Гладиаторы

Ерофей Трофимов

Гладиаторы

Матвей вздрогнул и, застонав, медленно сел на своей узкой, солдатской койке, утирая выступившую испарину подрагивающей рукой. Ему снова приснился этот страшный сон. Его девчонки, те, кого он любил больше всего на свете, весело махали ему из витринного окна, увидев, как он подъехал к магазину.

Они договорились встретиться здесь и, поев мороженного в кафе, отправиться в кино, где шёл очередной полнометражный мультфильм. Вика давно мечтала посмотреть его и прожужжала родителям про него все уши, буквально выдавив из него обещание, сходить в кино. Наташка, и сама любительница мультиков, присоединилась к просьбам дочери, и он сдался.

Едва сумев впихнуть их небольшой джип на освободившееся место, он вышел из машины и, увидев девчонок, радостно улыбнулся. Они так и остались в его памяти, весёлые, улыбающиеся, ещё не знающие, что это были их последние минуты. Потом, вдруг раздалось странное, свистящее шипение, и огромное здание вспухло огромным, огненным шаром.

Матвея спасло только расстояние, и то, что отброшенный взрывной волной, он оказался зажатым между машин. Пара переломов, опалённые волосы на затылке, несколько ушибов, вот и весь ущерб организму. Хуже всего было то, что он остался жив, а его девчонки погибли. Уже в госпитале, в срочном порядке, развёрнутом в ближайшем пригороде, он молча смотрел в серый, брезентовый потолок, пытаясь осмыслить произошедшее, и не веря, что их больше нет.

С тех пор, он видел этот сон почти каждую ночь. Врач, выписывавший его из госпиталя, только мрачно покачал головой, когда Матвей рассказал ему о своих кошмарах и, подведя к окну, молча ткнул пальцем в далёкие развалины города.

- Таких как ты, теперь очень много. Никто толком не знает, кто на нас напал, и что это за твари, но все, кто может драться, взяли в руки оружие. Хочешь отомстить за них, иди и воюй. Ничего другого, я тебе в данной ситуации посоветовать не могу. Идёт война на уничтожение, и тот, кто в ней выживет, тот и будет потом оплакивать погибших. Потом, - тихо добавил он, возвращаясь на своё место.

Только теперь, Матвей понял, что и у этого странного, молчаливого человека тоже кто-то погиб. Вздохнув, Матвей вышел из госпитальной палатки, и неожиданно понял, что ему некуда идти. Растеряно оглядевшись, Матвей не выдержал и, не обращая внимания на суетящихся вокруг людей, решительно зашагал в сторону дома.

Его удивило, что в стране, воюющей непонятно с кем, нет регулярных военных патрулей, и никто не требует у него документы. Не было даже линии фронта. Осознав это, Матвей растеряно покрутил головой и, решив оставить разрешение всех эти нестыковок тем, кому их положено было решать, зашагал дальше.

Уже в двух кварталах от дома он понял, что всё бесполезно. От длинного, двенадцатиэтажного здания остались одни воспоминания. Куча переломанных, перекрученных неведомой силой, железобетонных плит, торчащие во все стороны куски арматуры, словно щупальца какого-то мифического зверя, и гарь. Над всем этим кошмаром витал густой, выедающий глаза запах гари. Постояв на обломках собственного дома, Матвей вздохнул, и медленно побрёл дальше.

Куда, он и сам не знал. Главное, подальше от всего этого. Очнулся он на окраине города и, осмотревшись, неожиданно понял, что подсознательно двигался в сторону деревни, где летом жила старенькая мать Натальи. Каждое лето он вывозил её в деревню и, обеспечив всем необходимым, оставлял там до осени.

Елена Степановна была страстной огородницей, и такие поездки в деревню просто обожала. В охрану ей, они каждый год оставляли Роя, взрослого ротвейлера, которого сама тёща с огромным удовольствием баловала. Теперь, это были последние близкие ему существа на всём белом свете. До деревни он добрался уже ночью.

К удивлению самого Матвея, его никто так и не остановил. Несколько раз, проносившиеся мимо машины, под завязку набитые солдатами пролетали мимо, но ничего кроме настороженных, мрачных взглядов Матвей не заметил. Подойдя к знакомому забору, уже в темноте, он напряжённо всмотрелся в тёмные окна и, с трудом решившись, толкнул скрипучую калитку.

Матвей уже готов был взвыть от отчаяния, когда к нему, от крыльца метнулась знакомая тень. Тихо повизгивая, Рой с размаху ткнулся огромной башкой ему в колени, и моментально облизав руки, кинулся обратно к дому. Входная дверь тихо скрипнула, и свет ручного фонарика ударил Матвею в глаза.

- Кто там? - раздался испуганный голос, и через секунду, тёща растеряно выдохнула, - Матюша!

- Я, Елена Степановна, - так же тихо ответил Матвей, подходя к крыльцу.

Заметив его повязки и обгорелые волосы, она в очередной раз охнула и, пропустив зятя в дом, кинулась занавешивать окна. Стеариновая свеча тускло осветила комнату. Медленно опустившись на краешек стула, тёща насторожено посмотрела на него, и задала только один вопрос:

- А девочки?

Матвей отрицательно покачал головой. Ему нечего было сказать. Он, молодой, здоровый мужик, остался жив, а они, такие нежные и беззащитные, погибли. Словно понимая, что произошло, Рой положил голову ему на бедро, и тихо заскулил. Судорожно вздохнув, Елена Степановна медленно перекрестилась, и беззвучно заплакала.

Ещё через два дня, Матвей похоронил её в саду. Гибель дочери и любимой внучки убила и её. Ранним утром, Матвей нашёл её мёртвой в своей кровати. Уснув, она тихо ушла. Теперь, их осталось только двое. Верный Рой, действительно любивший тёщу, весь день просидел у могилы старушки, и только вечером, войдя в дом, медленно улёгся у ног Матвея.

Опустив голову, Матвей тихо прошептал:

- Вот и всё, дружище. Теперь, мы остались только вдвоём.

Странного человека с рукой на перевязи и собакой на поводке заметил военный патруль. Подкативший БТР медленно остановился, и сидевший на броне капитан, громко спросил, перекрикивая рёв мотора:

- Мужик, твоя собака?

- