Химеры просыпаются ночью

— Ну, чтоб сегодня не с пустыми руками…

И забулькал прямо из горла. Я почему-то вспомнил, что алкаши в подворотне считают бульки, чтоб всем досталось поровну. Бульков насчитал семь. Когда Петр оторвался от бутылки, в ней оставалось меньше половины.

— Давай… — крякнул он, мощно вдыхая колбасу.

Я взял бутылку; по-видимому, мне предстояло выпить ее всю.

— Не обижай…

Я задержал дыхание и сунул горлышко в рот. Главное, чтоб на язык не попало, а сразу в горло лилось — вспомнилась от кого-то услышанная старинная алкашовская мудрость. Мудрость и вправду оказалась мудрой: несмотря на общее отвращение, водку удалось пропихнуть всю, без остатка. Кусок колбасы пришелся весьма кстати.

Молча посидели. Петр проверил автомат. Я тоже на всякий случай осмотрел свой пистолет.

— Слабовата пукалка, но лучше, чем доской, — ухмыльнулся он, из чего я сделал вывод, что мой «подвиг» вчера утром не прошел незамеченным.

Спиртное подействовало благотворно, по крайней мере, начинавшаяся нервная дрожь поутихла. Небо впереди уже не казалось таким зловещим, да и озноб прошел. Наверное, здесь пить приходится много, иначе вряд ли долго выдержать. Почти как на войне. Впрочем, на войне я не был, но очевидно, что «боевые сто грамм» выдавали бойцам отнюдь не для дезинфекции.

Когда спускались с косогора, внизу у деревьев увидели несколько фигур, припавших к земле. Неестественными дергаными движениями они копошились в траве, будто бы что-то выискивая.

— Зомби? — шепнул я.

Петр приложил палец к губам и кивнул: дескать, да, они; потом дал знак обходить мне слева, а сам пригнувшись двинулся вперед. Ни про какой условленный знак атаки мы не договорились, я даже не понял, будем ли мы нападать первыми или просто обойдем нежить от греха подальше. Сердце отчаянно заколотилось. Я стал медленно огибать зомби метрах в пятидесяти, все гадая, каким же образом мой провожатый планировал обход.

Но все разрешилось в следующую минуту, когда справа хлестнула автоматная очередь. Ветки захрустели, послышалось хриплое, но довольно громкое бормотание в полный голос. Что-то похожее на «лучезарнейшие… сияние… твое сияние… отец придет…» Впрочем, вникать не было желания. В следующую секунду я уже выхватил пистолет и помчался на выстрелы. И моя торопливость едва не стоила мне жизни. Пуля коротко свистнула у самого уха, обожгла скулу. Я инстинктивно отпрянул в сторону и за ветками увидел серо-зеленое лицо с желтыми вытаращенными глазами. Нежить в изодранном свитере непонятного цвета медленно, но упорно ползла вперед, держа на вытянутой руке пистолет. Я вскинул руку, дуло оказалось на уровне зеленой головы. Движение пальцем — и голова исчезла. Мертвое тело рухнуло пустым мешком в траву.

А впереди кипела перестрелка. Отчетливо стрекотал автомат Петра, вразнобой хлопали остальные выстрелы. Я спрятался за тоненький ствол — хоть какое-то укрытие — прицелился, выстрелил, но, видимо, все-таки не попал; выстрелил еще и еще. Тут и на меня обратили внимание. Хотя нескольких Петр успел свалить, осталось еще четверо.

— Какая хорошая лошадка… — навстречу попер один, едва двигая прогнившей челюстью, уставившись в меня провалившимися глазницами. Стало и вправду жутковато. Но выстрел — и пуля угодила прямиком в рот. Голову зомби опрокинуло, будто от удара, он упал, а из отстреленной нижней челюсти выполз громадный черный язык, почти обвивая плечи мертвеца.

Наверное, от вида этого мясистого склизкого языка во мне внезапно пробудилось желание — убивать. Это было не совсем то, что я испытывал раньше. Все усилилось в десятки, нет, даже в сотни раз. Я с торжествующим ревом набросился на елозивший в окровавленной траве полутруп и рванул его извивавшийся и такой живой — язык. И всей кожей, каждой клеточкой тела во мне отдался этот сладкий сочный хруст вырываемого мяса. Если б не стойкое отвращение от запаха гнили, я непременно сжевал бы и съел кусок. А потом схватил какую-то сухую палку и несколько раз воткнул в закатившиеся бессмысленные глаза. Они так и брызнули, облепив собой мое лицо. Но вместо парной человеческой жидкости на коже остались ледяные вонючие сгустки. А я ковырял и ковырял в глазницах, пока чья-то мощная рука не оттащила меня назад.

