И звуки, и краски (СИ)

Стоя перед шеренгами учеников, Денко Дан тихо переговаривался с новым директором школы. Директор был совсем молодой, немногим старше его, и было видно, что он заискивает перед Подвижником. Дан делал вид, что не замечает заискивания и стремился показать, что они равны по положению, но словно бы невзначай встал на ступеньку, принесенную из-под лестницы трибуны. Директор был вынужден теперь смотреть на Денко Дана снизу вверх. Старый директор вел бы себя конечно иначе…

Весь день разговоры были только о вчерашнем происшествии. Случай обрастал жуткими подробностями. В операции по захвату участвовал уже полк солдат. Директор уложил половину. А сам он был не кто иной, как резидент удокской разведки, и имел целью уничтожение Хранителей Режима и государственный переворот. Беско ходил подавленный, и слушая страшные рассказы, никак не мог отрешиться от видения: сопящий солдат тащит волоком директора, и торчит босая нога с желтым, оттопыренным пальцем. Вспоминалось еще как когда-то в школе они пили отвар лесных цветов.

Первые слова Денко были о бывшем директоре.

— Негодяй… — тихо начал он, — человек, предавший не только себя самого дважды, но и людей, которые поверили ему…

Перед слушателями раскрылись такие глубины человеческого падения, о которых они и не подозревали. Во всех случаях, на самом дне ужасающих безнравственностью ситуаций, виновен был их бывший директор. Но сколько ни говорил Подвижник о нитях заговора, о преступных союзах, направленных на то, чтобы вернуть несправедливость, о посягательствах на Режим, перед мысленным взором Беско стоял все тот же директор, который спас его от всадников. И сколько ни призывал Денко воспылать святой ненавистью к врагам Режима, мальчик этой ненависти не мог почувствовать.

Затем Денко призвал всех, кто заметил что-либо подозрительное за бывшим директором, сообщить ему — после утренника. После короткого перерыва рассказал о Великом празднике — Дне Режима. Ребятишки где хором, где в одиночку прокричали слова клятвы, старшеклассники зачитали рапорт, и дело перешло к самому интересному. Стали раздавать талоны. Здесь были талоны на форму, на питание, на дрова, на белье, на книги. Лица учеников сияли, каждый, зажав в кулаке тоненькую стопку талонов, напряженно ждал, когда выкрикнут его фамилию… На дрова! За что? За прилежный труд на уборке баркусов. Ура!

Обе шеренги гудели, когда Денко потряс оставшимися талонами и напомнил собравшимся, что ждет тех, кто расскажет ему о бывшем директоре.

Проходя мимо Беско, Дан заметил его и дружески потрепал по плечу:

— А-а-а… рассказчик… знаток истории… Если не ошибаюсь.

Беско? Как живешь? Что-то я тебя не слышал сегодня. Как

поживает твоя матушка? Ах да, прости… тетушка.

Как бы между прочим Дан сунул в карман гимнастерки Лена несколько талонов, и вместе с новым директором они прошли в кабинет. А Беско с пылающими ушами дошел до своего шкафчика с одеждой, не помня себя оделся и вышел на улицу.

Толпа ребятишек исследовала темно-синий правительственный «Матан», привезший Подвижника. Особенное пристрастие

вызывала скорость машины. Заглядывая в окно, глядели на

стрелки спидометра.

Беско шел, и в горле его стоял горький комок. Проходя мимо машины, он держался, но завернув за угол школы, заплакал.

Денко любил и умел нравиться. В этом искусстве он преуспел. Самое главное в умении нравиться — это лицо. Даже самое непривлекательное от природы лицо с помощью упражнений можно сделать красивым. Конечно, это будет не та красота, на которую клюют девочки из благополучных семей. Этим подавай херувимчиков с нежной кожей и длинными ресницами. Нет… Речь идет о настоящей мужской красоте. Той, что проглядывает в волевой складке в углу рта, в особом прищуре все знающего, умудренного, но вместе с тем и доброжелательного человека. Взгляд может быть усталым, выражать занятость, но должен быть всегда доброжелателен. Эти истины, маленькие и большие открытия собирались по крохам, сводились в систему, и системе этой Подвижник никогда не изменял.

