избяные песни». Поэтическое ухо должно быть магнитом, который соединяет в один звуковой удар слова разных образных смыслов, только тогда это имеет значение. Андрей Белый — это величина!

— Ваши стихи мне очень нравятся, они понятны. А стихи других имажинистов — нет, у них все размыто! Не понимаю я имажинизм, — набравшись храбрости, сказала Женя.

— Дело не в имажинизме, который притянула нам Венгерова в сборнике «Стрелец» в пятнадцатом году, а мы взяли да немного его изменили. Дело в осознании, преображении мира посредством образов. И каждый художник слова рисует картину по-своему.

Тут Есенина оторвали от беседы и чуть не силой потянули за стол. Женя издали наблюдала за ним. Он пил немного, за этим следила Галя, неотлучно находившаяся рядом.

— Скучаете? — услышала Женя и обернулась. Невысокого роста, лет тридцати, взгляд как будто исподлобья, приятная внешность.

— Меня зовут Алексей Ганин. Лучше просто Леха, так меня зовут друзья. Тоже поэт, но непризнанный. Пока непризнанный.

Женя с Ганиным разговорились, и весь вечер он не отходил от нее. Читал стихи, отрывки из своей поэмы «Русалка», где были «зеленые косы», «синеглазые ночи», «златокудрые дни» и печаль в конце.

Поздним вечером он проводил Женю домой и остался у нее ночевать. Чем-то Ганин ей напоминал Блюмкина, хотя внешне и по манере разговора они были абсолютно разными, в этом Ганин был больше похож на Есенина. Невысокий, приятное лицо с по-детски пухлыми губами. Постепенно она поняла, что сходство их заключалось в неуемной энергии, в желании покорить мир, показать свою исключительность, в вере в незыблемость провозглашаемых идеалов и целей. Оба были националистами, только Блюмкин оставался в душе евреем, а Ганин — крайний русофоб. Будучи знакомы, они не переносили друг друга.

Возможно, последнее обстоятельство и привлекло Женю больше всего, ибо любовь в конце концов порождает желание досадить, а в итоге перерастает в ненависть. Ганин то появлялся в ее жизни, то исчезал, и Женя подумала:

«Неужели это мой крест, что мужчины, с которыми у меня завязываются отношения, не могут жить со мной постоянно вследствие особых обстоятельств или идей?»

Вскоре Айседора Дункан отправилась в турне по югу России. Есенин остался в Москве и поселился у Галины Бениславской. Туда же приехали его сестры.

Глубокой осенью Женя заглянула к Гале. В квартире произошло много изменений, она выглядела богаче из-за нового стола и изящных венских стульев. Иначе выглядела и Галя. Исчезла ее депрессия и скептицизм, она просто светилась от счастья. Указав на новую мебель, сказала:

— Это все Сережа. Он сделал выбор — порвал с Изидорой. Так он зовет Айседору Дункан. По его просьбе я отправила Дункан в Крым телеграмму, за своей подписью, что Есенин к ней больше не вернется. Та от злости в отместку прислала телеграмму, в которой обозвала меня прислугой. Сережа набрался мужества и сам составил телеграмму. Написал, что все кончено, он любит и счастлив. Женя, он любит меня! Мы опять вместе! Недаром все это время я ждала его!

— Завидую тебе! Ты дождалась своего счастья.

— Я взяла на себя основную часть работы по связям с издательствами, он дал мне доверенность. Это занимает очень много времени. Поражаюсь, как он успевал вести ее и еще писать стихи. Сережа очень талантливый человек и, если бы не друзья-выпивохи, мог бы добиться большего. Друзья паразитируют на нем, на его имени, на его деньгах. Толя использует Есенина, а в душе завидует его таланту и ненавидит его. Иван Приблудный, Йося Аксельрод… Да много таких, кому нужны только его деньги и имя. А Леха Ганин просто заведет его в беду, — Галя осеклась. — Извини. Как у тебя с ним?

— Ничего определенного.

— Свою «Русалку» он тебе читал?

— Да, еще в первый вечер.

— Он посвятил ее Зинаиде Райх, когда та была его невестой Ты удивлена? Потом они втроем отправились в путешествие на Соловки, и Райх стала женой Есенина.

— Неприлично отбивать невесту у друга.

— Они оставили за ней право выбора, и это никак не отразилось на их дружеских отношениях. Дружба оказалась выше этого. Ты что-то спала с лица, случаем не болеешь?

— Я тоже это заметила… И не только… Галя, я жду ребенка от Алексея!

— Сумасшедшая! Ты просто сумасшедшая! И от кого… От Ганина! На что ты рассчитываешь?

— Ни на что. На собственные силы. Думаю оставить ребенка. Пока ничего не буду ему говорить, у него и так всего хватает. Дождусь лучших времен… Ты же дождалась!

— И не говори, Женя. Я не верю своему счастью! Яна смотрит на это скептически, не верит в постоянство Сергея. Аня очень рада за меня. Только вы трое — мои настоящие подруги!

— Как думаешь, правильно я делаю, решив оставить ребенка?

— Не знаю. Время покажет. Наверное, правильно. Удачи и счастья тебе, Женя! Леха, впрочем, неплохой человек… если бы не его идеи о переустройстве мира. Извини, но он мне напоминает голодного, которого не пустили за богатый стол, и он пытается накрыть свой, но не знает, где взять продукты.

— Ты слишком нетерпима. Впрочем… Меня мучают плохие предчувствия. Помнишь, я тебе рассказывала, что чувствовала перед покушением на Блюмкина в Киеве? То же происходит в отношении Алексея. Смутно, но чувствую… Рада была тебя увидеть. Я пойду.

— Удачи, Женя! Подожди, я что-нибудь наброшу и немного тебя провожу.

На следующий год в июне Женя родила дочку. Назвала ее Анютой, в честь матери. С Ганиным состоялось объяснение, после которого он стал навещать ее еще реже. Жене было очень трудно одной с новорожденным ребенком. Работу бросить она не могла, потому что это было единственное средство к существованию, и самое главное — жилье. Пришлось взять няню, которая присматривала за ребенком, пока Женя была на службе. Значительную помощь, в том числе и материальную, оказывала Галя Бениславская. Да и другие знакомые и друзья не остались в стороне.

Вскоре узнала, что у Блюмкина родился сын, которого он назвал Мартином. С женой он фактически не живет. Блюмкин выполнял новое ответственное задание — в качестве уполномоченного ГПУ в Закавказье подавлял восстание в Грузии.

Галя регулярно навещала Женю, делилась новостями. Практически все время она занималась делами Есенина, заключала договоры с издательствами, смотрела верстки, готовила материал для новых сборников, посылала деньги Есенину, который путешествовал по Закавказью, собираясь посетить Персию и Турцию. Есенин постоянно писал ей, отправлял свои новые произведения и давал указания, как правильно ими распорядиться. Сообщила, что Есенин окончательно порвал с Мариенгофом и имажинистами, с их журналом, а взамен организовывает свой журнал «Вольнодумец». Прочитала выдержку из письма, присланного Есенином.

«Со “Стойлом” дело нечисто. Мариенгоф едет в Париж. Я или вы делайте выводы. Сей вор хуже Приблудного. Мерзавец на пуговицах — опасней, так что напрасно радуетесь закрытию. А где мои деньги? Я открывал Ассоциацию не для этих жуликов».