Это у меня в крови (ЛП)

Габриэлла Зевин

Это у меня в крови

ГЛАВА 1

МЕНЯ ОТПУСКАЮТ НА СВОБОДУ

– Входи, Аня, присаживайся. Мы с тобой снова в центре событий, – приветствует меня Эвелин Кобравик, обнажая свои накрашенные алым губы, чтобы продемонстрировать миру желтые зубы. Быть может, это улыбка? Надеюсь, что нет. Среди моих приятелей по «Свободе» бытует мнение, что когда миссис Кобравик улыбается, это не приводит ни к чему хорошему.

Наступила ночь перед моим освобождением, и меня вызвали в кабинет директрисы. Тщательно соблюдая правила, за исключением одного, я избегала эту женщину все лето.

– Собы... – начала я.

Миссис Кобравик перебила меня.

– Знаешь, что самое приятное в моей работе? Девочки. Наблюдать, как они взрослеют и выбирают для себя лучшую жизнь. Зная, что я вложила свою долю в их реабилитацию. Я правда ощущаю, будто у меня тысячи дочерей. Это почти компенсирует тот факт, что мистеру Кобравику и мне Господь не послал детей.

Я не уверена, как реагировать на эту информацию.

– Вы сказали, что возникла некая ситуация.

– Будь терпелива, Аня. Я дойду и до этого. Я... Видишь ли, мне очень плохо из-за того, как мы встретились. Мне думается, что у тебя сложилось обо мне плохое мнение. Те меры, что я предприняла прошлой осенью, могли показаться тебе грубыми, но они были лишь для того, чтобы помочь приспособиться тебе к «Свободе». И я думаю, что ты согласишься, что мои действия были верными, ты только взгляни, какое чудесное лето провела здесь! Ты стала покорной и уступчивой во всех смыслах. По тебе и не скажешь, что у тебя было насыщенное криминальное прошлое.

Это был своего рода комплимент, и я поблагодарила ее. Я украдкой бросила взгляд в окно миссис Кобравик. Ночь была ясной, я смогла разглядеть огни Манхэттена. Через восемнадцать часов я окажусь дома.

– Ты так любезна. Я настроена оптимистично по поводу всех тех новых начинаний, что тебе предстоят в скором будущем. И, наконец, перейдем к главному.

Я обратила свой взор на миссис Кобравик. Мне бы очень хотелось, чтобы она перестала ходить вокруг да около.

– В августе у тебя был посетитель, – начала она. – Юноша.

Я солгала ей, сказав, что понятия не имею, кого она имеет в виду.

– Мальчишка Делакруа, – ответила она.

– Да. В прошлом году он был моим парнем, но сейчас между нами все кончено.

– Дежуривший охранник доложил, что в тот день ты поцеловала его. – Она замолчала, глядя мне в глаза. – Дважды.

– Мне не следовало этого делать. Он был ранен, как вы, видимо, прочли в моем деле, и я, скорее всего, была просто рада снова видеть его в здравии. Я приношу извинения, миссис Кобравик.

– Да, ты нарушила правила, – ответила миссис Кобравик. – Но твое нарушение понятно, думаю, подобная слабость присуща всем людям и ее можно простить. Тебе, вероятно, удивительно услышать, что такая старая горгона, как я, говорит нечто подобное, но даже у меня есть чувства, Аня.

– Перед твоим поступлением в «Свободу» в июне, действующий окружной прокурор Чарльз Делакруа поставил передо мной четкие условия относительно обращения с тобой. Хочешь, я расскажу тебе об этих условиях?

Я не была уверена, но, тем не менее, кивнула.

– Их всего три. Во-первых, мне нужно было избегать любых контактов с Аней Баланчиной. Думаю, ты согласишься, что я неукоснительно следовала этому условию. – Это объясняло, почему мое пребывание здесь прошло в относительно мирных условиях. Если я еще увижу Чарльза Делакруа (хотя, надеюсь, причин не будет), нужно будет сказать ему спасибо.

– Во-вторых, Аню Баланчину ни при каких обстоятельствах не должны отправлять в карцер.

– А в-третьих? – спросила я.

