Переселение, или По ту сторону дисплея

   В этой компании было весело. От нее веяло искренним дружеским единеньем, но кто их знает… Уже научившийся осторожности Тимка не спешил к ним присоединиться. Он вслушивался в себя – похоже, на этот раз внутреннее чувство не предупреждало его о подвохе.

- Мне с ними хорошо! – крикнул Аркашка, запыхавшийся от того, что должен был трепать всю обступившую его живность по ушам, а с самыми настойчивыми еще и протанцевать, кружа партнеров за передние лапы. – Я выбрал их вместо того, чтобы играть в здешние игры, потому что тут все ненастоящее! А они настоящие!

    Действительно, шавки были настоящие. До Тимки долетал пряный дух разогретых в движении собачьих тел, запах вспотевшей шерсти. Похоже, никто не подбирал их по росту либо по цвету, и вокруг Аркашки они столпились самым что ни на есть беспорядочным образом. Эта естественная сумятица принесла Тимке облегчение: он словно освежился в ней после всех тщательно продуманных ловушек, в которые едва не попал.

- Живые! – вновь похвастался счастливый Аркашка. – Знаешь, Тимыч, животные – они ведь от слова «жизнь»!

- Ага, помню…

   Когда проходили основу слова, Людмила Викторовна объясняла значение корня как раз на этом примере…

- Тут все странное, Тимыч… Как будто неживое... – Аркашка искоса скользнул взглядом по простиравшимся вокруг, неведомо что таящим в себе пространствам. – А с ними мне хорошо! Жизнь, животные – это здоровско!..

   И он обернулся к очередной жеманно прищурившейся дворняге, ожидавшей своей очереди с ним танцевать. Опасности  и каверзы здешнего места не имели власти над Аркашкой, окруженным живыми и настоящими, безоглядно преданными ему существами.

   Помахав на прощание человеку и его друзьям, Тимка пошел дальше. Вскоре он увидел другого своего одноклассника: толстый Денис Коротков сидел на корточках в тесном круге, очерченном на земле. Он едва помещался в нем и с тоской оглядывался по сторонам.

- Привет, – остановился возле него Тимка. – А что ты тут сидишь?

- Для безопасности, – вздохнул Денис. – Мне нельзя выйти за границы круга, иначе я попаду в беду. Сам знаешь, сколько на свете страшного…

- Так и будешь сидеть внутри круга? – удивился Тимка. – Да это же с ума сойти можно!

- А что делать? Ведь на мне нет такой защиты, как на тебе…

   Тимка хотел спросить, что это за защита, но ему стало жаль Дениса, осужденного на тесноту и неподвижность. Захотелось поддержать товарища, сказать ему что-нибудь хорошее:

- Прости, Денис, что в школе мы над тобой смеялись. Ты оказался прав – жизнь полна опасностей. Просто ты узнал о них раньше нас, тебе твоя тетя рассказывала… А мы, глупые, жили без оглядки и только чудом не попадали каждый день в беду!

- Сидеть здесь будто в клетке – тоже беда, – не согласился Денис. – Надо так, как ты: и защищен, и ходишь куда захочешь. А моя бабушка не догадалась… Ни родители, ни тетя – никто!

- Как же я защищен? – наконец спросил Тимка.

   Но Денис только рукой махнул и заерзал на корточках. Сколько он так будет сидеть – всю жизнь? Ведь опасности, от которых он прячется, никуда не исчезнут…

    Тимке очень хотелось помочь приятелю, но он не представлял себе, что можно сделать. К тому же ему следовало идти дальше. Где-то здесь, даже страшно  подумать, держат в плену его папу! Так скорее в путь…

     Вскоре однообразная картина дороги изменилась. Тимка увидел стройного человека в необычной одежде: сквозь широкий вырез жилета выглядывала расшитая петушками рубашка, в поясе он был перетянут широкой синей лентой, а обут в отделанные мехом, неслышно ступающие сапоги. И вот этими сапогами незнакомец взад-вперед мерил небольшой участок дороги, озабоченно считая шаги: три… семь…  двенадцать… Его мягко очерченное лицо с небольшой русой бородкой покрылось от усердия мелким потом.

- Вы землемер? – спросил Тимка.

- Купец первой гильдии Иван Устроев, – тряхнув волосами, отвечал незнакомец. – Потомственный: и отец и дед торговали. На мне вот только оборвалось…

- Почему же на вас оборвалось? – сочувственно переспросил Тимка. – Торговали бы себе дальше…

   Купец Устроев  пожал плечами:

- Как бы я мог?.. Революция началась! Вся власть советам, а чего нажил, отдай, стало быть, в казну…

- А вы не отдали?

