Призрак Белой Страны. Бунт теней исполненного, или Краткая история «Ветхозаветствующего» прозелитизм

— Мне не в чем, как вы изволили выразиться, «раскалываться».

— У нас раскалываются все. Ни одна контра не отвертелась от наказания.

Двое повели отца, один остался, продолжая осматривать комнату, бормоча: «Хоть бы чего-нибудь…». Он даже не обратил внимания на жену профессора Анастасию Кузьминичну, которая откинулась на спинку кресла и хрипела.

— Мама! — закричала Валентина, — помогите же! У нее больное сердце.

Но разве кто бы услышал ее, невидимую в этом мире, человека по имени Никто.

— Хозяйке плохо, — засуетился Степан.

— Ну вызовите врача! — небрежно бросил представитель НКВД. И, в который уже раз выругавшись, покинул комнату.

Она снова была в беседке, рядом — ее новый знакомый Александр Горчаков, напротив — колдунья Варвара. Валентине показалось, что она отсутствовала целую вечность. А это всего лишь. видение?

Девушка вопросительно посмотрела на Варвару. Та молчала, ни один мускул не дрогнул на ее ставшем каменным лице.

— Что-то случилось? — спросил Александр.

— Она знает.

— Знает что?

По-прежнему со стороны хозяйки — ни звука. Александр уже слышал, что означает такое ее поведение. Аудиенция закончена.

— Пошли, — сказал он Валентине. — Непогода прошла стороной, но нет гарантии, что дождя не будет. Варвара молча встала.

Каждый думал о своем; Репринцева о жутком видении, Горчаков о странных словах колдуньи: «Он рядом, и далеко. Совсем рядом и так далеко, что не видать отсюда. Ты знаешь его и не знаешь». Есть ли хоть капля смысла в ее словах?

Они уже были на улице, когда Валентина оглянулась и. в ужасе прислонилась к Александру.

— Там, в окне.

Он тоже обернулся. Из окна на него глядело лицо. Нет, не лицо, а покрытая шерстью морда. Но разумный блеск в глазах говорил, что существо думает, мыслит.

Впрочем, через мгновение его уже не было. Молодые люди переглянулись: они видели неведомого зверя? Или им показалось?

— Проверим? — предложил Горчаков.

— Нет, нет, уйдем! — взмолилась Репринцева. — К тому же. надо позвонить в Москву. Позвонить сегодня, сейчас! Сердце болит от неизвестности.

Александр с сожалением вздохнул, взял Валентину под руку и повел к ближайшей остановке.

Раздался стук в дверь, Надежда крикнула: «Кто?» и, услышав, «От Коровина Андрея», сжалась в комок.

Конечно, она рада, что Валентина так неумело подставила себя, но нужно объяснить ее поведение товарищам из ВКП(б). Ее наверняка спросят: «Как же вы, комсомолка Погребняк, допустили подобное? Почему не помешали бегству? А что если она вообще сбежала?». Оправдывайся потом!

— Проходите!

Вошедший товарищ напоминал большую деревянную куклу с размеренными движениями, шаг чеканил, как солдат на строевой, на собеседника глядел, не мигая.

— Здравствуйте, Надя, — отрапортовал он монотонно. — Меня зовут Кирилл Прошкин.

— Откуда вы узнали, что это я?

— У меня есть ваши фотографии. Всех четверых. Я пришел показать город.

— Спасибо, но нас не четверо, а трое. Репринцева Валя куда-то умотала. Ох, и попадет ей, когда вернется. Мы ей устроим такую головомойку!

— Не надо устраивать ей головомоек.

— Как?! Она же.

— Хорошо, что ее нет! — оборвал Прошкин. — У меня к вам серьезное партийное поручение. Оно согласовано с. вы понимаете.

— Понимаю, — благоговейно произнесла Надежда.

— И еще: вы должны дать слово, что никогда и никому не разгласите информацию, которую сейчас услышите.

— Честное ленинское!

— Если проболтаетесь.

— Никогда! Я поклялась святым для себя именем.

— Отец Валентины арестован.

— Профессор Репринцев?

— Как агент английской разведки. Когда его забирали, матери Валентины стало плохо. Приехали врачи, однако спасти ее не удалось. И это не все. Узнав о смерти жены, профессор вскрыл себе вены.

