Матриархия (СИ)

Меня потащили куда-то под руки, им плевать, что я не могу ответить королеве из-за сросшихся губ. Но я бы и не согласился, если бы смог говорить, и, похоже, они знают это.

Штука вроде гильотины. Женщина встала, приподняла многочисленные юбки платья, и те прошелестели по трону, по ступенькам. Капюшоны подтащили меня к гильотине, но предназначена она для рубки малой головы.

Я кричу и вырываюсь, трещат плечи, выворачиваемые из суставов, а в пояснице разгорается огонь. Капюшоны подтащили меня, оттянули кожу, ледяные пальцы, и в кольцо...

НЕТ

Проснулся я от вспышки боли и вздрогнул, скидывая с себя тряпье, которым меня укрыл Рифат. В проемы окон ветер задувал дождь, сырость тут же облепила тело.

- Надо решить, что делать, - сказал Рифат, старательно пережевывая краюху хлеба, перетирая зубами как жерновами. Я вздрогнул и перевел взгляд.

- Дождь кончился. Я пойду за ними, - я шмыгнул носом и сел в «постели». - А ты, если хочешь, то можешь... можешь искать себе местечко в деревне. Или где ты там хотел.

- Она всем снится, - Рифат глядел прямо на меня. - У тебя на спине что - шармы? Я их раньше не замечал, а сегодня ты спал и это... Ну, задралась одежда. Там прям бордовые рубцы.

Я хотел отшутиться, что это мол, стигматы, но Рифат как-то слишком уж серьезно на меня смотрел.

Оля ведь тоже тогда заметила странные знаки у меня на спине, когда мы купались на водопаде. Тогда был День Первый.

Я стянул майку, и повернулся к Рифату спиной. Кожу тут же покрыли пупырышки.

- И что за знаки? - Рифт помолчал немного. Потом прикоснулся, пощупал кожу. Мне дурость всякая в голову полезла, почему-то вспомнил и другие сны: ряды голых людей, плечом к плечу, вспомнил того паренька, с лицом-пиццей. Мертвого.

- Какой-то язык может, - неуверенно протянул Рифат. - Иероглифы, блин, прям на полспины. Может, эльфийский?

- Угу, эльфийский. Причем тут вообще... Или стигматы автоматически предполагают... Ай! - я развернулся. - Да не ковыряй ты там!

- Да я слегка, - лицо Рифата излучало смесь суеверного страха и брезгливости.

- Ла-адно. Свалим мы отсюда? Тошнит уже от этих руин. И воняет здесь...

Рифат цикнул и ничего не ответил. А я натянул майку.

***

Сырость забиралась пододежду. Ветер, грязь чавкает под ногами. Уж не знаю, кого мне следует благодарить за куртку.

Не распогодилось даже к часу дня. Мы шлепали и шлепали, почти не разговаривая. Раньше тон всем беседам задавал Юрец - та еще трещотка.

У Рифата за спиной рюкзак. Тот, свой первый мешок (из дома дяди Кости) он давно где-то потерял. Передний карман шорт согревал блокнот, уж не знаю, порисую ли сегодня.

Рассказ про ночную толпу не произвел на Рифата особого впечатления, хотя и заинтересовал.

- Много, говоришь? - он снова курил и сплевывал. - А сколько?

- Они шли минут десять. Реально. Ну и это... Я же застал их, когда парад был в разгаре, понимаешь? Может, они полчаса еще до этого шагали.

- То есть, думаешь что это - все? Общий исход, типа?

- Вообще ничего не думаю. Но... спасибо тебе. Если бы я пошел вчера, то они... они догнали бы меня ночью, и все.

- Не за что, - хмыкнул Рифат. - Обращайся.

Мы прошли мимо заброшенного магазинчика. Потом перевернули поваленный указатель: «Стряпчино». Решили свернуть в деревню. Мол, там по-любому должно быть что-то съестное, а если и не еду, то хотя бы воды раздобудем.

Подумал об освежающей прохладе колодца. Даже иголочки мелкие стали покалывать желудок.

А день по-прежнему скучный и серый.

С трассы сворачивать как-то не охота. Здесь все видно как на ладони, идешь себе, а рощицы и забытые богом деревеньки и в обычное-то время скрывают всякие ужасы. Ну а сейчас там что?

Под ногами проминается почва, и мы поскальзывались, чуть не падали в грязь. И снова шлепали, шлепали.

Думал об Оле, и шел как во сне. Как будто со стороны наблюдал за собой.

