Люди в красном. Сборник

«Интрепид» уменьшился и сменился графиком, показывающим две близкие временные зависимости: одна — средняя по флоту, вторая — индивидуальная по «Интрепиду».

— Основная задача «Интрепида» — исследования. Время от времени он принимал участие в военных действиях. В обоих случаях потери команды соответствуют средним по флоту, и даже немного ниже, поскольку Вселенский союз ценил свой флагман как символ флота и обыкновенно давал менее опасные задания. Но все изменилось пять лет назад.

График показал данные за последние пять лет. Кривая «Интрепида» взмыла вверх и выровнялась намного выше среднего по флоту уровня.

— Ух ты! — воскликнул Хэнсон.

— Вот именно «ух ты», — подтвердил Дженкинс.

— И что случилось? — поинтересовался Даль.

— Капитан Абернати, — ответила Дюваль. — Он принял командование пять лет назад.

— Близко. Но все-таки мимо, — отозвался Дженкинс, поводя руками над столом и копаясь в изображениях. — Да, Абернати принял командование пять лет назад. Но до того он четыре года командовал «Гриффином», где составил себе репутацию чуждого условностям, рискового, но эффективного и умелого лидера.

— «Рисковый», наверное, эвфемизм, обозначающий пристрастие к убийству членов команды, — предположил Хестер.

— Могло быть и так, — согласился Дженкинс. — Но тут иначе.

Он вывел изображение крейсера.

— Это «Гриффин».

За кораблем тянулась кривая, изображающая зависимость статистики потерь от времени.

— Как видите, вопреки репутации «рискового» капитана, потери на «Гриффине» отнюдь не превышают средние. Что впечатляет, поскольку «Гриффин» — военный корабль. Лишь когда Абернати назначили на «Интрепид», потери его команды резко подскочили.

— Может, он свихнулся? — предположил Финн.

— Его психологические тесты за последние пять лет безукоризненны.

— Откуда ты знаешь?.. — начал Финн и остановился, махнул рукой. — А, не важно. Понимаю, тупой вопрос.

— То есть, если я правильно понял, капитан не безумен и не старается сознательно подставлять команду, — резюмировал Даль. — Лейтенант Коллинз говорила о людях, жаловавшихся на высокую смертность на «Интрепиде». Им ответили, что флагман получает опасные задания и этим все объясняется. Но ты утверждаешь, что это не так.

— У нас высокая смертность во время высадок не потому, что задания рискованнее, чем у других. — Дженкинс покопался в папке и извлек изображения нескольких кораблей. — Вот для примера наши крейсеры и разведчики, то бишь те, кто обычно и рискует по-настоящему. Вот графики их потерь в зависимости от времени.

За изображениями выскочили кривые. Дженкинс перетянул их на график потерь «Интрепида».

— Как видите, их потери выше средних по флоту, но намного меньше потерь «Интрепида». А его высадки обычно определяются как гораздо менее рискованные, чем у крейсеров и военных разведчиков.

— Так отчего же мрут люди? — спросила Дюваль.

— Сами разведмиссии, в общем-то, не слишком опасные. Проблема в том, что обязательно случается что-нибудь непредвиденное.

— А, так, значит, дело все-таки в некомпетентности, — заключил Даль.

Дженкинс вывел портреты офицеров «Интрепида», списки их наград и почетных грамот.

— Глядите. Все-таки «Интрепид» — флагман нашего флота. На него не попадает абы кто.

— Не везет, что ли? — предположил Финн. — Похоже, у нашей посудины худшая карма во Вселенной.

— Второе как раз может быть правдой, — сказал на это Дженкинс. — Но невезение тут совсем ни при чем.

Даль даже захлопал глазами от удивления, вспомнив, что почти то же самое сказал, втаскивая Керенского в шаттл на разведмиссии.

— Наверное, что-то не то творится с нашими офицерами, — предположил он.

— Угу. С пятерыми: Абернати, К'роолем, Керенским, Вестом и Хартнеллом. Статистика указывает на поразительную странность. Если кто-либо из них участвует в высадке, заметно увеличивается вероятность катастрофической неудачи. Если присутствует двое, шансы возрастают экспоненциально. Если участвуют трое или больше, вероятность летальных потерь экипажа в миссии практически стопроцентная.

