Утраченный свет

Выходит, игра намного сложнее, а ставка - не его жалкая жизнь. Почти наверняка Веспер тут не одна. Ее сообщницы могли выжидать удобного момента в десятке укромных местечек. Если "Богородицы" тоже охотились за Терминалом, значит, они его уже почти получили.

Он освободил руки и постучал в стену, не очень надеясь, что кто-то придет ему на помощь. Веспер чиркнула спичкой и закурила сигарету. При свете резко вспыхнувшего огонька её лицо показалось Тодту маской, похищенной из музея. В прорезях шевелилось что-то чуждое и угадывалось присутствие другого существа...

Она не была совершенством. В одних местах кожа лоснилась от пота, а там, где её покрывала пыль, кожа была матовой и казалась более... мертвой.

Вдруг зазвонил телефон. Адам чуть не подскочил от неожиданности, но негритянка придавила его ноги своим роскошным телом. Она лениво потянулась к трубке, словно раскормленная ленивая пантера, а он не мог отвести глаз от обрезка провода, свисавшего из аппарата.

Он услышал дребезжание мембраны и тонкий, почти детский фальцет. Так звучал голос Хоши, когда тот открывал рот, чтобы произнести угрозу. Случалось это крайне редко, но всякий раз неизменно вызывало такие же ощущения, как прикосновение опасной бритвы.

- Все в порядке, - сказала Веспер в трубку, выпуская дым из ноздрей и становясь похожей на дракона с глазами из слоновой кости. - Отвали.

Она бросила трубку на рычаг, подняла ногу и несколько раз напрягла мышцы, словно изучала их работу и расположение.

- Ненавижу желтопузых, - заявила она вдруг. - У них члены маленькие. А этот твой приятель-толстяк... Кто ему язык отрезал?

Адам пожал плечами. Он действительно не знал.

- Хреновое дело! Так что ты тут, дорогуша, единственный полноценный мужик. - Она вызывающе потрясла бедрами. - Тебе понравилось? Может, прокатишься ещё раз?

Но он уже чувствовал себя сухофруктом, запеченным вдобавок в микроволновой печи. Он апатично следил за "Богородицей", не понимая, чего она ждет. Его можно было брать голыми руками, а Малыша и компанию сжечь заживо прямо в коттедже.

Вместо этого она сделала немыслимую вещь: обняла его своими большими мягкими руками и тихо запела песню, которую в детстве пела ему мать, чтобы он поскорее заснул. Он думал, что давно забыл и мелодию, и слова, однако сразу же узнал их, и на глаза навернулись слезы. У песни был простенький мотивчик, но это была далеко не колыбельная: что-то о погибшем корабле, о женщине, оставшейся на далеком берегу, и безнадежном ожидании...

На мгновение он действительно поверил, что попал в какую-то жуткую машину времени и вернулся в прошлое, в ласковые материнские объятия. У Веспер были даже ЗАПАХ матери и ГОЛОС матери, а в темноте он не различал ни черт её лица, ни цвета её кожи. Все сливалось, струилось и оплывало в жидком тумане слез. И теперь уже чудесным казалось не возвращение в уютную детскую постель, а страшный сон о взрослой жизни и путешествии сквозь годы...

Еще большим чудом было то, что после этого он все-таки