Зачирикали птички. Помню, мы с отцом делали кормушки для воробьев. Вырезали из старых коробок, повесили, пшена насыпали, и воробьи прилетали клевать зернышки. Интересно, что они едят сейчас?

Мосток, доски «тук-тук» под ногами. Мы обтерли о них грязь, прямо шматки оставили, разводы. Внизу в щелях лениво текла затхлая водица - такая нам не нужна.

- Думаешь, их тут нет? - после долго молчания голос у Рифата звучал простуженно.

Я промолчал. Зря мы сюда пришли, но чтоб «путешествовать» дальше, нужна пища. И хоть немного воды.

Домишки самые обычные, хижины. Глядят пустыми окнами-глазницами. Некоторые проемы забиты досками. Только пройдешь мимо дома, и что-то упирается в затылок, будто палец уткнули, и по спине мурашки бегут. Кажется, что следят отовсюду.

Деревенька так явно дышала чужим пристуствием, что его с трудом можно было игнорировать. Я даже один раз резко оглянулся, специально, но даже намека на движение не уловил.

Вот калитка нараспашку, забор из сетки-рабицы. Собачья будка, обрывок цепи, пустой ошейник, и резиновая дорожка ведет к хатке.

Мы молча зашагали по ней, друг за другом. Крыльцо разбухло от воды и не скрипело, мы помучали дверь и она нехотя открылась.

В доме темно, пахнет плесенью. Побродили по комнатам: мусор, вещи валяются на полу, на стенах рваные обои, со следами крови.

На кухоньке пустой холодильник. Пол залит водой, а с потолка отваливаются куски глины - крыша течет.

В шкафу нашли пачку манки и банку тушенки.

Заглянули в погреб. Консервы повзрывались, поблескивают осколки баллонов. В углу скукожившийся труп, черный, как смола.

У меня тут же закружилась голова, лоб стало поддавливать изнутри. В какой-то момент я подумал, что мы под водой - ни единого звука, даже от собственных движений.

Звякнуло что-то. Бормотание. Мы с Рифатом переглянулись. Мне уже не терпелось выйти на воздух, а перед глазами плавала запеченная фигура  из погреба, ссохшийся эмбрион.

- В соседней комнате, - шепнул Рифат.

Дверь узкая. На двери картинка - «писающий мальчик». Рифат потолкал дверь, подергал. Внутри кто-то лопотал, кряхтел.

- Наружу или внутрь? - пробормотал Рифат. Примерился и ткнул филенку плечом.

Дверь распахнулась. Ванна, бабка в лохмотьях. Морщинистая кожа, слюнявые губы кривятся, шевелятся как червяки. Бабка кряхтит, кряхтит, бормочет в душ, как в телефонную трубку. Зыркнула на нас исподлобья и снова зашевелила губами, потряхивая седыми паклями волос.

- Бабушка... - начал я, а Рифат тут же потянул меня за рукав. Старуха перестала бормотать и уставилась сквозь нас. В ванной витала трупная гниль, и во рту образовался привкус терпкой горечи.

Старуха поднялась, цепляясь клешнями за плитку, по лохмотьям халата побежали струи жижи.

- Что вы делаете? Кого ищете? Вчерашний день ищете! Помогите, я им сказала, сделать. Зять прийти обещал, не смог, горит синим пламенем. Внучку, внучку забрали... Ох, накажет Господь за ребенка, за ангела! Внучку жалко, а зять - он мужик... Сам о себе позаботится, - она разговаривала, а в глазах у нее дрожали два отражения - мы с Рифатом. Бабка замахнулась, хотела швырнуть «трубку». Душ звякнул, блеснула гофрированная трубка, лязгнула чугунина ванны. Бабка вновь закряхтела неразборчиво, и задрала халат, так что стали видны белесо-синие, в узлах вен ноги. Мне показалось, что в грязной воде плавают куски мяса или серые струпья.

Не знаю, как меня не стошнило, но лоб заломило еще сильней.

- Маразматичка, - пояснил Рифат. Я промолчал.

Видимо, на нее Импульс не подействовал: у бабки давно климакс. Если конечно, теория Юрца верна. Где-то он сейчас?

Мы уже выходили из хатки, когда услышали визгливые смешки. Рифат дернулся влево, на звук. Банка звякнула в рюкзаке, он прихватил всякого с пепелища. Миску, пару гнутых алюминиевых ложек, кружку с отбитой эмалью. Короче необходимый минимум, для того чтобы комфортно вкушать пищу.

Но самой пищи нет.

- Слышал? Это еще что за...

- Ребенок? - сказал я. - Детский голосок вроде.