Я - машина

Я уже не помню, с чего все началось – почему я вдруг перестал следить за собой. Я не мылся, не убирался. По дому ходил либо в одних трусах, а то и вовсе без них. А кто мог меня пристыдить за это? Никто. Ведь я жил один в своей двухкомнатной квартире, которая досталась мне от матери.

На полке стоит черное советское радио «Маяк», иногда я его включаю, сажусь на табуретку и сквозь треск и шум пытаюсь понять, что происходит в мире.

Иногда слушаю музыку.

Больше вроде ничего не делаю.

Но все-таки я умею испытывать сильные эмоции. У меня есть тайная страсть. Это – чужие окна и то, что за ними происходит.

После переезда в этот город, а это случилось, когда я учился в девятом классе, я страдал от того, что у меня не было ни друзей, ни знакомых. Новыми друзьями я не сумел обзавестись, а старых не мог забыть. Это был период своеобразного аутизма.

Вот тогда что-то и произошло со мной, я и стал часто бродить в одиночестве по городским улицам, чтобы лишний раз найти интересное окно, в каком-нибудь доме. А потом подолгу стоять под ближайшим деревом и наблюдать за чужой жизнью.

Я наблюдал генез.

***

Светило яркое солнце. Воздух пах гнилой листвой, пропитанной весенней талой водой. Первые, самые нежные зеленые листочки пробивались на свет, лопались почки, над зеленой травой кружились бабочки. Было тепло.

Я натянул рубаху в фиолетовую клетку и потертые черные джинсы, обулся в старые туфли, у которых почти отвалилась подошва. Мои длинные сальные волосы спутались и имели жалкий вид. Всего полгода назад я был аккуратно коротко стрижен.

Пройдя несколько дворов, я нашел окно, которое заинтересовало меня. Тяжелые красные шторы обрамляли его по краю. Весь подоконник был заставлен цветами разных видов. Вьюнки тянулись к потолку и уходили вглубь квартиры. Отсюда можно было рассмотреть даже огромный кожаный диван, журнальный стол, большой старинный шкаф, забитый книгами, и ковер, висящий на стене.

Очень уютная комната. Напротив этого окна стоял старый тополь. Я взобрался на одну из его веток, прижался к сырому шершавому стволу и принялся ждать, когда в моем окне произойдет что-нибудь необычное.

Я ощущал себя охотником с ружьем, поджидающим свою жертву. Время в такие моменты течет необычайно медленно, все проблемы отходят на задний план, мое Эго растворяется в моем ожидании. Меня больше нет.

Какая-то женщина, совсем еще не старая, но уже «в годах», с аккуратным пучком волос на затылке и в длинном домашнем платье голубого цвета, заходит комнату, в ее руках поднос, на котором стоят две крохотные чашки и вазочка с печеньем. Она ставит поднос на журнальный столик. Сама садится на кожаный диван, который сильно проминается под ее весом. Наверное, она собирается пить чай. Но не одна – она наверняка ждет еще кого-то. Я вижу ее очень хорошо, могу различить, как поднимается от мерного напряженного дыхания ее грудь, я вижу ее грустные глаза и даже морщинки под ними.

Скорее всего, в этой комнате должен произойти какой-то очень важный разговор.

И вот появляется мужчина. Большой, высокий, с усами и с брюшком, одетый во что-то домашнее, но очень опрятное, с мокрыми волосами и перекинутым через плечо полотенцем – принимал душ, судя по всему.

Вот он садится рядом с ней. Мое воображение уносит меня к их разговору, я почти наяву слышу каждое их слово.

– Что же нам делать, Виктор? – взволновано спрашивает женщина, передавая мужчине одну чашечку.

Голос у нее приятный, бархатный, как у старомодной учительницы пения или французской гувернантки.

– А что тут сделаешь? – мужчина разводит руками.

– Ну, ты же глава нашей семьи, придумай, что-нибудь. Скажи ей, что ты против этого брака.

Виктор наклоняет голову к чашке и делает аккуратный глоток. К печенью он не притрагивается. Какое-то время в комнате царит тишина и напряжение. Мне кажется, женщина готова заплакать.

– Ей всего семнадцать лет. Она еще ребенок, – гневно восклицает она после паузы. – Я не позволю ей испортить себе жизнь. Она еще колледж не закончила. Я хочу, чтобы она сделала карьеру, стала сильной, самостоятельной, умной женщиной, а не просто замужней квочкой!

– Но ты же вышла за меня, не доучившись? – сердито возразил мужчина.

– Я была совсем глупой. Ну и что с тех пор было в моей жизни? В нашей жизни. Ты работаешь, я целыми днями сижу дома и от скуки вожусь с цветами. Вот и все. Ты того же желаешь ей, чтобы она так вот всю жизнь мучалась? Ну не молчи же!

Мужчина снова делает глоток чаю. Он уже не сердится, наверное, за долгие годы супружества успел привыкнуть к эмоциональности жены.

– Если бы он был мужчиной, а не мальчишкой, или имел перспективы в жизни, или богатых родителей. Ты видел его? Это же бестолочь, от которого не будет толку! Кого она себе выбрала? А как будут над нами смеяться соседи…

– Я тоже был бестолочью, и частенько попадал на пятнадцать суток за дебоши, – перебил ее Виктор.

– Ну, я знала, что в тебе есть что-то, я это видела. И вот ты полковник милиции! А ее ухажер занимается тем, что бренчит на гитаре в подъездах.

– Значит, хулиган лучше музыканта?

– Оба хороши, – немного растерялась женщина, – Найдет еще себе нормально парня… Послушай, ты же полковник! Забери его в милицию!

– За что? – удивился мужчина.

– За что хочешь, придумай, что-нибудь. Ну, хотя бы за наркотики! Посади его! И тогда не будет свадьбы!

– А если наша дочь уже успела эмм… «залететь»? – парировал он.

Женщина покраснела. Ее возмутили эти слова.

– Как это залетела?! Она же ребенок, ей всего семнадцать! Господи, думай, что говоришь!

Мужчина лишь покачал головой.

– Сейчас другие нравы. Рожают и в тринадцать. Вдруг и правда забеременела? Кому тогда она с ребенком будет нужна, если я ее жениха, как ты говоришь, посажу?

– Ну… Ну я не знаю, – женщина упрямо продолжала искать выходы из ситуации, – Ну тогда договорись с военкоматом, пусть его в армию заберут! Чтоб никак не отвертелся. Это и не тюрьма, но тоже неплохо. За два года Света успеет его забыть, доучится, сделает карьеру.

– А ты свою дочь спросила, нужна ли ей учеба и карьера? – усмехнулся Виктор, – А может, она домохозяйкой хочет стать, детей растить?

– Она еще маленький глупый ребенок, она ничего в этом не соображает!

– Тебе видней, – мужчина почти улыбнулся.

– Что значит, мне видней?

– Успокойся.

– Ах, успокоиться?! – женщина начала задыхаться от негодования. Да, в ней погибла настоящая МХАТовская актриса!