И в это утро Дан, как всегда, принял душ, побрился, сделал массаж лица, паровую ванну, тщательно подобрал цвет платка и сорочки, вышел в коридор. Как функционеру третьей ступени ему полагалась отдельная келья из двух ячеек… Но поди получи, что тебе положено в мире, где всего не хватает, где всегда тесно. Зеркало стояло в коридоре, и это унижало. Вспомнились недавно виденные хоромы функционера первой ступени, куда он попал по случаю — пришлось вызвать начальника отделения.

Вот так бы жить! Широкие лестницы дворца, оставшегося еще от старого времени. Теперь такие не строят. На каждой площадке — Она-теля в виде изваяния с подносом. Зал для приемов, кабинет, рабочая приемная, десяток спален, кухня, столовая, сотня подсобок. Вот как надо жить!

Денко подошел к зеркалу. На него глянуло лицо сухощавого, спортивно сложенного мужчины тридцати лет. Глаза серые, лоб высокий, нос тонкий с легкой горбинкой. Губы тонкие. Линия губ напряженная. В висках легкая седина. «Это ничего… Седина — не лысина. Седина — это даже здорово. Придает серьезность, ставит в отношениях со старшими на равных».

— Ну что? Сможешь так устроиться? — спросил он себя с усмешкой. И сам же себе ответил: «Должен! Ты должен!» — жестко повторил он, глядя на себя. Потом прикрыл глаза, сосредоточился, входя в роль. Итак, он — мужественный, немногословный функционер, он талантлив, предан, надежен. К тому же он умеет держать язык за зубами, когда того требуют обстоятельства. Когда обстоятельства потребуют другого, он будет готов к этому другому. К чему, например? Например, выйти к беснующейся толпе и укротить ее.

Та-ак… Теперь пробуем соответствующие лица… Закончив тренаж, Денко расслабился на минуту, после чего вытащи записную книжку. Это была вторая составляющая его метода «Система использования». У Дана не было и не могло быт друзей. Была «Система использования».

Хотя бы раз встретив человека, Подвижник изучал его. Делал это незаметно и последовательно. Привычка, превратившаяся в натуру, вот что такое была «Система использования Денко Дана». Прежде всего, социальное положение человека — особая графа с делениями, удельным весом отдельных граф. Далее — пункт о родителях, далее — материальное положение, ценностные установки, пристрастия, привычки, владение языками, все более и более глубокие слои анализа! Пока человек не представал наконец перед ним детально: от родителей до кулинарных пристрастий. Все это тщательнейшим образом систематизировалось и в кодированном виде хранилось в особы записных книжках. Книжки сменяли одна другую, люди приходили и уходили, а Денко знал все, что ему было необходим< Когда наступал момент использования, в голове, как в мощнейшей электронной машине, происходил перебор тысяч кандидату с их связями, возможностями, целями, желаниями, планам1 После этого следовала «телефонная атака», и нужные люди с по; ной заинтересованностью делали то, что в конечном счете был необходимо Денко Дану.

Первая заповедь функционера — «функа» — не дать себя забыть. Каждое утро Дан начинал с чтения своего молитвенник: Кому и что следует сказать.

Взгляд заскользил по страницам. «Что у нас сегодня? Та-ак: два дня рождения. К одному из именинников есть еще дело: надо устроить на государственную стипендию этого паренька, как его… Беско Лена. У парня не слишком чиста биография, но…» Инстинкт подсказывал Денко Дану, что этого парня из деревни есть что-то за душой, позволяющее смотреть так, как он смотрит. А значит, человека следует «по; кормить» — один из терминов, использующихся Даном в его системе.

Беско Лен обошелся ему в восемь телефонных звонков. За это время два человека получили лекарства, один — интересовавшую его книгу, один — щенка собаки «тотти». С одно седой матроной состоялся разговор о блудливой племяннице, а с именинником еще и болтовня ностальгического содержания. Вспомнили и военные сборы, которым минуло вот уже пять лет (даты, события и юбилеи были записаны в отдельной записной книжке).