Город семи туманов (СИ)

- Стрекозел малолетний, - мне вспомнился Льюис Кэрролл с его фантазиями. Может, он пережил нечто подобное в свое время, а после просто описал приключения, заменив себя на девочку Алису? Может, у меня долгоиграющий наркотический сон…

- Обернис-с-с-сь, - посоветовал он мне, не обратив внимания на колкость.

Я послушно повернулась назад и, нервно икнув, распласталась по спине «летуна», крепко вцепившись в него руками и ногами. Стало ясным, почему так волновались белые рыбки. На безмятежный луг накатывала чернильно-черная туча, оказавшаяся скоплением крупных тварей, отдаленно напоминающих разъевшихся и подросших до размеров собаки «телескопов». Хуже саранчи, ей-богу.

- Что происходит?!

- Туман не любит, когда у него отнимают игрушку, - прозвучало у меня в голове. Еще один телепат…

- О какой игрушке речь?

- Об одной безмозглой тетке, которая не понимает простейших указаний! – на порядок громче мысленно проворчал парень. – Вредоносные сущности питаются не только негативом! Горе, сожаление, вина, зависть – Смотритель каждого из мостов следит, чтобы твари не прорывались наружу! Но вкуснее всего для них радость. Ты же вспоминала моменты радости, счастья, да?

Я непонимающе кивнула. Спохватилась, мысленно ответила согласием. Виски взорвало болью. Чужой голос бушевал, почти нестерпимо крича.

- Твоя радость…Отравленная радость! – в голосе мальчишки пробилась горечь. - Человек не должен жить воспоминаниями, не должен за ними прятаться! Это как наркомания! Вы уходите все дальше и дальше от настоящей жизни, теряетесь в сладких лабиринтах памяти и перестаете быть собой! Все эти рыбки-бабочки когда-то пришли ко мне, заблудившись окончательно в грезах о славном прошлом! Ты чуть не присоединилась к ним, и теперь Туман радости, Изумрудный туман недоволен! Он жаден, он всегда голоден, он готов сожрать сколько угодно душ!

Я по-прежнему висела на его спине, внутренне холодея. Что же это…Он…Он прав! Я не так двно заметила за собой, что все чаще и чаще ухожу в воспоминания, любую свободную минутку перебирая их, как украшения в шкатулке. Примеряя, силясь испытать те же самые чувства, вспомнить их отзвуки и вкус… И правда, как наркомания. Зависимость, болезнь, выданная за панацею от всех бед!

- Я не знаю, кто разносит эту заразу! – мальчик уловил обрывок мысли о том, как я пришла к этому способу «лечения от стресса». - Кто учит вас прятаться за радостными моментами от реальности! Но если найду, клянус-с-с-сь…Убью! Всех до единого! Отдам на корм туману, если, конечно, он согласится жрать эту падаль! Держись!

И мы рванули вниз, в крутом пике уходя от нависшего над нами гребня прожорливой «волны», гудящей от яростного трепыхания мощных плавников. До спасения не хватило всего лишь доли секунды. Черные рыбы настигли нас у самой кромки луга, толкнулись губастыми мордами в спину и…пролетели сквозь меня, обнаружив свою «туманную» природу. В какой-то мутно-серой пелене я видела, как от груди в районе сердца вслед за рыбьими тушами вытекает тоненькой струйкой нечто золотистое, оставляя тоскливую пустоту в душе.

- Смотритель, - я еле шевельнула губами, силясь спросить его, что происходит. Определенные догадки были, вполне совместимые с моими ранними рассуждениями. Наверное, так из человека уходит жизнь? По капле вливаясь в безбрежную реку забвения… Жуть какая.

Мальчик-змей повернул ко мне морду, отчаянно полыхнул угольками глаз и, дернувшись на месте, как будто его сковало невидимой цепью, разинул пасть, издав вибрирующий в темном мареве крик на грани слышимости. Рыбы заволновались, расступаясь, но…

Мне уже не было до этого дела. Самая массивная плавучая тварь унесла на своей хребтине сверкающую лужицу. Последнюю. Мир мигнул перед моими глазами безумной радугой и стремительно выцвел, теряя краски и оттенки, покрываясь пепельной пылью, вместо снега падающей с небес. Вместе с красками исчезли и луг, и оголодавшие рыбы, и нагловатый Смотритель.

