Волчица (СИ)

Ленайне не хотелось начинать вечер с поминовения.

Но она подумала, что так честней: по дороге Сандра и Людмила успели рассказать, что более половины их пожилых коллег, уже работавших на ферме в те годы, когда они только «раскупоривались» из родильных автоклавов, или уже мертвы, или переведены на более простые и не столь тяжёлые работы.

От такой ситуации почему-то мурашки бегали по коже…

А уж сколько погибло за эти годы их, не сказать, чтобы друзей… Но – танкистов!

– Ну, давайте теперь за наших общих знакомых – пусть у них всё будет хорошо!

Ленайна занюхала самую лучшую, нашедшуюся на складе (Но на её взыскательный вкус всё равно отдающую банальной сивухой!) водку, которую сегодня пила наравне со всеми, куском лимона:

– А что, тот п…рас, который сейчас сидит там, в диспетчерской – давно он там?

– Нет, что ты. – Сандру, явно не привыкшую к спиртному, да ещё качественному и дорогому, уже подразвезло: язык чуть заплетался, и глаза словно подёрнуло поволокой, – Никакой он не п…рас. Он, как и я – больной! Ему вырезали простату и отрезали яички – рак. И поскольку он больше ничего уже не может, посадили перебирать бумажки, и отдавать распоряжения!

– Вот блин. Знала бы – не… А впрочем – вряд ли. Всё равно наехала бы! Ладно, чёрт с ним. Пусть радуется, что хоть жив. А вот Анни, Наталью и Марину жаль… Что-то у вас здесь часто люди мрут от рака и болезней «внутренних органов»! – она обратилась теперь к Людмиле. Та тоже словно задыхалась, да и лицо стало ещё красней, если только её не обманывает зрение: спиртное, что ли, тут так действует на всех?!

– Ну так – «экология», будь она неладна! Уже приезжал к нам Комитет из Метрополии – как раз по поводу этой самой высокой смертности… Сказали, что что-то у нас тут в воздухе: не то – пыльца местных растений, как-то скрестившихся с пшеницей, не то – споры дрожжей, облучённые слишком сильной дозой ультрафиолета… – она кивнула вверх, туда, где по орбите плыл могучий Трилорн, – Словом – пока мы здесь всё выращиваем, разводим и удобряем, улучшение этой… Экологии… Невозможно!

То, что на Глорию приезжали спецы аж с самой Ньюземли, о многом сказало Ленайне. Они появляются только там, где ситуация со смертностью или ухудшением здоровья реально может повредить экономике и промышленному потенциалу всей планеты. Похоже, положение с этим делом даже хуже, чем рассказали местным. Работягам.

– А как там поживает Альфия? Всё ещё с Феофаном?

– Да что ты! Феофан уж лет, почитай как пять… или шесть – помер! Терапевт сказал, что не выдержало сердце. Ну и правильно: Альфия-то наша уж больно зло…чая! Ей надо не меньше, чем по три раза за ночь!..

– Надо же… Ну и дура она. Спорим, больше желающих на такую «активную» не нашлось?

– Найти-то нашлось… Правда, оба уже сбежали. Одного хватило на неделю, другого – на два месяца. Перевелись в Сибирь. Теперь там выращивают кедровые орешки… И оленей – для экспорта экзотического мяса гурманам.

Ленайна не без удивления смотрела, как крепкая на вид Людмила уже с трудом сидит на стуле, всё время утирая обильный пот со лба и шеи – похоже, не слишком её подруги привыкли к алкоголю. Да и к хорошей еде. Сандра, пока её не спрашивали, помалкивала, крохотными кусочками отщипывая от варёной курицы мясо, и долго-долго жевала, уставившись невидящим взором куда-то в угол.

Линда всё время переводила взгляд с одной сокурсницы по Интернату на другую, и возвращалась взглядом к Ленайне. Той нетрудно было ощутить, как мысли и эмоции напарницы при этом словно неслись вскачь: то она печалилась по умершим, то горячая волна воспоминаний о жёстком и жестоком детстве заливала её душу до самой макушки. А ещё Линда злилась на проклятую войну, доведшую её одногодок, оставшихся на Глории, да и остальных колонистов, из старшего поколения, до такого состояния.

Ленайна же всё расспрашивала – про Мэри, Галину, Мадину, Хильду и остальных.

Людмила, прервав ответ, вдруг выбралась из-за стола, держась одной рукой за столешницу, а другой придерживая живот:

– Простите… Ленайна, а где тут ванная?..

