С нами бот (сборник)

Хорошо, когда есть чем отвлечься. Камушек к камушку – так и забудешь хотя бы на время о том, что нас всех ожидает в ближайшем будущем…

Препятствие подкралось незаметно. Не вскинь он вовремя глаза, так бы и въехал тачкой в перегородившие грунтовку двустворчатые ворота, наспех сваренные из кусков арматуры. В обе стороны от неведомо когда возникшей преграды по песчаным буграм разбегалась колючая проволока. А на самих воротах висел замок.

– Что за хрень? – пробормотал Георгий, озираясь.

По ту сторону ограждения близ решётчатых врат утвердилась на диво обшарпанная будка, уже окрашенная на треть мерзкой краской рептильного гадливо-зелёного цвета.

– Эй! А люди тут есть?

Молчание. Хотя какие-то шорохи и постукивания из-за будки слышались. Решив не церемониться, Георгий достал из матерчатой сумки железный совок, которым выкапывал увязшие в песке голыши, и с маху грянул им по арматурине. Потом ещё раз.

– Погреми мне там, погреми, – отозвался знакомый шамкающий голос, а минуту спустя из-за будки показался и сам Евсеич. В укапанных краской кроссовках, в камуфлированных штанах с подтяжками и в соответствующей штанам панамке. На бурой от загара старческой груди расползлась самосевом седая поросль. В морщинистой, испещрённой зелёными чешуйками ручонке, напоминающей лапку некрупного динозавра, – плоская малярная кисточка.

– Ты теперь сторож тут, что ли? – поздоровавшись, озадаченно спросил Георгий.

В ответ пенсионер величаво наклонил пятнистую свою панамку. Водянистые прозрачные глаза строги, губы поджаты. Сразу видно, при должности человек.

– Ну, открывай тогда…

– Не имею права, – с достоинством отвечал беззубый Евсеич.

– Я ж не на машине! Или тут и с тележек плату брать будут?

– Приказано никого не пускать, – помедлив, с расстановкой известил Евсеич.

– Как никого? – ошалел Георгий. – А купаться пойдут?

– Никого, – подтвердил Евсеич.

– Погоди! Кто приказал?

Мог бы и не спрашивать. Кроме того, на левом столбе ворот обнаружилась временно приютившаяся там табличка, поясняющая на трёх земных языках, кому теперь принадлежит территория. Ну вот и до левобережья добрались. Чуяло сердце.

– Неужто и берег оттяпали? – У Георгия даже голос упал. – Это ж муниципальная собственность…

– Ну вот, стало быть, муниципалитет и того… и уступил…

Уступил… Георгий стиснул зубы. Да он давно уже нас всех им уступил. С потрохами…

– Что ж, и к Волге теперь не выйдешь?

– Почему? На пристань дорогу оставили…

Тем часом из-за будки показалась супруга сторожа, огромная коренастая карга. И тоже с помазком.

– Что? Отъездился за камушками? – ликующе приветствовала она Георгия. – У, злыдень! Весь берег к себе на участок перетаскал. Шиш теперь поездишь…

Лицо её, и без того исковерканное жизнью, а теперь вдобавок радостно ощеренное, вызывало такую неловкость за род людской, что Георгий не выдержал, опустил глаза. Несколько секунд непонимающе смотрел, как по отлогому склону ползёт жучок, оставляя на сухом песке узор, напоминающий след крохотной велосипедной шины.

– Дорожки он мостит… Погоди! Ещё и то, что упёр, вернуть заставят… Это тебе не свои!

Георгий очнулся и, пропустив мимо ушей выпад старой язвы, взглянул в лицо сторожу. Тот моргнул. Как перед оплеухой.

Оплеуха последовала, но в устном виде.

– Евсеич! Ты ж им жабры порвать грозил! Нелюди, говорил, Родина, говорил, гибнет… А теперь? Сам, выходит, им служишь?

Старикашка опешил, почти устыдился.

– Да?.. – визгливо отвечала за супруга карга с помазком. – А жить на что? Много ты на пенсию проживёшь! Нелюди… Бога за таких нелюдей молить!

И Георгий вновь оглядел с тоской бредовые конструкции, фантастические создания чуждого разума, встающие над сизыми контурами города.

«Да, вот так, – подавленно мыслил он. – Ещё и Бога за них молить… Кто бы нас ни мордовал – возлюбим до самозабвенья. То царю-батюшке задницу лизали, то вождю всех времён и народов, то законно избранному президенту… А чем, скажем, хуже клоака марсианина?»

