Лига мартинариев

— Поехали! — приказал длинноволосый бабьим голосом и принялся ладошками приглаживать свои жирные пряди.

Мысленно я окрестила этого типа «педиком».

— Лажа все твои сведения, — самодовольно заявил супершкаф своему тощему помощнику, когда машина тронулась. — Никто его не охранял. Ни одной собаки, ни ментовской, ни от мэрии.

— А должны были… — отозвался «педик». — Личный приказ мэра. Они не совсем дураки — тоже расчухали про список.

За окном слева мелькнула бело-синяя милицейская машина. В этот раз соображала быстрее, попыталась оттолкнуть «педика» и треснуть сумкой с рукописью по стеклу, да не успела — супершкаф протянул руку, ухватил меня за ворот Орасовой ветровки и рванул назад, на сиденье.

— Еще раз выкинешь такой фокус — выкинем из машины, — пригрозил шкафоподобный. — На полной скорости — в бетонку. А ты не вихляй, — обратился он к Толику. — Нам с ГАИшниками встречаться ни к чему.

— У меня рука прострелена, — пожаловался тот. — Полный рукав крови натекло.

— Прострелена! — хмыкнул шкаф. — Да у тебя обычная царапина. А вот то, что ты Орасу наболтал… Продал нас, сука, ни за грош!

— Да я назвал просто первое имя, какое на ум пришло, — вновь принялся оправдываться Толик. — А они вцепились в него как поросята в арбузную корку. Я и не знал, что Мартисса Юрой зовут. Надо было срочно втюхать Орасу какую-нибудь правдоподобную версию. Скажешь, лучше, если бы в дом явились легавые?

— Твое счастье, что в голову тебе не пришло другое имя, — ухмыльнулся шкафоподобный. — А Ораса всё равно замочат…

— Скоты! — заорала я. — Вас самих надо убрать…

— Да замолчи ты, сука, — шкафоподобный протянул руку и ткнул меня пальцем в шею.

Очнулась я, когда машина уже мчалась по загородному шоссе. Меня мутило, а одна половина головы раскалывалась от боли так, будто на нее надели железный колпак с иглами — такие выставляют в музеях, в разделе «преступления инквизиции».

Шел дождь, и деревья вдоль дороги кутались в мокрую листву. Моя голова покоилась на плече Кентиса. Я попыталась пошевелиться, и вскрикнула от боли — шея задеревенела так, что я не могла повернуть голову. Пришлось осторожно просунуть ладонь под щеку и руками аккуратно приподнять голову.

— Хорошо, что идет дождь, — прошептала я. — В дождь немного легче жить. За мартинария страдает природа.

— Слушай, а где рукопись книги? — спросил Кентис.

— У меня под ногами, — нагло ухмыльнувшись, отозвался «педик».

Кентис захихикал:

— Мартинарием родился, мартинарием и помрешь.

Машина свернула на проселочную дорогу и буквально поплыла по жидкой грязи. Я в городе как-то отвыкла от подобных трактов. Каждую секунду казалось, что несчастный «Мерс» просто утонет в очередной луже. Но нет, он продолжал двигаться вперед. Наконец мы остановились перед двухэтажным зданием с большими зарешеченными окнами. Здание стояло одиноко, как гнилой зуб, посреди чахлого леса, обнесенное бетонным забором, внутри которого угадывался большой двор и бесчисленные склады. Кованые ворота с мощными, как крепостными башни, столбами были закрыты. Перед воротами сидел рыжий пес и смотрел на нас узкими лесными глазами.

— Что это, тюрьма? — спросила я, с трудом поворачивая шею, чтобы оглядеться.

— Это коровник, — отозвался супершкаф. — Коровник для мартинариев…

— Тайный коровник, — уточнил Кентис, разглядывая мрачное здание.

— Надо же, какой догадливый парнишка, — ухмыльнулся «педик». — Вылезайте, прибыли…

Мы вылезли и тут же по щиколотку утонули в грязи.

— А дорога — тоже мартинарий? — спросила я, тупо глядя себе под ноги.

— Все мы обречены, — ответил Кентис почти с восторгом.