Звуки рвоты не заглушала даже пущенная на полную струя воды. Сандра сказала:

– Я не хотела говорить при ней… У неё астенозная миома матки. Ей бы не нужно пить… А уж про секс…

– Сандра!.. Боже мой! Что же у вас здесь происходит, чёрт его задери?! Почему вы все такие больные?! И мрёте – ты уж прости! – как мухи?!

– Я думаю, это от того, что мы плохо питаемся. И не можем нормально отдохнуть от работы. Отпуска отменили. А вкалывать по одиннадцать часов, пусть даже есть роботележки и электродробилки – не сахар. Изматывает. Хуже всего изматывает нервы. Душу.

А уж после того, как сбежали из барака последние два мужика, хоть на что-то способные… И которые тут, пользуясь монополией, даже ввели что-то вроде права первой ночи, но… Не выдержали первыми!..

У нас нет даже «универсального средства для расслабления» – секса. Приходится использовать искусственные …! Ну а женщине всё-таки – сама знаешь! – нужны мужские гормоны. Хотя бы изредка. Для восстановления чего-то там. Важного.

Или хотя бы – чтоб не росли усы. – горечи в тоне не заметил бы только стол, уставленный полупустыми тарелками и бутылками.

– Гос-споди! И сколько вы уже без этого дела?!

– Я – года три. (Ну – я-то – ладно. Больная же!) А Людмила, и остальные девочки – считай, побольше года!

– А почему же вам сюда не распределяют мужиков-то?! Для работы же они нужны?

– Да в том всё и дело, что уже – нет! На нашей ферме всё теперь могут делать и женщины. А мужиков теперь ставят только туда, где они в силу специфики действительно незаменимы: к проходческим комбайнам в шахтах, к домнам сталеплавильных комбинатов, да к токарно-фрезерным автоматам! Изготовляют оружие, чтоб его черти взяли!

Из ванны буквально выползла Людмила:

– Ленайна, Линда… Вы уж извините. Можно я пойду лягу?

Ленайна и Линда переглянулись.

– Иди, конечно. Давай я отведу тебя, – Ленайна поторопилась подскочить к опиравшейся на косяк женщине и подставила плечо. Людмила с благодарностью навалилась на него немалым весом.

Когда её «сгрузили» на трехспальную, поистине необъятную кровать, женщина только вздохнула:

– Спасибо, Ленайна… Кровать-то какая мягкая… Хоть полежу по-человечески! – Ленайну покоробило от вида слёз, появившихся в краях глаз Людмилы.

Теперь Ленайна сама ушла в ванную. Она тоже включила воду – чтоб не было слышно её рыданий! (Ну так!.. Танкистка же! Со стальными нервами и мышцами!..)

Боже – до чего же тут довели их сопланетников! Неужели всё это – только из-за того, что война требует всё больше и больше?!..

Сил. Времени. Ресурсов.

Человеческих жизней.

Как же пристукнуть навсегда этого Молоха, этого кровавого вампира, волосатого мерзкого клеща, мёртвой хваткой впившегося в тело человечества?!

Когда она вышла из ванной, ситуация наводила тоску: Линда сидела, глядя куда-то в пол, и сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Миша откинувшись на стуле, блаженно закрыл глаза: водки он, похоже, выпил в свою норму, и теперь просто слушал музыку из наушников, не заморачиваясь ни экологией, ни болячками незнакомых баб.

Сандра взглянула на Ленайну, подняв глаза от пустой тарелки. Ленайна села.

– Прости, что спрашиваю. Почему вы не… сопротивляетесь? Ну, там, марши протеста, демонстрации, голодовки?

– Ха! – горькая ирония в тоне сказали обо всём ещё раньше, чем прозвучали слова, – Теперь все наши мужчины, кто поздоровей, и не хочет ни …уя делать, идут в полицию!

Это же куда безопасней, чем подставлять свою задницу во Флоте! Потому что лупить резиновыми дубинками безоружных «бунтовщиков и бунтовщиц» куда веселей и безопасней! Особенно после того, как приняли этот, новый, Закон. О саботаже в военное время.

Поэтому у нас теперь если что и работает без перерывов, и с перевыполнением плана – так это сволочные урановые рудники в Заречьи!.. Правда, говорят, там трудно выдержать больше пяти лет. Живым. Поэтому недовольные, и «организованно» бастующие, у нас перевелись. Своё недовольство все теперь выражают злобным шипением по углам, (Да и то – не с каждым – чтоб не донесли!) и шевелением большого пальца на правой ноге!