Призрачный Легион (СИ)

- Доброе утро, - сказала Мив доброжелательно. - Как спалось?

Он не ответил, продолжая смотреть напряженно и испуганно.

- Я тебя приютила, можно сказать, у себя под крылом, - усмехнулась Мив. - Не бойся, - успокоила она Брюса, - ты хорошо себя вел.

У него на лице отразилось облегчение.

- Ты быстро поправишься, - продолжала Мив, чувствуя непривычную неловкость. - Но тебе придется несколько дней полежать.

Она покормила Брюса, хотя аппетита у него особо не было, потом велела лечь и спать дальше, а сама вышла из трейлера. Чувствовала она себя странно. Немного смятенно, и то же время так хорошо, что хотелось смеяться. На следующую ночь она опять легла рядом с Брюсом. Он постарался отодвинуться подальше. Мив это не понравилось, но она промолчала. Проснулась от его прикосновений. Он осторожно гладил ее по лицу, по шее. Увидев, что она открыла глаза, отпрянул. Он казался испуганным. Гораздо больше, чем она когда-либо видела. Мив улыбнулась и снова закрыла глаза.

- Ничего, продолжай, - сказала она.

Его рука вновь робко коснулась ее щеки. Потом совсем неожиданно оказалась внизу и погладила живот. Мив застонала и прижалась к нему…

***

Не то что бы этот рассказ меня особо удивил или шокировал… Но возникло какое-то тягостное чувство. Почему? Я и сама не знала. Будто было что-то неправильное в том, что Брюс теперь живет с Мив. Будто бы было гораздо правильнее, если бы он… Но додумать эту мысль у меня не хватало смелости.

И что мне было делать теперь со всеми моими мыслями и снами? Раньше я могла попросить Мив одолжить мне Брюса, но теперь понимала - она мне его не отдаст. Да и что в этом? Ну, проведу я с ним ночь… Но это вовсе не то, что мне нужно на самом деле. Мне он не нужен покорный, нерешительный, выполняющий только мои приказы. А другого от раба ожидать глупо.

Если бы он был таким же, как в ту ночь… В нем не было страха, но не было и равнодушия, как в его товарищах. В нем была страсть. Вот именно, страсть. Сила. А где это взять ему теперь, после всех унижений? Какой смысл любить кого-то пусть, даже и физически, зная, что утром тебя, как собаку, выкинут из постели на улицу. Каково знать, что тебя только используют, что ты всего лишь игрушка чьей-то прихоти? Я не знаю, что бы чувствовал Брюс в такой ситуации, но я бы его чувств точно не вынесла.

========== 9. Наказание и преступление ==========

Очередного ЧП долго ждать не пришлось. Орла вдруг обнаружила, что у нас пропадают хлеб и сигареты. Это было настолько дико, что когда она собрала всех и сообщила об этом, мы даже не сразу поняли, что произошло.

Частые голодовки приучили людей во Взводе бережному отношению к продуктам. Даже дети знали им цену. Никто не мог что-нибудь взять и съесть без спросу, втайне от остальных. Тем более хлеб. Сигареты тоже были великой ценностью, хотя курили, конечно, не все. Но и те, кто курили, строго экономили. В нашей «семье» сигареты хранились у Орлы, и она выдавала курящим по несколько штук в неделю.

- Я не спрашиваю у вас, кто взял, - говорила Орла, страдальчески морщась. - Я знаю, что никто не мог. Но, может, вы хоть знаете, куда все девается?

Такая постановка вопроса была, очевидно нелепой, но произошедшее было еще нелепее.

- И много пропало? - спросил Веслав.

- Много. Ты знаешь, я не пересчитываю специально. Но просто это уже стало заметно, что не хватает. И я стала считать. Хлеба не хватает шесть фунтов. И сигарет - девятнадцать штук.

Анджей Младший присвистнул. Когда-то давно Болеслав утянул пару сигарет и попробовал курить из любопытства. Ему за это здорово влетело. Но девятнадцать штук? Конечно, стало заметно.

- Вы что хотите думайте, - заявил Ольгерд, - а я скажу, что это твой подарок, Орла. Больше некому.

- Нет, ну почему именно он?

- А кто? Саша, дети? Они в этом плане хорошо воспитаны. Маргарита не курит. А Вик, скорее, свое отдаст, ты же знаешь. А больше у вас в трейлере никто не бывает. Я уже месяц как не заходил.

- Да, - согласился Веслав, - это он, больше некому.

