Сапфик (ЛП)

— Исцели моего сына, о Мудрейший! — закричала в отдалении женщина. — Исцели его!

Люди начали передавать поднятого над толпой младенца.

Чародей повернулся и поднял руку.

— Не сейчас. Я сделаю это позже, — властно сказал он. — Сейчас я собираю всю свою силу. Для того чтобы проникнуть в ваши умы... Для того чтобы войти в смерть и вернуться обратно в жизнь…

Он закрыл глаза.

Пламя факелов мигнуло и потускнело ещё больше.

Стоя в полумраке, Чародей прошептал, словно разговаривая с самим собой:

— Здесь столько печали. Столько страха. — Он открыл глаза, обвёл взглядом толпу, казалось, его поразило количество людей, испугала сложность стоящей перед ним задачи. Потом провозгласил: — Мне нужно, чтобы вышли три человека. Но только те, кто готов обнажить глубочайшие свои страхи. Те, кто желает открыть душу перед моим взором.

В воздух взлетело несколько рук, раздались женские голоса. После секундного колебания Аттия тоже подняла руку.

Чародей приблизился к толпе.

— Эта женщина, — указал он, и счастливица, потная и задыхающаяся, пробилась вперёд.

— Он. — Высокого мужчину, который даже не вызывался сам, вытолкнули те, кто стоял с ним рядом. Ошалевший от ужаса, он неловко переминался с ноги на ногу, бормоча заклятия от дурного глаза.

Чародей неумолимо изучал взглядом каждое лицо. Аттия задержала дыхание. Задумчивый взор мага скользнул по ней, обжёг на мгновение и переместился на другого человека. И вдруг Чародей вернулся к ней, их взгляды встретились. Он медленно поднял руку и ткнул средним пальцем в её направлении. Толпа завопила, обнаружив, что указательный палец отсутствовал, как у Сапфика.

— Ты, — прошептал Чародей.

Чтобы хоть немного успокоиться, она сделала глубокий вдох, сердце бешено колотилось. Усилием воли Аттия заставила себя выйти на открытое пространство. Только бы не сорваться, только бы не показать свой страх! Только бы они не увидели, что она не такая, как остальные.

Трое избранных встали в линию, и Аттия почувствовала, что женщина дрожит под напором бушующих в ней эмоций. Чародей прошёлся вдоль ряда, внимательно их рассматривая. Аттия вложила в свой взор всю дерзость, какую только могла наскрести. Да ему никогда не прочесть её мысли! Он не способен вообразить то, что она видела и слышала. Она видела, каково там, Снаружи.

Он взял женщину за руку и после короткой паузы мягко промолвил:

— Ты тоскуешь по нему.

Женщина в изумлении уставилась на мага. Прядь волос прилипла к её морщинистому лбу.

— О да, Мастер, да!

— Не бойся. Тюрьма хранит его покой. Он живёт в памяти Тюрьмы, его тело — в каждой её клетке.

Женщина зашлась в счастливых рыданиях и кинулась целовать магу руки.

— Благодарю, Мастер! Благодарю за ваши слова!

Толпа одобрительно взревела, а Аттия позволила себе саркастическую ухмылку. Ну и дураки! Неужели никто не заметил, что этот так называемый маг, фактически, не сказал ничего? Удачная догадка, несколько приличествующих случаю слов, и все с восторгом проглотили наживку.

Чародей верно выбрал свои жертвы. Высокий мужчина был слишком испуган, чтобы произнести хоть что-то связное. Когда Чародей поинтересовался, не лучше ли его матери, тот, заикаясь, пробормотал лишь:

— Лучше, сэр.

Раздались аплодисменты.

— Так и должно быть. — Чародей взмахнул искалеченной рукой, призывая к тишине. — И я предсказываю, что к Включению Дня её лихорадка ослабнет. Она сядет на постели и позовёт тебя, друг мой. И проживёт после этого ещё десять лет. Я вижу, как она нянчит внуков.

Мужчина онемел. Аттия с отвращением заметила слёзы на его глазах.

По толпе пробежал шепоток. Возможно, этот диалог показался зрителям не настолько убедительным, как первый. Приблизившись к Аттии, Чародей внезапно обратил к толпе своё молодое лицо.

— Конечно, некоторые из вас считают, что это слишком просто — предсказывать будущее, — заявил он. — Откуда нам знать — думаете вы — сбудется это или нет? И вы правы в своих сомнениях. Но прошлое, друзья мои, прошлое — совсем другое дело. Сейчас я расскажу вам прошлое этой девушки.

