Матриархия (СИ)

Айзек встал.

Может... люди все-таки одинаковые?

Глава 16

- Их всего-то штук десять. Панику развел, - голос Рифата бухает, отражаясь от стен и потолка. Дрожит и замирает где-то вдалеке, в конце тоннеля. Там, куда убежали крысы.

Спичка потухла. Рифат снова завозился с коробком. Опять - «чирк-чирк». Снова небольшой огонек.

Подстилка на полу, солома под ногами шелестит, хрустят аккуратно нарубленные ветки. Вот консервные банки, с засохшими остатками еды. Одна банка чистенькая, в ней кто-то кипятил воду. Окурки валяются, тряпье - что-то вроде одеяла.

- К-каж-жется нам впервые за сегодня повезло, - отстучал Рифат.

- Угу.

У меня все тело - сплошной лед, синеватый, с мраморными прожилками. Стукни об стену, и он рассыплется мелкими осколками.

Постепенно лед тает, и руки согреваются. Мышцы и кости слегка ломит. Охота домой, под одеяло, попить кофейку и просто полежать в тишине, зная, что ничто не угрожает.

Но еще более отвратителен голод. Он скребет в животе когтями, как кот обивку дивана.

Надо заснуть, и тогда все будет нормально. Я уже не думаю ни о чем, мне лишь бы упасть - хоть куда, пускай и в мокрой одежде.

Опять сны, сны...

***

Мы в этой пещере с неделю, наверное. Рифат возле костра, и держит над огнем оструганный прутик, с последней краюхой хлеба. Рифат цедит сквозь зубы ругательства, и поплевывает в разные стороны. Лаваш мы давно уж сожрали, а эта горбушка завалялась на самом дне рюкзака. Над хлебом успела надругаться плесень, но все равно я хотел сожрать эту краюху, запихнуть в рот целиком.

Рифат передал мне прутик, и теперь я держу его, и он прыгает, прыгает между пальцами. То же самое, как если воткнуть что-нибудь между пальцами статуи - пальцы вообще не слушаются.

Рифат выуживает, вытряхивает из рюкзака крошки. Они сыплются на колени, вместе с мелкими комочками грязи, вместе с нитками и черными хлопьями обивки. Рифат слюнявит палец, и собирает крошки. Потом отправляет в рот.

Снова потрусил рюкзак. Оттуда ничего не выпало, и Рифат пожал плечами. Потом глянул на меня:

- Не видишь что ли? - и выхватил у меня из пальцев веточку. Батон с нижнего краю почернел, в нос мне ударили завитки дыма.

- Вижу. Не соображаю, извини.

- Холодно, да? - усмехнулся Рифат. - Ну, вот тебе и расплата за жаркий сентябрь. Ведь как летом было хорошо, а?..

Если ты пережил ночь, то ты молодец. Но чтоб привести тело в должный порядок, требуется изрядное количество времени.

Хотя сейчас есть вопросы понасущней.

Я закашлялся. Грудину и горло будто вилкой царапают. Сплюнул мокроту.

Пару суток жар не спадал, и я лежал, колотясь в ознобе. Рифат хлопотал вокруг меня, как заботливая курица вокруг цыпленка. События растянулись в один сплошной поток, нескончаемую канитель, и я болтался на этой резиновой ленте, подпрыгивал, опускался, поднимался. Все вокруг стало зыбким и ненадежным.

Видел Колю, с разорванным лицом. Его маму, с дырой в черепе. Дядя Костя полз за мной, подволакивая ноги-обрубки, и шипел, как змея. Глаза молочно-белые, губы, как два дождевых червя.

- Тебе не скры-ы-ыться, - шептал он. А я бежал, бежал... Сухие ветви деревьев хватали меня за куртку, дергали, ноги увязали в зыбкой почве. Потом я вдруг оказался в пустыне. Жарко, хочется пить. Я стонал, стонал и полз, песчинки забирались под одежду и щекотали кожу, царапали гортань и засыпали глаза. А я все полз.

Потом увидел, что за мной гонится толпа - известно, кто.

Разъяренные фурии. Бежали они быстро, как будто вовсе не по песку, и я сам скатывался по барханам, летел кубарем, а ветер подгонял меня, засыпал новыми порциями песка.

И вот они уже близко, совсем близко...

Настырные пальцы прорывают истлевшие лохмотья одежды, ногти царапают кожу. Со всех сторон руки, руки, и меня засасывает на этот раз песок и становится холодно. Потому что ночь, и я снова в огромном зале. Трон, Королева в маске, и в прорезях мелькают синие огоньки глаз. Я знаю, что она следит за мной, хотя рядом и Рифат, и Юрец и Оля.