Орла сокрушенно уронила руки.

- И что же делать? - спросила она растерянно.

- Что, что! - презрительно пожал плечами Ольгерд. - Что все люди делают. Наказать. Дать раз десять плетью. Сразу сознается. И на будущее закается.

- И кто же этим займется? - Орла с прищуром посмотрела на него. - Уж не ты ли?

- А что? Могу и я.

- Нет, - сказала Орла решительно. - Дэйва я бить не дам, у него и так вся спина…

Орла уже говорила об этом однажды - у Дэйва вся спина в рубцах от плети. Потом выяснилось - у Эдриана то же самое. И у Брюса.

- Зря ты так, - настаивал Ольгерд. - Я же слегка, по-семейному. Лучше уж сразу проучить, а то придется потом Хальку просить разбираться.

Орла нахмурилась. Упоминание о Хальке в этом контексте пришлось ей явно не по душе.

- По-семейному я лучше сначала поговорю с ним, - заявила она.

Конечно, Дэйв сразу во всем признался. Мог, ведь и отпереться, доказать-то все равно никто ничего не смог бы. Но не такой он был человек.

- Ты хоть понимаешь, как бессовестно ты поступил? - укоряла его Орла. - Я уж не говорю, что в любом другом месте, и ты это знаешь, тебя за кражу в лучшем случае засекли бы до смерти… Но вот мы, разве плохо с тобой обходимся? Тебя, что, не кормят? Ты получаешь такую же еду, как и все мы, и нисколько не меньше. Так объясни, почему?

Дэйв, потупившись, молчал.

- Мне кажется, Орла, - сказал Веслав, - что этот товарищ брал не для себя. Ведь, правда, Дэвид? Кому ты все это отдавал?

Дэйв бросил на него взгляд исподлобья, но промолчал.

- Итак, я прав? Брюс и Эдриан знают?

Дэйв еще ниже опустил голову, но по тому, как забегали его глаза, стало ясно, что друзья его в курсе.

- Может, лучше у них спросим? – предложил Веслав.

- Эдриан знает, - сказал вдруг Дэйв. - А Брюс нет.

- И кому же вы отдавали хлеб? Впрочем, и так ясно. Своим друзьям, которые у русских, не так ли. А ты знаешь, что если бы вас поймали на территории их лагеря, то могли сделать что угодно? Убить бы, может, и не убили, но – что угодно? Понимаешь?

Дэйв кивнул.

- Мы не ходили в лагерь, - почти прошептал он. - Мы всего несколько раз… Оставляли еду в одном месте неподалеку. И мы же брали совсем немного. – Он поднял глаза и сказал звенящим от отчаянья голосом: - Они умирают, понимаете? Им почти не дают есть, а хлеба они и совсем не видят. Я не мог иначе…

- Как вы договорились? - хмуро спросил Веслав.

- Случайно. Когда мы расчищали проход в горах, Стиву удалось подойти ко мне и сказать, что если я захочу оставить ему послание… Я тогда не подал виду, что понял его, но…

- И ты писал ему что-нибудь?

- Нет. Я только оставлял еду и сигареты.

- Почему?

Дэйв не ответил.

- А он тебе что-нибудь писал?

- Нет.

- Так, - сказал Веслав. - Понятно. Мы, так уж и быть, простим тебе это безобразие, но больше ты этого делать не будешь. Еще раз поймаем на чем-то таком – накажем. И русским сообщим, они со своими рабами иначе поговорят. У нас слишком мало еды, чтобы так ею разбрасываться.

Лицо у Дэйва стало совсем несчастным.

- А можно тогда я буду отдавать свой хлеб? - спросил он умоляюще. - И делиться едой.

- Нет, - ответила Орла. - Ни в коем случае. Порции и так небольшие.

- Но я же делюсь своим!

- Здесь ничего твоего.

- Тогда я не буду есть.

- Что?!

- Я не буду есть. Если… они могут обходиться без еды, я тоже смогу.

- Думаешь, им от этого будет легче?

- Мне станет.

Дэйв действительно почти престал есть. Эдриан, узнав об этом, тоже. Зенон, когда ему рассказали, в чем дело, убедил их отказаться от голодовки, сказав, что лично сходит к русским и попросит, чтобы они человечнее обходились с рабами. По крайней мере, не морили бы их голодом.

- У меня там есть знакомые, нормальные парни, - сказал он. - С ними и поговорю.

Однако идти Зенону никуда не пришлось.