Сказки семи ветров (СИ)

— Разве я чего-нибудь боюсь? — рассмеялась Джинни, остановившись и опустив флейту.

— Сейчас — ничего, — покачала головой девочка. — А в жизни — всего. Вы, люди, так двойственны… В грёзах находчивы и решительны, а как доходит до дела — хоть плачь.

— Ты кто такая? — нахмурилась Джинни.

— Кто-то зовёт меня музыкой, а кто-то — просто мечтой. На самом же деле я всего лишь ветер — ветер, приносящий вдохновение.

Джинни подумала, что музыка, мечта и ветер — вещи очень разные, но спорить не стала, а вместо этого протянула флейту девочке.

— Твоё?

Та прыснула, расхохоталась, да так заразительно, что и Джинни улыбнулась в ответ.

— Нашла, чем вдохновить! Верни лучше владельцу — он, бедолага, совсем отчаялся! И, Джинни… пора вставать, проспишь состязание!

Она взмахнула рукой, да так, что девушка неосознанно отступила назад, обрыв ушёл из-под ног, уши наполнились яростным свистом, и Джинни проснулась — а чердак сотряс шквал ветра. Она подскочила к пыльному окошечку, выглянула наружу. Свинцовые тучи неслись по темнеющему небу. Надвигалась буря.

О, как она бежала, как мчалась по городу — мимо торговцев, спешно сворачивающих свои тележки и лотки, прячущих товар в промасленную бумагу, а затем в мешки да ящики. Мимо актёров, уныло снимающих декорации с подмостков. Какая там ярмарка, какие танцы! Ураган уже сгибал высокие деревья, украшающие площадь перед ратушей, и вместе с ним пришёл дождь. Каблуки клацали по мостовой. Джинни смирилась с тем, что после такой беготни не досчитается одного, а то и обоих — главное, не поскользнуться и не упасть в лужу!

Вход в ратушу перегораживала мокрая ленточка, изумрудная с золотом, но её так никто и не разрезал. Девушка предъявила охране половинку флейты, и дородный стражник махнул ей — проходи — не успела она, запыхавшаяся, и слова молвить.

Внутри было ужасно торжественно, Джинни оробела и впервые задумалась, а ко двору ли она здесь? Идея вернуть флейту уже не показалась ей здравой — но не забирать же чужой инструмент с собой в деревню, или куда её судьба занесёт? Это немногим лучше кражи. И всё же она долго ёжилась в мокрой одежде и переминалась с ноги на ногу (окружающие косились на стук её каблуков, что вовсе не прибавляло смелости), пока не отважилась обратиться к одному из гостей, скромно одетому пожилому джентльмену.

— Простите, вы не знаете, кто здесь по части флейты?

— А кто вам нужен, девушка? — едва он наклонился к ней, как разговор был прерван ударом в гонг. Все затихли, и на попытку Джинни продолжить беседу джентльмен приложил палец к губам и укоризненно на неё посмотрел. Девушка умолкла.

Представительный мэр объявил состязание открытым, несмотря на все неурядицы, связанные с погодой, а затем какая-то очень нарядная дама принялась выкликать почётных гостей, специально приглашённых, чтобы участвовать в состязании.

— Нас с вами вызовут в конце, милая, — шепнул сосед Джинни, — мы ведь — простые смертные, не чета некоторым.

— Но я вовсе не…

— Тс-с! Сейчас начнётся!

Первый музыкант оказался скрипачом — и столь искусным, что внимали ему в полнейшей тишине. Джинни затаила дыхание, сердце её молило лишь об одном — чтобы мелодия длилась вечно. Но, разумеется, она закончилась, исполнитель поклонился публике, и его место занял маленький всклокоченный человечек, прибывший откуда-то издалека и игравший на странном воющем инструменте, состоявшем из трубок и мехов. Даже эта музыка, такая чуждая и непривычная, показалась Джинни прекрасной, хотя и немножечко тоскливой.

После него были барабанщики, арфисты, снова скрипачи — и даже флейтисты, только инструмент у всех оказался при себе. Толпа слева от возвышения, установленного в ратуше по случаю соревнования, постепенно уменьшалась по мере того, как выступившие переходили направо в ряды ценителей и слушателей. Закончились именитые гости. Джинни уже несколько раз ускользала от взгляда нарядной дамы, которая, казалось, выискивает в толпе именно её, единственную, попавшую сюда случайно и совершенно не умеющую играть.