Из теней сбоку выходят «капюшоны». Мне никогда еще не снилось такой чуши, и я никак не могу вырваться из этого кокона, хотя краем сознания отмечаю, что сплю, и чувствую, как мое тело кто-то двигает, и еще терпкая влага холодит губы.

«Капюшоны» идут со щипцами. Концы испускают завитки дыма, на глянцевый пол - уж не знаю, из чего он, - падают капли. Пахнет горелым жиром и паленой щетиной.

Королева манит к себе Олю, и та отчаянно мотает волосами, закусив губу. Вцепилась мне в руку, и что-то шепчет, на незнакомом языке. Потом гладит меня, и поясницу щекочет легким покалыванием.

- Стигматы, - говорит Рифат. - Все из-за них.

К нам подступают палачи. Нижнюю часть тела обжигает раскаленный металл, входит в самое нутро, припекает кожу и та шипит, пузырится.

Так я метался в бреду, а Рифат ходил, собирал какие-то травы, корешки. Воду нашел и заварил в кипятке, вроде как целебное снадобье. Лоб, у меня говорит, был, как раскаленный утюг.

Черт знает. Может, оно помогло, на самом деле, а может, организм сам справился.

Как бы там ни было, сопли и кашель остались, но я хотел уже куда-нибудь идти, благо ливни вроде как иссякли.

Да, лило не переставая. Я даже Форреста Гампа вспомнил: дождь косой, дождь горохом, проливной дождь...

- У меня дед знахарем был, - подал голос Рифат. - И его отец тоже.

Он говорит это безо всякого перехода: сидел, молчал, и вдруг - на тебе. Да я уже и так в принципе, догадался: от татар можно ждать чего угодно.

Впрочем, без Рифата я бы загнулся. Это факт.

- Спасибо тебе. Реально, без твоего отрава... Отвара - уже загнулся бы.

- Чувство юмора возвращается? - усмехнулся Рифат. - Это хорошо. Жрать хочется, - он с аппетитным хрустом разломил горбушку и протянул мне половинку.

Мякиш исходит паром. Еще немного, и слюна захлестнет с головой.

Корочка хрустит на зубах, щекочет язык. Глотаю, практически не жуя, и комок царапает пищевод.

- Экий ты быстрый, - Рифат с чувством разжевывает хлеб и таращит свои «насекомовские» глаза. Кто бы мог подумать, что он ТАКОЙ отзывчивый, на самом деле.

- Ты в курсе, что у тебя в желудке бурлит соляная кислота? - приподнимаю бровь я. - А ты ее дразнишь только.

Он отщипывает мякиш, маленький такой кусочек, и кладет под язык, как сахарную вату.

Я отворачиваюсь и, пригибаясь, выхожу из пещеры.

Рощица дышит сырой свежестью, птички чирикают, все им нипочем. Я вдохнул полной грудью и закашлялся, хрипы из груди никуда не ушли. Жар-то спал, да, но полностью болезнь не отступила. Слишком уж свежий воздух, для меня-то.

Рифат предложил, но я отказался. Опасно. Сколько их не жарь - зараза останется. А мы еще не настолько опустились, чтоб жрать крыс.

Хотя видит бог, не помешало бы уменьшить их популяцию. В первую ночь они вроде как побаивались, отступили вглубь.

А потом... Потом нам пришлось таскать ветки. Под моросящим дождиком прямо. Искали бурелом и волочили в нору, как хомяки.

Ну, что-то вроде заслона получилось. Только и от веток, естественно, тянуло сыростью, и просыхать они никак не хотели. Благо, что в самой пещере мы нашли запас дровишек, что и позволило нам более-менее поддерживать огонь.

Еще в пещере мы обнаружили труп. Закинули его туда, в дыру в конце тоннеля, чтобы крысы от нас отстали.

Я тогда уже мало что соображал: лихорадка вторглась в мозг, и спутала мысли. Вот я и не стал противиться этой идее. А ведь крысы почувствовали кровь... и сегодняшней ночью донимали нас писком.

Они хотели прорваться к нам, чтоб продолжить трапезу.

Аж мурашки по коже.

Одну я помню, пнул. Здоровая, как кошка, мягкая, она зашипела, как чистая гадюка. Бр-р!

- Ну и что мы будем делать дальше? - Рифат вышел из пещеры, обсасывая пальцы.

- А?

- Да ты, видать, залип. Что дальше делать? Прямо так и пойдем? Ты все еще... собираешься искать Олю и Юрца? - он прищурился, и краешек рта у него характерно пополз в сторону. Меня тут же начало захватывать раздражение. Да что он за человек такой! Вроде бы нормальный, а как ляпнет что!