***

Пепел

Вскоре не осталось ничего. Только я и колышущийся бескрайним морем пепел. Да и я… Из всех чувств мне остались доступны лишь слух и зрение. Впрочем, за последнее не ручаюсь точно. Я кривовато улыбнулась и легла на спину. Вот мое путешествие в стране чудных мостов и закончилось. А вместе с ним, судя по всему, моя не такая уж долгая жизнь. Жаль немного Петера, он так надеялся, что в далеком приграничном городе мне помогут…

- Здравствуй, Эмма. Рановато ты легла умирать.

За моей головой стоял смутно знакомый старичок-китаец в сером кимоно.

- Это шэньи, девочка, кимоно носят в Японии, - усмехнулся старик, поглаживая длинные, свисающие вниз сосульками усы. Как у сома, ей-богу. – Поднимайся, нам нужно кое-что закончить, прежде чем ты уйдешь.

Вот же…И умереть спокойно не дадут! Я со вздохом поднялась и поплыла над пепельными сугробами вслед за очередным своим провожатым. Тот тихо посмеивался, отчего его плечи постоянно дрожали. Однако вскоре его реакция перестала меня занимать. Перед нами вырос из небытия домик, словно облитый серо-стальным лаком. С покатой крышей, тонкими бумажными дверями и семью драконами, сторожащими крыльцо.

- Входи, Эмма. Что ты застыла? Осталось немного…

Я вошла внутрь и остолбенела. Повсюду, на каждом миллиметре внутреннего пространства дома висели осколки зеркал. Большие, маленькие, правильной или же искаженной формы, затемненные временем и сажей или до блеска отмытые, они попадались везде, куда падал взгляд. Что самое притягательное и, в то же время, пугающее – они отражали мою жизнь. Всю, до мельчайших кусочков, которые едва-едва держались в памяти.

- Что…это? – я резко выдохнула, зажмурив глаза и болванчиком замирая в окружении собственных воспоминаний.

- Разве ты еще не поняла? – укоризненно глянул на меня старичок. – Что ж, надо думать, последнее приключение изрядно тебя вымотало. Это твоя память, Эмма.

- А…она у всех выглядит вот так?

- Нет, – по-отечески сочувствующий взгляд остановился на мне, заставив напрячься в ожидании неприятного ответа. – Только твоя. Видишь ли, девочка, твоя память сломалась, и давно. Хотя, по правде говоря, тебе помогли ее сломать.

Я рассеянно пожала плечами в ответ. Ну и что? Подумаешь, память сломалась. Никогда, если честно, не замечала за собой каких-то проблем с внутренним хранилищем информации. Люди живут и со сломанным сердцем, и с нездоровой кровью, что, как мне кажется, гораздо серьезнее.

- Ты не права, девочка. – Седые кустистые брови старика столкнулись на переносице. Он взмахнул рукой, сыпнув в пространство перед нами какой-то порошок. – Гляди. Вот так выглядит здоровая память.

Перед нами появилась иллюзия самого обыкновенного трюмо. Крупное зеркало, до блеска отмытое, посередине, два более узких и темных по бокам. Обыденно и просто. Только в крышку шкафчика, служащего опорой для всей конструкции, врезан замок-не замок, нечто механическое и явственно тикающее.

- Так выглядят прошлое, настоящее и будущее человека. – Наставительно проворчал старик, материализуя рядышком остов другого трюмо.

Выглядело оно жалко. От зеркал остались лишь проржавевшие рамы, скобы перекосило, а лакированные дверцы шкафчик оказались жестоко исцарапаны то ли когтями, то ли ножом. Механическая «начинка» - выдрана с корнем, обнажив глубокую дыру с рваными кончиками проводов и пружин, торчащих наружу.

- Ваша память – изящный и тонкий механизм, - продолжил свои объяснения этот седой фокусник. – Вы не знаете, но в ней записаны все три времени, в которых существует человек. Три грани реальности, которые тесно связаны друг с другом. Движение или неосторожно сказанное слово в одном времени отзовется и в других двух. Память – это хранилище опыта, знаний, но никак не информации.

- В чем разница? Я считала, что знания и информация – синонимы.

- Знания – это информация, которой ты пользуешься в жизни, а не бездумно копишь «на черный день». Память специально дана вам как инструмент для достижения счастья. Она – источник мудрости, почерпнутой из прожитого опыта. Каждый раз, сталкиваясь с какой-либо ситуацией, ваш разум, ваш дух в первую очередь обращается к памяти, ищет, нет ли в ней ответа, как следует поступить. И только потом, изучив все, что найдется, приступает к созиданию ответа на «раздражитель».