Полный стакан

ницы в отпуске — форс-мажор, понимаете? — Она держала деньги перед собой, не решаясь ни положить их на стол, ни убрать в сумочку.

Матвей Васильевич, не улыбнувшись, протянул к ним руки. Пришлось отдать, иначе зачем доставала? Жаль, конечно. Все-таки сумма, мягко говоря, не маленькая, а человека Лиза видит первый раз в жизни. Не стоило приходить. И Ольгу не надо было слушать. Разревелась как дура, наплела ей о себе черти-что, да еще половину выдумала. А Ольга тоже хороша: направила к кудеснику. Еще и звонила два раза, торопила. Неужели это возможно?

— То есть… Я тогда лучше вечером заеду.

Василий Матвеевич считал деньги. Он снимал с пачки резинку, опускал руки с купюрами вниз, ниже уровня стола, и считал не торопясь, чуть шевеля губами. Его совершенно ничто не стесняло. Да и кого стесняться? Пришла какая-то дурочка, принесла кучу денег. С чего, спрашивается? Лиза заметила телевизор — спрятался под салфеткой. Непорядок, такой кухне телевизор не положен, там должна стоять железная хлебница.

— Все хорошо, — кивнул хозяин. — Так, я уберу деньги, а вы вот. — Он достал с полки небольшое круглое зеркало. — Посмотрите на себя, расслабьтесь. Настройтесь.

— На что настроиться? — запоздало крикнула ему в комнату Лиза.

— Просто посмотрите на себя!

Лиза отогнула подпорочку, поставила зеркальце на стол. Круглое, и лицо в нем круглое. Похоже, тянет в ширину, полнит. С левого глаза тушь просыпалась немного, Лиза подобрала ее салфеточкой — купила как раз по дороге. Губы стоило бы подкрасить, но не сейчас же? Глаза у Лизы красивого карего оттенка, а вот веки тяжеловаты. Брови когда-то в детстве она мечтала выщипать, но потом как-то не пришлось. На виске вызревает прыщик.

— Сколько вам лет?

Лиза даже вздрогнула. Матвей Васильевич протиснулся мимо, обдав запахом отфильтрованного легкими табака, и снова взялся за карандаш.

— Тридцать семь.

— Не замужем, — как-то очень довольно протянул он, делая пометку.

«Жаль, что у него карандаш не химический».

— Угадали, не замужем. Это имеет значение?

— Да и нет.

— Да и нет?

— Для вас имеет, для меня — нет. Вы, наверное, помните свои детские кошмары, Лиза?

— Почему вы так думаете? Да, помню. Колдуньи всякие… От мамы украсть хотели. — Лиза без всякого веселья фыркнула. — А что?

— Мама жива?

— Тьфу-тьфу-тьфу.

— Чем болеет?

— Сосуды, сердце. Давление… Ну, все что положено. Ревматизм еще.

Матвей Васильевич чертил какие-то неправильные линии, очень сосредоточенно чертил. Лиза поверх зеркала попробовала всмотреться, мысленно перевернуть картинку. Может, диаграммы, а может, британский флаг — это если Матвей Васильевич вовсе рисовать не умеет.

— Пауков боитесь?

— Ну да. Конечно.

— А еще кого?

— Крыс. Змей. Жуков. Тараканов. Червей. Пантер. В лифте ездить боюсь, — зачем-то добавила Лиза. — Немножечко.

— Понятно…

— Что?

Он сложил листок пополам, потом еще раз и убрал на полку.

— Что вам понятно? Кто я такая?

— Я не психолог, и даже гороскопы не составляю.