– В-третьих, я немедленно должны была связаться с ним, если его сын заявится к тебе. В таком случае, он сказал, что возможно, пересмотрит качество и продолжительность пребывания Ани Баланчиной в «Свободе».

Я ощутила дрожь, услышав слово «продолжительность». Я прекрасно помнила обещание, которое дала Чарльзу Делакруа относительно его сына.

– Когда охранник пришел ко мне с докладом, что мальчишка Делакруа пришел навестить Аню Баланчину, знаешь, что я решила сделать?

Она ... (о ужас!) ... улыбнулась мне.

– Я решила ничего не делать. «Эви», сказала я себе, «в конце года ты уйдешь из «Свободы» и тебе больше не придется выслушивать все то, что...»

Я прервала ее монолог вопросом:

– Вы уходите?

– Да, кажется, мне суждено рано выйти на пенсию, Аня. Они совершают огромную ошибку. Не каждый сможет выстроить империю, подобную моей. – Она взмахнула рукой, меняя тему. – Но, как я и говорила тебе прежде… «Эви, говорю я, ты ничего не должна этому ужасному Чарльзу Делакруа. Аня Баланчина – хорошая девочка, только из очень плохой семьи, и она не виновата, если кто-то захочет или не захочет навестить ее».

Я прошептала осторожное «спасибо».

– На здоровье, – ответила она. – Быть может, однажды ты окажешь мне услугу.

Я задрожала.

– Чего вы хотите, миссис Кобравик?

Она рассмеялась, затем взяла меня за руку и стиснула так сильно, что косточки затрещали.

– Лишь... я бы хотела иметь возможность называть тебя своим другом.

Папа всегда говорил, что нет товара более драгоценного и потенциально изменчивого, чем дружба. Я заглянула в ее темно-карие глаза.

– Миссис Кобравик, честно могу сказать, что никогда не забуду подобного акта дружбы.

Она выпустила мою ладонь.

– Кстати, Чарльз Делакруа невероятный дурень. Мой опыт работы с трудными девушками научил меня кое-чему: если влюбленных разлучить, ни к чему хорошему это не приведет. Чем больше он разводит вас, тем быстрее вы снова сойдетесь. Это как китайская ловушка для пальцев, в итоге вы все равно окажетесь вместе.

Тут миссис Кобравик ошиблась. Вин навещал меня всего один раз. Я поцеловала его, а затем сказала, что он не смел больше приходить. К моему глубочайшему раздражению, он меня послушался. С того дня прошло чуть больше месяца, и я не видела Вина и ничего не слышала о нем.

– Поскольку ты покидаешь нас завтра, мне необходимо задать тебе несколько вопросов, – произнесла миссис Кобравик. Она открыла мое дело. – Давай посмотрим, тебя отправили сюда за... – Она просмотрела дело. – За незаконное хранение оружия?

Я кивнула. Миссис Кобравик надела очки, которые носила на латунной цепочке на шее.

– В самом деле? Всего-то? Мне помнится, ты в кого-то стреляла.

– В целях самозащиты – да.

– Ну, да не важно. Я – ментор, а не судья. Ты сожалеешь о своих преступлениях?

Ответ на вопрос был сложным. Я не сожалела о том, что хранила пистолет отца. Я не сожалела, что стреляла в Джекса после того, как тот стрелял в Вина. Я не жалела о сделке, что заключила с Чарльзом Делакруа, ведь он обеспечил безопасность моего брата и сестры. Я ни о чем не сожалела. Конечно же, я ощутила, что произносимые мною слова неправильные.

– Да, – ответила я. – Мне очень жаль.

– Хорошо. Тогда завтра, – миссис Кобравик сверилась с календарем, – семнадцатого сентября 2083 года, город Нью-Йорк решит, что Аня Баланчина успешно прошла реабилитацию. Удачи тебе, Аня. Быть может, соблазнам мира сего не удастся привести тебя к рецидиву.

***

Настало время отбоя, когда я вернулась в спальню. Я добралась до своей койки, которую делила с Мышью последние восемьдесят девять дней, она зажгла спичку и предложила сесть рядом с ней. Она протянула мне свой блокнот.