Сосед Джинни оказался мастером дудеть на медном рожке, и инструмент этот, несмотря на кажущуюся простоту, тоже очаровал девушку — как, впрочем, и все остальные. Она парила в потоках мелодий, словно птица, перепархивая с одной на другую, но пришёл и её черёд. Дама поманила Джинни, все уставились на неё, и девушке словно крылья перебили — так стремительно она сникла, ссутулив плечи, не в силах смотреть в глаза окружающим.

Каблуки отщёлкивали каждый шаг к проклятому возвышению.

— Я… простите, я не… музыкант…ша, — пробормотала она, доставая из-за пазухи половинку флейты. — Просто нашла… на улице… и принесла. Вот, передайте, пожалуйста! — она низко поклонилась даме, та помедлила, но всё же протянула руку, чтобы взять…

— Постойте! — от компании справа отделился взъерошенный парень, наверняка уже выступивший, только вот у Джинни совсем перепуталось в голове, кто на чём играл. — Где вы, говорите, её нашли?

— Возле причала, как идти к рынку, — едва слышно выговорила Джинни.

— Можно взглянуть? — парень выхватил из её рук половинку инструмента, и по ласкающему движению, которым его пальцы встретили находку, Джинни догадалась — признал. — Поразительно! — он обвёл глазами публику, и все заулыбались, такое недоумённое было у него лицо, и такая радость была на нём написана. — Я точно знаю, что обронил её в море, пока плыл на корабле. Даже собирался выкинуть вторую половинку, но мне было так её жалко… кто бы мог подумать!

Он сорвал с плеча небольшую длинную сумку-чехол, и, порывшись в содержимом, извлёк вторую часть. Привычно скрутил их воедино и с поклоном протянул Джинни.

— Держите!

— Но я… я ведь сказала, что не музыкантша! — воспротивилась девушка, безуспешно пытаясь вернуть флейту владельцу. — Я никогда в жизни…

— Неужели? — подмигнул парень. — А мои глаза говорят обратное, и я не последний флейтист, чтобы ошибаться в подобном предмете. Взгляните на свои руки, и как вы её держите. Играйте уже, девушка — не томите!

И все собравшиеся, словно по команде, стали подбадривать Джинни — играй, играй, играй скорее! Нарядная дама кисло улыбнулась, но под взглядом молодого музыканта сразу подобрела, взяла Джинни под локоток — за вторую руку её ухватил парень — и вывела на середину возвышения.

Сердце девушки оборвалось. Сотни глаз взирали на неё в ожидании, не желая понимать, что у неё нет ни малейшего шанса оправдать их надежды. Какой будет позор, какое унижение — почему, почему она не ушла из города, зачем только явилась сюда?!

— Смелее, — подбодрил её парень, а затем отступил в толпу, замер в первом ряду, улыбаясь весело и задорно — и эта его улыбка напомнила Джинни и сон, и танец над обрывом, и девочку, которая была одновременно ветром, музыкой и мечтой.

«Почему же ты так боишься всего наяву?»

«Разве я чего-нибудь боюсь?»

«В мечтах — ничего, а в жизни — всего!»

«Помоги мне, о ветер, приносящий вдохновение!» — взмолилась про себя Джинни.

И поднесла флейту к губам.

Первая нота прозвучала едва слышно, даже сипло — так перехватило у неё дыхание. Но вслед за ней пришёл мотив — тот самый — и негнущиеся пальцы узнали его, внезапно сделавшись гибкими и проворными, а ноги пустились в пляс, и уже неясно было, где кончается пение флейты и начинается мелодия, выбиваемая каблучками. Левым и правым, клацающими при ходьбе, но рождающими в танце иную, особую, музыку…

Первым в такт ей захлопал флейтист, затем — пожилой джентльмен; потом скрипач из тех, что помоложе, прыгнул на возвышение и пустился в пляс, и скрипка подхватила мотив и темп. И все, кто был в ратуше, смеялись, когда ноги сами понесли их в весёлый рил.

А Джинни О'Нил — прачка Джинни, судомойка Джинни — играла и танцевала на возвышении так, словно и впрямь обрела крылья.