«Нет, — подумала я, — совсем это не так. Я буду любить Андрея, и этого у меня не сумеют отнять. Любовь — твое солнце, пока ты живешь, и она уносит твою душу, когда ты исчезаешь…»

Часть 3

ГИБЕЛЬ АНГЕЛОВ

1

Говорят, наше время не благоволит к ученым. Но это под каким углом посмотреть. В прежние времена кто был самым уважаемым человеком? Правильно, товаровед в магазине или директор ресторана. А теперь кто торгует рыбой и овощами? Правильно — бывшие инженеры и кандидаты наук. Им еще немножко поднапрячься, поднатореть и, глядишь — тоже станут самыми уважаемыми. Немного осталось. Все возвращается на круги своя — и нам только кажется, что мы живем в какое-то особенное время.

Несмотря на всеобщий кризис науки, Институт фармакологии под руководством бойкого директора расцветал буквально на глазах: новая проходная, новая стоянка для машин, не говоря уже о кабинете директора и приемной. Сотрудники специально записывались на прием, чтобы взглянуть на заказанную в Италии роскошную мебель. Была еще комната отдыха, но туда никого не пускали, кроме начальства. Говорили, что особым вниманием институт пользуется у директора «Мастерленда», особенно новые разработки в области транквилизаторов… Но это, поверьте, беспочвенные слухи.

Зато у института были свои легенды: история о том, как директор выгнал завлаба только за то, что тот осмелился приезжать на работу в точно таком же «Мерсе», каковой имелся у директора. Еще ходила легенда о целой бригаде плотников, нанятых за счет института для отделки директорской виллы. Несколько сорокалетних дам, особенно преданных науке, ездили за город, виллу директора отыскали, но самих плотников не видели. Зато описание этой виллы тоже превратилось в легенду.

С коммерческой деятельностью в институте все обстояло отлично: в третьей лаборатории организовали буфет, торговали сосисками и пирожками — столовую пять лет назад ликвидировали за ненадобностью, благо сам директор обедал только в ресторане «Мечта» и всегда за одним и тем же столиком. Товар из буфета выдавали прямо через окно, чтобы не заставлять сотрудников плутать по коридорам, заставленных шкафами. Оголодавшие ученые вечно путали окошко «буфетной» с окном Сергея, тоже открытом в летнюю пору, и поминутно в него заглядывали.

— Буфет рядом! — раздраженно кричал Сергей, заслышав под окном цоканье каблучков.

В седьмой лаборатории продавали новые противозачаточные средства, в пятой круглосуточно принимали больных, своих и чужих, пропуская их через томограф, подаренный институту каким-то сумасшедшим заезжим спонсором. Для пополнения бюджета Сергей раз в неделю брал у «отличников» дежурство. Но самым выгодным делом — разумеется, для директора, а не для института, была распродажа корпусов старых зданий, выходящих фасадом на центральную улицу. За год под одной крышей с НИИ поселились: Секс-шоп, филиал крупного банка и магазин по продаже компьютерной техники. Выселенных сотрудников впихивали в оставшиеся помещения. К удивлению директора, оказалось, что этот процесс можно вести практически бесконечно. Так же, как и сокращение кадров. Там, где раньше работало три тысячи, теперь хватало пятьсот человек. А объем работы — то есть количество и толщина отчетов — оставались прежними.

Сегодня Сергей нервничал больше обычного, на экране компьютера с самого утра появилась лишь одна строчка будущего отчета. Но не отчет его не волновал — внутренне он был уже уверен, что вообще не будет сочинять эту дурацкую писульку. То и дело он поглядывал на часы. Если сегодня не пришлют приглашения, на конференцию, он опоздает. Внутренне он был уверен, что приглашения не пришлют, или оно придет слишком поздно. С ним такое случалось постоянно.

«Я опоздаю навсегда…» — и эта мысль доставила странное болезненное наслаждение.

Опять кто-то попытался заглянуть в окно.

— Все сосиски слопали! — крикнул Сергей, выходя из себя.

Раздался испуганный взвизг, а потом рассерженный женский голос произнес, всё больше и больше распаляясь:

— Сами просили сказать, если факс вам придет, Сергей Владиславович. Я и звонить по телефону не стала, чтобы Дульсинея не догадалась. Побежала к вам, а вы…