Аттия напряглась.

Его губы изогнулись в лёгкой улыбке — видимо, он почувствовал страх своей жертвы. Он вперил в неё внимательный взор, и его тёмные, как ночь, глаза начали постепенно стекленеть, отдаляться. Рукой в перчатке он коснулся лба Аттии.

— Я вижу, — прошептал он, — длительные странствия. Многие мили, долгие дни утомительного пути. Я вижу тебя на четвереньках, как животное. Я вижу цепь вокруг твоей шеи.

Аттия сглотнула. Больше всего на свете ей сейчас хотелось сбежать. Вместо этого она кивнула, и толпа замерла в абсолютном молчании.

Чародей сжал её кисть своими длинными тонкими пальцами, затянутыми в перчатку.

— Странные у тебя воспоминания, девочка. Я вижу, как ты поднимаешься по длинной верёвочной лестнице, убегаешь от громадного Зверя, летишь на серебристом корабле над городами и башнями. Я вижу юношу по имени Финн. Он предал, бросил тебя. И хотя он обещал вернуться, ты боишься, что этого никогда не случится. Ты любишь его, ты ненавидишь его. Верно?

Лицо Аттии пылало, руки дрожали.

— Да, — выдохнула она.

Зрители ошеломлённо молчали.

Чародей смотрел ей в глаза, проникая в самые глубины души, и она поймала себя на том, что не в силах отвернуться. С ним что-то происходило, что-то странное появилось в его лице, в глубине его глаз. На его плаще поблёскивали крохотные искорки. Перчатка казалась ледяной.

— Звёзды, — задыхаясь, молвил он. — Я вижу звёзды. Под ними раскинулся золотой дворец, в окнах которого горят свечи. Я вижу всё это сквозь замочную скважину в тёмной двери. Это очень, очень далеко. Это Снаружи.

Аттия потрясённо уставилась на него, не в силах пошевелиться, хотя пожатие его руки причиняло боль.

— Есть путь Наружу, — едва слышным шёпотом продолжал он. — Замочная скважина крохотная, меньше атома. И её охраняют орёл и лебедь, простирая над ней свои крыла.

Хватит, надо разрушить эти чары! Аттия с трудом отвела взгляд.

По другую сторону арены собрались члены труппы: укротитель медведя, жонглёры, танцоры. Они стояли так же тихо, как и остальные зрители.

— Мастер, — пробормотала она.

Его веки затрепетали.

— Ты ищешь сапиента, который покажет тебе путь Наружу. Я тот, кто тебе нужен, — сказал он и резко повернул к толпе. — Путь, которым прошёл Сапфик, лежит через Дверь Смерти. — Голос его постепенно набирал силу. — Я отведу туда эту девушку и верну обратно.

Толпа взорвалась криками. Чародей за руку повёл Аттию в центр задымлённой арены, где, освещаемый единственным факелом, стоял топчан. Маг жестом велел ей лечь.

Ноги её подкосились, и она упала на топчан.

В толпе раздался крик, но тут же затих под сердитое шиканье.

Люди подались вперёд, обдавая Аттию жаром и запахом пота.

Чародей воздел к потолку затянутую в перчатку длань.

— Смерть, — возгласил он. — Мы боимся её. Мы всеми силами её избегаем. И всё же Смерть — это дверь, которая открывается в обе стороны. На ваших глазах умерший оживёт.

Вот ради чего она оказалась здесь. Аттия вцепилась пальцами в края жёсткого топчана.

— Узрите! — воскликнул Чародей.

Он повернулся, и зрители застонали, потому что в руке его был меч, соткавшийся из пустоты, вынутый из тьмы, как из ножен. Невероятно, но словно в ответ на его холодное голубое сияние, где-то высоко под невидимыми сводами Тюрьмы полыхнула молния.

Чародей возвёл глаза к потолку. Аттия моргнула.

Как издевательский смех, прогремел гром.

На мгновение все прислушались, напряжённо ожидая, что Инкарцерон начнёт действовать, дома рассыплются в прах, небеса обрушатся и пригвоздят людей к земле.

Но Тюрьма не стала вмешиваться.

 — Отец мой Инкарцерон, — торопливо произнёс Чародей, — наблюдает и одобряет.

Он обмотал запястья Аттии цепями, которые свисали с краёв топчана. На её шею и талию легли два прочных ремня.