- Да я еще прежде… еще до большевиков хотел хоромы свои под богоугодное дело определить, – горячо заговорил он. – Сперва приют устроить решил, а как война началась, так гошпиталь… Чуть-чуть не поспел, силой отняли…

   Тимка слушал, стараясь все правильно понять. Потомственный купец ему нравился и даже как будто казался знакомым. Странное дело: это приятное лицо чем-то напоминало Тимке и Третьякова на фасаде картинной галереи, куда водил его папа, и барельеф на стене Морозовской больницы, где ему маленькому вырезали аппендицит, и портреты в учебниках москвоведения под общим заголовком: «Купцы-благотворители». Если бы новый Тимкин знакомый состарился, у него была бы такая же седая окладистая борода, такая же степенная важность в лице и такой же внимательный дружелюбный взгляд…

- А почему вы так давно жили, а не старый?

   Купец вздрогнул и с минуту молчал – похоже, Тимкин вопрос отчего-то пришелся невпопад. Но он все же заговорил глухим, не похожим на прежний, голосом:

- Так меня… в тех самых хоромах, что отдать сбирался… в том зале, где теперь болван стоит…

- Какой болван? – удивился Тимка.

- Увидишь еще, какой… На том, значит, месте зацепили веревку за крюк в потолке и петлю на конце сделали…

- Для чего петлю? – почему-то начиная дрожать, спросил Тимка.

- Вот тебе и зачем…  Зато теперь я, невинно убиенный, в хоромы свои наведываться могу. Вот и пришло время наведаться…

   Тимка пытался осмыслить, что имеет в виду его новый знакомый, но у него никак не получалось. Он понимал Ивана Устроева не умом, а каким-то внутренним чувством. Например, когда купец морщил лоб, ему тоже становилось грустно. А когда складки на его лбу разглаживались, так и у Тимки появлялась надежда, что все будет хорошо.

- Я ничего не понял, – все же признался Тимка.

- Да тебе оно пока и без надобности. Давай-ка вот лучше путь сочтем, – встряхнул головой купец и стал разматывать свой синий шелковый пояс. – Вот кушаком смерим.

   Один конец пояса он протянул Тимке, другой взял сам. Вдвоем они растянули ленту во всю длину и смерили ею заветное расстояние. Вероятно, расчеты купца сошлись, потому что он удовлетворенно вздохнул, вытер пот со лба и опустился на землю перевести  дух. Тимка тоже сел рядом, решив отдохнуть минутку и идти  дальше.

- Ну вот, стало быть, твое дело сладится, – умиротворенно заключил купец.

- Мое? А при чем тут я?

- Как при чем? Твое самое дело и есть! Ну, а я тоже за вас порадуюсь…

- Да какое дело, скажите?

   Но купец, похоже, разговаривал уже не с Тимкой, а сам с собой. Из его горячего шепота нельзя было понять ничего мало-мальски связного:

- Главное – расчет как должно произвести, – бормотал он себе под нос. – Чтобы поймать в воздухе – и, значит, прямо ей в руки! Ни раньше ни позже, тут секунды дело решают. И на пол не упустить, сохрани Господь!..

- Мне пора идти, – через минуту поднялся Тимка.

   Несмотря на полную непонятность происходящего, ему было жаль расставаться с этим человеком, который показался ему таким надежным и ласковым. Купец легко вскочил на ноги:

- Пойдем, провожу тебя до камней. Дальше, не взыщи, провожатым путь заказан.

- А дальше будут камни?

- Сплошь камень, так что и матушки-земли не видать, – подтвердил купец. – Ну да ты не робей – одолеешь! – заметив Тимкину тревогу, прибавил он и потрепал Тимку по плечу. Его прикосновение было невесомым, но ощутимо теплым – как солнечный свет, прошедший через стекло.

34

   Местность вокруг и в самом деле становилась все более каменистой. По обе стороны спускавшейся вниз дороги появились ущелья, ямы, груды гранитных осколков, словно специально набитых чьей-то гигантской рукой… Нечто подобное Тимка запомнил на школьной экскурсии в заброшенные шахты – но здесь все было гораздо больше в размерах и, главное, казалось особо зловещим. Впереди вырисовывалось несколько голых остроконечных скал, похожих на  башни средневекового замка.