Синий олень. Трилогия (СИ)

На следующее утро Халиде нужно было ехать в районную АТС – пришла открытка, что подошла очередь Лузгиных на телефон. Выйти из дому нужно было не позже, чем в семь утра – очереди на телефонной станции были такими, что порой люди могли отстоять весь день, но так и не попасть к оператору. Наташа обещала накормить Тимку завтраком и отправить в школу, а девочек отвести в детский сад. Фируза поехала вместе с дочерью, хотя та за завтраком и пыталась ее отговорить:

– Мама, отдохни, на телефонной станции придется просидеть часов шесть или семь, не меньше, а вы вчера только прилетели. Смотри, Ильдерим так устал, что спит и ничего вокруг не слышит.

– Ильдерим – мужчина, – с улыбкой ответила третья жена Рустэма Гаджиева, – мужчинам положено много работать, много есть и много отдыхать. Женщинам много есть и отдыхать не положено.

– А работать? – поинтересовалась Наташа, складывая в раковину грязную посуду.

Фируза посмотрела на ее тонкие неумелые руки и вздохнула:

– Это уж, какой кому муж попадется. Сергей тебя бережет, смотрю, к делам на кухне ты не особо приучена.

– Мама, ну что ты, – смущенно воскликнула Халида, но Наташа не обиделась.

– Да нет, не то чтобы не приучена, – беспечно сказала она, – просто, мы ведь живем с семьей старшего брата Сережи, моя невестка Злата не работает, поэтому я даже ничего и сделать не успеваю – прихожу с работы домой, а уже все приготовлено, все постирано.

– Хорошая у тебя невестка, другая бы не стала чужую семью обстирывать.

– Она очень хорошая, – с искренним чувством подтвердила Наташа. – Знаете, она долго не имела детей, родила где‑то в сорок семь или сорок восемь и тройню. Сразу же ушла с работы – для нее с тех пор весь мир в ее семье и детях.

– Так и должно быть.

– Не знаю, наверное. У моей Таньки с ее детьми разница в возрасте где‑то недели две, и Злата наших детей вообще не разделяет – где моя, где ее. Мне кажется, что она о моей Таньке больше меня заботится, мне стыдно, но вот не получается у меня никак все свои силы отдавать дочке, – голос Наташи звучал смущенно и виновато. Внимательно поглядев на нее, Фируза покачала головой:

– Молодая ты еще.

– Что вы, мне уже скоро тридцать три.

– Я и говорю, что молодая ты для своего возраста. Другие в твои года уже всего повидали, а для тебя жизнь – игра. Ладно, поиграй, но так, чтобы ненароком никого не задеть, никому больно не сделать, – она поднялась и, аккуратно вытерев салфеткой губы, сказала дочери: – Пойдем, Халида, звездочка моя ненаглядная, а то твоя телефонная станция нас сегодня принять не успеет.

Когда они вышли из дому, было еще темно. Держа мать под руку, Халида впервые за последние три месяца смогла глубоко вздохнуть.

– Тебе не холодно мама? – спросила она, осторожно ступая по утрамбованному и посыпанному песком снегу. – Не поскользнись, смотри, ступай на песок.

– Мне‑то что, это ты береги свое дитя. Когда тебе рожать?

– В начале августа. Я даже не знаю, как я…

– Приедешь рожать домой, – перебила ее мать, не дав сорваться словам отчаяния, – Володя, твой брат, из Тбилиси жену привез к нам в совхоз рожать.

В переполненном автобусе они доехали до здания АТС на Профсоюзной улице, и когда Халида увидела, сколько человек уже записано на сегодня в вывешенном на двери списке очередников, она поняла, что стоять им здесь и стоять – хорошо, если удастся пройти до обеда. Около восьми часов утра двери зала ожидания распахнулись, и измерзшиеся на улице люди рванулись внутрь, спеша занять места на двух длинных лавках, стоявших у противоположных стен.

Халида с матерью вошли последними – Фируза, боясь за ребенка, удержала дочь и не позволила толкаться. В воздухе еще паром стоял принесенный с улицы холод, недавно протертый уборщицей пол был уже истоптан, и свободных мест на лавках, конечно же, не осталось. Мужчина средних лет, сидевший с краю, посмотрел на Халиду, и взгляд его невольно выразил восхищение ее красотой, но он тут же отвернулся, поскольку рядом сидела недремлющая супруга. Фируза с достоинством обратилась к нему, сказав со своим певучим южным акцентом:

– Вы не уступите моей дочери место, уважаемый? Ей тяжело стоять.