— Но сами они всегда выживают, — указал Хэнсон.

— Именно, — подтвердил Дженкинс. — Конечно, Керенского регулярно увечит. И остальные время от времени получают как следует. Но всегда выживают и поправляются. Всегда.

— И это ненормально, — поддакнул Даль.

— Конечно! — воскликнул Дженкинс, выводя портреты пяти офицеров и соответствующие графики. — У людей под их началом вероятность гибели несравнимо выше, чем у людей под началом любых других офицеров на таких же должностях во флоте. Во всем звездном флоте, за все время его существования — с момента образования Вселенского союза два века назад! Такие потери бывали в стародавних парусных флотах, и то офицеры тогда гибли наравне с командой. И капитаны, и помощники мерли как мухи.

— Чума и цинга — штуки страшные, — заметил Хестер.

— Не в цинге дело, — буркнул Дженкинс, смахнув рукой картинки. — Знаешь, в наше время офицеры тоже гибнут. Конечно, продвижение в чинах снижает риск гибели, но ведь не исключает его. По статистике, любой из этой пятерки уже должен был погибнуть дважды или трижды. Может, один или двое и смогли бы пережить подобные приключения. Но все пятеро? Шансы здесь меньше, чем умереть от удара молнии.

— Который бы они, конечно, пережили, — сострил Финн.

— Но не член экипажа, оказавшийся рядом, — добавила Дюваль.

— А, я вижу, до вас доходит! — обрадовался Дженкинс.

— Покамест ты всего лишь доказал, что происходящее с ними невозможно, — подытожил Даль.

Дженкинс покачал головой:

— Я не сказал «невозможно». Но есть вещи чертовски маловероятные. И это — одна из них.

— Насколько это маловероятно? — спросил Даль.

— За все время поиска аналогов я нашел только один корабль, где наблюдалась отчасти похожая статистика смертности в разведмиссиях, — сообщил Дженкинс, покопался в папках и вытащил изображение.

Все уставились на него в недоумении.

— Я не узнаю этот корабль, — нахмурилась Дюваль. — А я считала, что знаю все действующие в нашем флоте. Он вообще из Вселенского союза?

— Не совсем. Из Объединенной федерации планет.

— Э-э, откуда? — выговорила Дюваль ошарашенно.

— Ее не существует, — объявил Дженкинс. — Как и этого корабля. Он называется «Энтерпрайз», и его выдумали создатели научно-фантастического телесериала. Нас тоже выдумали.

— Ладно. — Финн нарушил наконец всеобщее молчание. — Не знаю, как остальные, а я предлагаю официально считать этого парня больным на всю голову.

Дженкинс посмотрел на Даля:

— Я ж говорил, звучит как безумие. Чистейшее. Но вот же статистика, посмотри сам.

— Смотрю. И вижу: с этим кораблем дела неладны, — буркнул Финн. — Но это не значит, что мы звезды гребаного научно-фантастического шоу!

— Я и не говорю, что мы звезды, — заметил Дженкинс и указал на плавающие над столом портреты Абернати, К'рооля, Керенского, Веста и Хартнелла. — Звезды — они. А мы второстепенные актеры. Статисты. Как говорится, красномундирники.

— Отлично! — подытожил Финн, вставая. — Спасибо большое, что отняли у меня уйму времени. А сейчас я пойду и просплюсь хорошенько.

— Подожди, — попросил Даль.

— Подождать? Энди, ты шутишь? Я знаю, ты на всем этом помешался, и уже давно. Но есть вещи на грани разумного и есть вещи за гранью, причем далеко. А наш общий друг так далеко убежал от грани, что уже и не знает, где она.

— Знаешь, мне соглашаться с Финном — как ножом по сердцу, — добавил Хестер. — Но приходится. То, что мы услышали, не просто неправильно. Оно вообще ничего общего не имеет с правильным или неправильным.

Даль посмотрел на Майю.

— Прости, Энди. Но, по-моему, это полный бред.

— Джимми? — спросил Даль, глядя на Хэнсона.

— Я полагаю, он определенно свихнулся, — заключил тот. — Но думает, что говорит правду.

— А как иначе? Потому он и шизанутый, — вставил Финн.