Я - машина

– Слушай, – сказал вдруг мужчина, – А у тебя много парней было?

Фея отрицательно покачала головой.

– Мало?

– Не было еще, – почти прошептала она и с трепетом заглянула в его глаза.

– Так… тебе вроде уже восемнадцать! Как ты так сохранилась?

– Ну… – протянула она, сморщив лобик, – Понимаешь, мальчики моего возраста только об одном всегда и думают, и таращатся только на сиськи. А мне хочется, чтобы во мне видели человека, а не только мою грудь. Понимаешь?

– Конечно, – кивнул он, пьяно ухмыльнувшись, – Да все молодые – дураки. А ты и правда – умница. Ты не как все эти вертихвостки, которые шароебятся по дискотекам с малолетними идиотами.

Фея немного покраснела.

– Но все же, – продолжал он, – Не стоит задерживать этот момент, иначе навсегда останешься одна. Понимаешь, женщина так устроена, что ей непременно нужно потерять девственность до восемнадцати, иначе потом никто уже не клюнет на нее. Я взрослый, я знаю, о чем говорю.

Девушка замерла.

– Лучше это сделать со взрослым мужчиной, который имеет опыт и который, самое главное, не бросит тебя, получив свое.

– А ты… – прошептала она, – А ты любишь меня?

– Ну конечно, – ответил он хорошо заученным чувственным тоном.

– Честно-честно?

– Честней не бывает. Иначе стал бы я с тобой тут пить вино?

Мужчина улыбнулся. Сверкнул железный зуб.

– Я по любви хочу, – прошептала она.

Его рука упала ей на коленку.

– Так по любви и будет, – снова улыбнулся он, и рука его поднялась выше.

– Что прямо здесь? – удивилась она и покраснела.

– Ну, а что? – в свою очередь удивился он, – Тут тихо, никто не мешает, романтика – цветочки, свежий воздух. Презерватив у меня есть. Друг друга мы уже знаем почти неделю. Все свои, чего ждать то?

– Ну… я не знаю, – застеснялась она, – Я себе все по-другому представляла.

Он расстегнул ширинку. Потом положил лапу ей на затылок и попытался пригнуть ее голову вниз.

– Я люблю тебя, – уверенно сказал он, – Это главное, а теперь сделай мне приятно.

Она вскочила на ноги и отбросила его руку в сторону. Ее глаза наполнились слезами.

– Почему вы все такие?! – вскричала она.

– Ты что кричишь, дура!? – злобно прошипел он.

– А как же любовь? – чуть не плача, прошептала она.

– Иди сюда, будет тебе любовь.

– Это не любовь.

– Много ты знаешь о любви! Смотри, одна останешься. Твои подруги все уже при парнях. А ты в девках ходишь. В твоем возрасте об этом даже стыдно говорить!

– Пусть лучше одна, чем с тобой! – снова крикнула она и решительно отступила.

– Эй, котенок, – сменил он интонацию, – Я же люблю тебя, забыла? Ну, иди ко мне. Ты сделаешь все, о чем я попрошу, а потом…

Его руки потянулись к ней.

– Подонок! – крикнула она, потом, отвернувшись от него, быстро зашагала из беседки в парк.

Он такого поворота событий не ожидал. Соскочив со своего места, мужчина кинулся за девушкой.

Он настиг ее рядом с кустами волчьей ягоды, в которых прятался я. Повалил ее на землю и, оскалившись, прошипел:

– Я целую неделю тратил на тебя бабки, а ты, тварь неблагодарная, даже минет сделать не можешь!

– Я буду кричать! – сквозь слезы сдавленно проговорила она.

– Да кричи, люди сбегутся и увидят тут такое! Вот позору-то будет! А так все произойдет быстро и мирно, никто и не узнает. Так что будь умной девочкой и молчи.

Она лишь жалобно пискнула в ответ. Он уже стягивал с нее джинсы. Я замер и не дышал, а потом медленно встал со своей скамейки и рванулся прочь через кусты. Они были так заняты друг другом, что не обратили внимания на шум.

Отбежав метров на десять, я оглянулся. Они по-прежнему валялись на земле. Мне кажется, я даже услышал, как она сказала ему:

– Я тебя так люблю!

Что ж, теперь стало понятно, что они не так уж и не подходят друг другу.

***

На следующий день я стоял в очереди за пособим по безработице. Здесь было шумно. Любить это место было невозможно. Описать тоже.

Стоя в очереди каждый месяц, я научился различать людей, и по какой причине они не могут найти работу.

Вот женщины с лицами, как моченые груши. Сухая, морщинистая кожа обтягивает кости черепа, но в глазах нет тоски, только животная жажда жить. Они живут целым кланом, пока их дети воруют на рынках еду или грабят квартиры. Наверняка среди них есть и те, кто работает уборщицами, или, например, гардеробщицами. Но они никогда в этом не признаются, а так и будут официальными «безработными». Ведь им нужны лишние копейки на выпивку.

Их сожители тоже здесь стоят, похожи на бездомных. Небритые, уставшие, опухшие. Есть и прилично одетые, такие встречаются редко и вообще не понятно, что они здесь делают.

Есть и люди, которых я жутко боюсь. Они одеты странно, вычурно, рассеянны и отрешены. Чаще всего им меньше тридцати. Похожи на наркоманов, но они не наркоманы, уж я-то это знаю.

Они – мое подобие, и так же, как я смотрю на них со страхом, они смотрят на меня. Мы отвратительны друг другу, потому что мы напоминаем самим себе о своем существовании. Мы еще не имеем справок от врачей, но мы уже знаем, что сошли с ума. Нам лень следить за собой, нам лень делать какие-то усилия, чтобы жить. И работу мы не можем найти лишь потому, что не вписываемся ни в один коллектив. Нас отовсюду гонят. Мы смущаем людей.

Заглядывая в окна, я никогда не встречал их там. Только здесь. Мы получаем свое пособие и, облегчено вздыхая, бежим на волю. Нам неуютно среди людей, нам душно в кабинетах. Нормальный человек на эти деньги, что нам дают, от силы может прожить пару дней, мы живем месяц.

Но у нас есть большой плюс, в отличие от остальных людей, которые приходят сюда. Мы никогда не ссоримся, не деремся, не пьем. Нам все это не нужно. Мы молчаливы, мы замкнуты, мы не доставляем хлопот.

Я заглядываю в окна, и подобные мне люди тоже чудят как-нибудь по-своему, на свой манер. Но они должны чудить, по-другому подобные мне люди жить не могут.

На полученные деньги я купил самой дешевой китайской лапши и хлеба, сложил все это дома в холодильник. Потом отправился дальше заглядывать в окна.