Мужчина сделал вялую попытку подняться, но жена с сердитым шипением дернула его за руку:

– Сиди! Нет, бывают же такие нахалки! Понаехали тут, скоро вообще на шею нам сядут.

– Разве я вас оскорбила, уважаемая? – с удивлением, в котором, тем не менее, сквозила легкая ирония, спросила Фируза. – Когда к нам в село приезжают гости, мы ставим на стол угощение, а не называем их нахалами. В этом, наверное, разница между нами и вами.

Слова «нами» и «вами» она особо выразительно подчеркнула.

– Мама, не надо, – покрасневшая Халида смущенно тянула мать в сторону, – я постою у стенки, ничего страшного.

Живот ее был еще незаметен, но две интеллигентного вида дамы, слышавшие просьбу Фирузы, заулыбались, сообразив, в чем дело, зашушукались, потеснили соседей и сами потеснились, да так, что места хватило не только Халиде, но и ее матери.

– Спасибо вам, – поблагодарила их Фируза, опускаясь на краешек скамейки – аккуратно, чтобы дочери было свободней.

Бойкая старушка в цветастом шерстяном платке немедленно попыталась завязать с ней разговор, но получив несколько вежливых односложных ответов, огорченно умолкла. В половине девятого два окошка, за которыми сидели операторы, открылись, и очередь затрепетала, заволновалась. Бойкая старушка не выдержала, сорвалась с места и засуетилась, азартно наводя порядок:

– Дама, вы куда без очереди? Не пропускайте ее, она не стояла!

– Я только спросить, – нагловатого вида тетка бесцеремонно попыталась пробиться к окошку, но ее оттеснили:

– Все мы только спросить! Не пускайте ее, по списку пусть подходят, по списку!

Потом ярость будущих абонентов АТС дружно обратилась на худенькую девушку в очках, пытавшуюся пробить себе дорогу сквозь толпу. Ей долго не давали пройти, а давешний мужчина, пока его жена вместе со всеми кричала и теснила зарвавшуюся нахалку, восторженно посматривал на Халиду. Наконец выяснилось, что девушка в очках – третий оператор, опоздавшая на работу. В конце концов, ей удалось‑таки занять свое место за окошком. Недремлющая супруга, проследив издали за направлением взгляда мужа, поторопилась вернуться на свое место и, усевшись, раздраженно спросила:

– Ты лучше посмотри, все документы взял, ничего не забыл?

– Да ты сама вчера сто раз все проверила и перепроверила! – проворчал супруг, с неохотой переводя взгляд с красивой соседки на натекшую с сапог лужу под ногами.

– Тебя не проверишь, так ты голову дома оставишь, – она повысила голос и говорила хозяйским тоном, словно утверждая перед всеми свое неотъемлемое право на него. – Достань папку, я еще раз посмотрю на всякий случай. Подожди, вот выписка из домовой книги, вот паспорт. А открытка где? – в ее хозяйском тоне неожиданно зазвучали истерические нотки: – Где открытка, я спрашиваю?!

– Да что ты орешь, у меня уши заложило.

– Я же еще и ору! Давай, езжай за открыткой – без нее заявление не примут.

– Да вот она, в паспорте твоя открытка, – с досадой огрызнулся муж, – очки одень, если слепая!

Халида до сих пор старалась не прислушиваться к супружеской перепалке, а тут вдруг похолодела – утром она тоже тщательно проверила, лежат ли в ее сумочке деньги, паспорт и выписка из домовой книги, а вот присланная из АТС открытка с приглашением осталась… Где же она осталась? Да, скорей всего, в ящике письменного стола.

– Мама, ты посиди, а я немного пройдусь, – ей не хотелось лишний раз дергать и тревожить мать.

– Куда ты? – забеспокоилась Фируза. – Я с тобой.

– Нет, я немного прогуляюсь и приду, а ты посиди – вдруг очередь пропустим.

В принципе, все было не так уж и страшно – их очередь должна была подойти не раньше, чем через час, а на такси двадцати минут вполне хватило бы, чтобы обернуться до дома и обратно. Зеленый огонек показался из‑за угла, едва Халида вышла из здания АТС. Она вскинула руку, и машина, скрипнув колесами, остановилась. Водитель на просьбу красивой пассажирки поторопиться, приосанился и подкрутил усы: