Эннера (СИ)

— Теперь вот я больше её не чувствую, — он перестал улыбаться. — Уже несколько дней.

— Но ведь… это ещё ничего не значит? Мы не знаем, как там на Тмиоре, что…

— Не ври мне. И себя не обманывай. Мы все знаем, что это значит, — Адан тряхнул головой. Ухмыльнулся. Теперь уже он без стеснения разглядывал её.

Роми видела, как его взгляд бродит по обнажённым ногам, которые едва скрывают короткие шорты, поднимается к животу, к груди, будто и нет на ней просторной цветастой блузки, скользит по оголенным плечам, по лицу, волосам… Она молчала, закусив губу. Чего-то ждала. Или просто позволяла себе плавать в ощущениях, которые следовали за его глазами. Наконец Адан встретился с ней взглядом.

— Сколько тебе осталось?

Роми вздрогнула.

— День, может два. А потом… Как получится.

— Боишься?

— Нет, — твердо ответила она, и поняла — что не врёт. Страх ушел. Полностью.

— Это хорошо, но знаешь, — он покачал головой. Задумчиво уставился в окно. Почесал переносицу, снова встретился глазами с Роми. — В одном ты ошиблась. Я оказался совсем не готов к переменам. И сейчас не готов. И вряд ли буду. Лучше бы ты тогда стерла мою память, а не Миры, — Адан вздохнул. — Ещё лучше — сейчас. А ещё лучше, если бы я никогда с тобой не встречался вообще.

— Ты — доа, вряд ли тебе можно стереть память, — отозвалась она. — Было тогда, или сейчас… Ты бы вернулся, вспомнил, или ещё что. Ты — доа. Ты генетически готов… И…всё это уже миллион раз говорилось, — Роми сглотнула. Посмотрела на свои руки, будто они могли дать ответ на другой вопрос, на то, что он сказал последним. — Ты, правда, так считаешь?

— Нам с тобой всегда будет слишком тесно. Особенно, когда доа станешь ты. И он.

Теперь уже Роми смотрела в окно.

— Я никогда не думала, что всё может вернуться… И так…

— Дело не только в этом. — Адан вздохнул. — Не в том, что и почему вернулось. И не в том, что я не поверил в твоё беспокойство о Мире. Не в том, что мне нравился мой мир таким, каким он был до вас. И даже не в том, что Мира принесла себя в жертву, спасая атради. И уж точно не в том, что неугомонная Таль никогда не успокоится. Найдёт способ изменить Бэар, разрушит Сферу, создаст новую расу или ещё что-нибудь. Проблема в тебе. В нас… В том, что я посмел захотеть тебя. И сейчас хочу. И всегда буду. Всегда желать, чтобы ты стала моей. Всегда знать, что не станешь. Не станешь, даже если сейчас я позволю себе прикоснуться, зайти дальше. Даже после близости — моей ты не будешь. Всегда его.

Всегда. Даже тогда, когда и не знала ещё Алэя. Не подозревала, что Плешь приведёт к ней человека, чувство к которому не исчезнет с веками. Даже когда они не были вместе, когда избегали друг друга, не виделись годами, когда их жизни переплетались с чьими-то другими. Когда уходила страсть, и оставалось лишь ни с чем несравнимое тепло. Когда захватывала злость, граничащая с ненавистью. С желанием вычеркнуть, вырезать. Забыть. Всегда. Это было больше, чем принадлежность кому-то, больше, чем единение, чем родство. Сразу всё и что-то совсем другое. Её маленькая, личная вечность, которая не имеет никакого отношения к времени.

И всё-таки, несмотря на это, она могла бы сейчас сказать Адану, что не знает, как бы оно могло быть уже с ним. Что желание, которое вспыхнуло здесь, в этой самой комнате, когда она вдруг поцеловала его в ответ на предложение удивить — оно не исчезло, никуда не делось и вряд ли денется. И если он сейчас прикоснется — она ответит. И тогда они точно зайдут дальше. Теперь уже никакие Гончие не помешают.

А потом — она не будет испытывать вины перед Алэем. Но перед ним, Аданом, — да.

— Думаешь, это наш последний разговор?.. — почти шёпотом проговорила она.

— Надеюсь, последний. И не только разговор, но и встреча. Нас больше ничего не связывает. И не связывало никогда, — он поднялся с кресла. Подошёл к окну, остановился спиной к ней. — Уходи. И никогда больше не приходи.

Некоторое время Роми смотрела ему в спину. Ей казалось, что в голове не осталось ни одной мысли или что их там целая тысяча, миллион. Что они толкутся, вытесняют друг друга, мечутся хаотично и этому не будет конца. Если только она не уйдёт, не послушает Адана, облегчив тем самым им обоим жизнь. Или не сделает по-другому, усложнив всё ещё больше.

Она должна была бы уйти, но не получалось. Встала, подошла к нему. Протянула руку и почти прикоснулась. В последний момент отдёрнула, сделала ещё шаг — теперь уже в сторону, замерла рядом с ним.

— Значит, ты уверен, что Миры — больше нет? — тихо заговорила, будто и не было ничего сказано до этого.

— Я уверен, что не чувствую её, — не оборачиваясь, ответил Адан. — Учитывая, что там творится, вряд ли Мира решила просто уединиться.

— Может, что-то изменилось. В структуре мира, Тмиор окончательно стал Фахтэ, лава фонит или, наоборот, обратная трансформация превратила планету во что-то ещё, новое, третье… Может, то, как ты её чувствуешь — это те же наши метки и … они стираются. Достаточно мощного всплеска и всё.

— И как? — он обернулся к ней. Саркастически изогнул бровь, ухмыльнулся: — Получается?

— У тебя, я вижу, обратное получилось легко! — в тон ему ответила Роми. Добавила: — Я должна верить. И я верю. Это же Мира. Она — особенная.

— Я не о Мире.

— А я о ней.

— Хорошо, давай о ней, — Адан рассмеялся. Неожиданно легко, естественно. — Я верю, что Мира — особенная. Но я знаю, где и с кем ей пришлось иметь дело. Я вот с одной упрямой стервой никак не могу справиться, а там — сотни, если не тысячи таких, как ты.

Роми непроизвольно улыбнулась.

— Тысячи, скорее всего. Мы не вытащили и пятисот. Но они её не тронут. Максимум — не послушают… Она справится. Вот увидишь.

— Угу. Расскажешь всё это Ллэру, когда он очнётся, — Адан отвернулся. Снова уставился в окно, за которым почти стемнело.

— Она сама ему всё расскажет. Вот увидишь. Можем заключить пари.

— Еще одно «вот увидишь», и я окончательно поверю.

Роми хмыкнула, помолчала. Как бы там ни было, во что бы он ни верил…

— Адан, посмотри на меня, — он медлил, потом всё-таки повернулся. Замер, пристально глядя в глаза. Роми заговорила, тихо, торопливо: — Я знаю, что не смогу убедить тебя. Я никогда этого не умела, но… Это не твоя вина, не вина Таль, что Мира там. Не моя и не Ллэра. Мы, может быть, все виноваты в том, что ситуация сложилась именно так. Даже без «может быть». Но в том, что она пошла — никто. Она должна была, только так. И если бы Таль ей соврала… Если бы Ллэр попытался не пустить… Если бы ты связал её и не знаю, что ещё… — покачала головой. — Я не смогла наладить с ней контакт, и ты, да и остальные, не верите, что мне не всё равно. Но я знаю одно точно — она не глупа. Самоуверенная, нахальная и упрямая, безрассудная, но… никак не глупа. Мира жива. А я… — Роми перевела дух. — Я, кажется, сейчас сделаю то, что…

Ей надоело бороться. Роми подалась вперёд, потянулась. Поцеловала.

Он, конечно же, ответил. Обнял, прижал к себе. На миг отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза. Улыбнулся так, словно не просто ожидал этого поцелуя, а был уверен — это обязательно случится. Это и не только. Рано или поздно.

Снова поцеловал, прижимая к стене. Ладони скользнули вниз, стянули с её плеч блузку, с силой сжали запястья, поднимая их вверх, над её головой. Адан наклонился, едва касаясь губами щеки, нагнулся, нежно целуя шею. Одной рукой продолжал удерживать её ладони, другой ласкал обнажённую грудь. Какие-то считанные секунды, мгновение, и осторожные поцелуи стали настойчивей, движения — смелее. Горячие пальцы Адана жадно касались её тела, подчиняли, словно боялись не успеть. Не удержать, не почувствовать, потерять и теперь уж точно навсегда. Срываемая одежда посыпалась к их ногам, они сами — рухнули следом, прямо на прохладный паркет.

А потом…

Потом Роми почти не соображала, что происходит. Как происходит. Позволила ощущениям захватить власть, позволила Адану захватить власть во всём — заставить забыть, где она и что её окружает. Зачем пришла, о чём думала.