Разумеется, к Марсу чужие никакого отношения не имели, но, с другой стороны, какая разница…

– Евсеич, – позвал Георгий. – А что ж у тебя колючка такая жидкая – в две нитки?

– Доплетать будем…

– Так это когда ещё будет! Дырявая граница-то, а, Евсеич?

В младенчески-прозрачных глазах ворохнулся испуг.

– Нельзя, – беспомощно сказал сторож.

– Да ладно тебе – нельзя! Чего тут мудрёного? Верхнюю проволоку оттянул, на нижнюю наступил… Хочешь, научу?

– Звони давай! – заполошно закричала на мужа сторожиха.

– Не надо, не звони, Евсеич, никуда, – успокоил Георгий. – Я человек мирный, законопослушный. Велено повернуть оглобли – поверну. А вот в выходные… – Он приостановился, предвкушая. – Прикинь: попрутся дачники на Волгу – толпой, на машинах, да ещё и гости к ним наверняка понаедут… Они ж тебя вместе с проволокой снесут! С будкой и с воротами! В такую-то жару…

Престарелая чета переглянулась со страхом. Тоже, видать, вообразили.

– Да я им говорил уже, – чуть ли не оправдываясь перед Георгием, жалобно взвыл Евсеич. – К субботе вооружённую охрану обещали…

– Сами явятся или так, людей пришлют?

– Людей… – стонуще отвечал Евсеич.

– Жаль… А то давненько я на них не любовался, на уродов…

Прищурился со вздохом на песчаные бугры, из-за которых никогда уже не блеснёт полуденная Волга, – и, развернув порожнюю тачку, молча покатил её прочь. Карга вопила вослед что-то обидное, но Георгий не вслушивался. Горло перехватывало.

Братья по разуму… Каин с Авелем… Но умные, умные твари, ничего не скажешь. Если вмешаться самим – это, не дай бог, в человечьей кровушке замараешься. А так – побили аборигены аборигенов. Что с них взять, с приматов недоразвитых…

Пойма отдыхала, отходила помаленьку от страшной прошлогодней засухи. Никогда такого не бывало, даже старожилы не упомнят, чтобы весной вода не пошла в озёра и ерики. Не пошла, однако. Закованные в броню запёкшейся ряски пруды мелели под истошные причитания лягушек, дачники, оставшись без полива, спешно принимались бить скважины, чем напоследок обогатили буровиков. В садах-огородах ещё так-сяк, а в самой пойме осень наступила в конце июля. Желтели тополя, становились прозрачны до срока. Появились невиданные в наших краях птицы – не иначе, обитатели полупустынь. Пересыхая, илистые водоёмы обращались в подобия пепельных лунных кратеров. Апокалипсис, братцы, конец света.

Причина была известна: плотина сбросила воду в недостаточном объёме. О том, почему она так странно поступила, сильно спорили, выдвигали самые подчас невероятные объяснения, но сходились в одном: без чужих не обошлось. Знаем, знаем, откуда ноги растут! Извилистые, с присосками.

Большинство уверяло, будто всё дело в энергии. Они ж её, по слухам, мегаваттами жрут! Вот, стало быть, и дали установку: через шлюзы воду не гнать – гнать только через турбины.

Георгию версия казалась сомнительной. Сам он был убеждён в другом: чужаки просто-напросто хотели согнать людей с насиженных мест. Потом увидели, что здешние обитатели – народ упорный, и сами испугались. Один год без воды дубравы и рощи выдержат, восстановятся, а вот пара-тройка лет – это уже не шутка. Ну и кому нужна зона экологической катастрофы?

Так или иначе, следующей весной вода в ерики хлынула – и держали её довольно долго. Надо полагать, решили сменить тактику. Да что там полагать! Уже сменили…

Стало быть, прощай, Волга, прощайте, картавые звонкие чайки, ребристый песок на мелководье – как отпечаток Божьего пальца, ящеричная сетка солнечных бликов и лениво клубящиеся на обрывчатом бережку отражения волн… Теперь любуйся на всё это издали, с борта пароходика… при условии, что хотя бы пристань уцелеет. А на пляжах и отмелях будут теперь колыхаться влажные коричневые туши пришельцев…

Георгий остановил тачку возле бара – так пышно именовался бетонный квадрат под жестяным навесом, прилегающий к строению из белого кирпича. Архитектурно оно и само напоминало кирпич с окнами, дверью и реликтовой надписью «Магазин». Эх, где вы, невозвратные светлые дни, когда магазины ещё назывались магазинами, тачки – тачками, люди – людьми…