— Эй, эй, будет уже, убил давно!

Петр, тяжело дыша, утирая с лица грязные ручьи пота, стоял надо мной. Я поднялся, но не удержался, чтоб не пнуть почти безголовое тело.

— Эк ты его расколупал… — мотнул головой Петр, потом озадаченно посмотрел на меня и заметил, — а ведь тебе это нравится.

Я не стал ничего отвечать. Возбуждение почти схлынуло, но оставило после себя странный, доселе не знакомый осадок. Что-то смешанное со злостью, радостью, бешенством, прежним желанием и волнением перед тем, что совершается в жизни в первый раз… Руки мелко тряслись, дыхание хриплыми кусками выплевывалось из груди. Но сексуальной разрядки не наступило, я вообще не почувствовал никакого былого возбуждения, все было не так, как со всеми теми женщинами. Было лишь острое желание убить еще кого-нибудь. Наверное, я выглядел весьма странно, потому что последовали слова Петра «Да уймись ты», подкрепленные увесистым ударом под дых, они и вернули меня в реальность.

— Что-то я не того… — попытался я скорчить усмешку, но и сам почувствовал, как неуместно и неестественно она выглядела.

Петр отвернулся и пошел обыскивать трупы.

Я кое-как обшарил карманы «своего» зомби, но, кроме земли, ничего не обнаружил. На кой черт они землю в карманы запихивали? Но на то ж они и зомби, чтоб без мозгов все делать.

Потом еще обыскал того, в свитере. Патроны у него были, но не моего калибра, так что пришлось прихватить и второй пистолет. Решил, что всяко не лишне будет. И снова — полные карманы земли. Почти с пустыми руками вернулся и мой спутник, показывая банку тушенки да автоматный рожок.

— Одной земли в карманы насовали… — посетовал я.

— Это они Зародышей копали, — пояснил Петр.

— Кого-кого копали?..

Мне представились то ли грибы, то ли черви, которых можно извлекать из земли и есть.

— Зародышей. Это вроде бы как артефакты, а вроде как и не совсем артефакты. На вид — ну просто какашки собачьи, только покрупнее. Само по себе дрянь, но вот если как-то их там обработать, облучить и вообще… то получается какой-нибудь арт. Что интересно, заранее никогда не скажешь, что именно получится. Может и Колючка, а может и Выверт какой-нибудь выскочить. Яйцеголовые скупают частенько, а там уж с ними возятся. Поэтому Зародышей им относят. Сами все равно ничего с ними сделать не можем. А уж что ты отдаешь: слизь или Рыбку — про то никогда не узнаешь.

— А земля-то зачем в карманах?

— Из земли выковыривали. Они все равно ни черта не соображают, что делают. Они их даже жрут, потому что не помнят, куда относить и вообще, что дальше с ними делать. Поди, наелись уже, с землей напополам до отвала. Можешь им брюхи вспороть и поглядеть, но лично я как-то к этому особенного желания не испытываю.

Не высказал охоты «вспарывать брюхи» и я.

А потом мы просто брели, всматриваясь в землю под ногами. Со стороны даже могли бы показаться грибниками. Только какие уж тут грибы.

— Я тут однажды сам едва мозгов не лишился, — рассказывал Петр, — вечером дело было, год примерно назад. Хабара не наварил, а возвращаться затемно не хотелось. Решил у ученых в бункере перекантоваться на ночь, а с утра еще маленько похабарить, а уж потом и на Кордон. И иду мимо завода как раз, слышу, будто кто-то зовет меня. Думал, может, знакомый кто. Осмотрелся, остановился — никого. Дальше пошел. Снова — слышу — зовут. Ну, я уж тут заподозрил, что дело не ладно, да как побежал — да и на зомбей налетел. Назад откатился, за бак мусорный, лежу и соображаю, как бы мимо незаметно проскочить. Хотел обойти стороной — там в болоте снорки шмыгают. И тут голос опять звать стал. И голова тяжелой стала, даже тяжелее, чем с бодуна. Ноги не идут, снорки начали подбираться (учуяли, что ли), зомби впереди бормочут… В общем, думаю, что хана мне наступила. Но кое-как собрался, ползком, ползком — стал вроде бы уходить, а потом еще там вертолет перевернутый был, я в кабину залез и переждал, пока зомби уйдут. Все боялся, что снорки найдут, они всю дорогу рядом шныряли. Но Бог миловал.