Валентина ни в коем случае не должна знать, что случилось с ее семьей. Сами понимаете. Она может испугаться и не вернуться на родину. А она очень нужна в Москве, не исключено, что и она выполняла тайные поручения отца. Там с ней поговорят, может, она и не причастна к делам отца?.. НКВД пока не распространяется об аресте Репринцева, но как бы кто-нибудь здесь про это не пронюхал: агенты местных спецслужб, журналисты. Надеюсь, не пронюхают. Профессор не та фигура, чтобы слишком уж интересовать Запад или Юг.

«Не исключено, что и она выполняла тайные поручения», — гудело в голове Надежды. Чтобы окончательно обезопасить себя от обвинения «проглядевшая врага» Погребняк поспешила сообщить:

— Она и в поездке ведет себя подозрительно. Отплясывала с казаками буржуазные танцы, восхищалась удравшими из СССР поэтами — неким Есениным, например. А в Старом Осколе купила капиталистическое платье. И это комсомолка! Да разве комсомолка думает о тряпках? Где вы видели молодого ленинца одетого, как буржуа?

Прошкин дернулся, молча стряхнул волосинку со своего безупречного английского костюма. Затем подвел итог разговора:

— На ее ошибки внимания не обращайте. Не ругайте ее, наоборот, похвалите. Через несколько дней она будет в СССР. Там спросят за все.

— А если Валентина каким-то образом (не через меня, конечно!) узнает о гибели родителей?

— Не узнает. Ее домашний телефон не работает. Соседи проинструктированы. Несколько дней — и в этой конспирации не будет нужды. А сейчас познакомимся с вашими товарищами.

Прошкин по-военному развернулся и вместе с Надеждой направился в комнату Давида и Рустама.

Валентина безуспешно пыталась связаться с Москвой. Телефонистка повторяла: «Занято». Потом сделала предположение, что произошла поломка на линии, или не исправлен телефон. Позвонили соседям, но и они не ответили.

— Что вы так волнуетесь?

— Сама не могу понять. — Репринцева по-прежнему не хотела говорить про страшное видение в беседке. Мало ли что привиделось!

Когда Валентина окончательно потеряла надежду связаться с домашними, Александр постарался ее успокоить.

— Завтра наладится связь и все будет в порядке.

— Вы так полагаете?

— Конечно. Сделайте проще: позвоните ему на работу.

— Есть телефон кафедры, только я его не знаю. Да и бывает папа там только два раза в неделю.

— Не волнуйтесь! — повторил Александр.

— Мне пора в гостиницу, — вздохнула Валентина. — Еще немного, и поднимется международный скандал.

— Я провожу. И. давай на «ты»?

— Право, не знаю.

— Я пытался перейти еще тогда у дома Варвары, однако побоялся, что поддержки не получу.

— Хорошо.

Вечерний Оскол переливался огнями, слышалась музыка. Молодежь оккупировала маленькие открытые кафе и просто тротуары. Иногда между парнями вспыхивали потасовки, но в основном молодые люди смеялись, разговаривали, обхаживали проходящих мимо девушек. Несколько человек дружески приветствовали Александра, и, кивая в сторону Валентины, тихонько поднимали вверх большой палец. Впрочем, девушка заметила, ее спутник стал все чаще оглядываться, как она тогда в кафе. Сразу вспомнилось, что за ним следят.

Вот и гостиница. Валентина подошла к администратору, поинтересовалась, разыскивали ли ее?

— Да, — часто закивал он. — Ваши друзья будто с ума сошли! Радуйтесь, вы им так дороги.

— Можно позвонить в Москву?

— Без проблем!

Вновь гудки и, конечно же, телефон не работает!

— Не волнуйся, — повторил Александр. — Завтра спокойно свяжешься.

— Завтра. Спасибо за все. Мне пора.

— Уже?

— Ты слышал: они сходят с ума.

— Подождут еще минуту.

— А твоя работа?

— И она подождет.

Они вдруг замолчали, сказать хотелось многое, но времени на это бы не хватило. Все недосказанное утонуло в молчании.

— Кто был в окне? — наконец произнесла Репринцева. — Мы это, правда, видели?

— Не знаю, — ответил Горчаков. — Мне и самому интересно, что за чудовище там прячется. Неспроста Варвара не пригласила нас в дом.

— Она объяснила.

— Никогда не поверю такому объяснению.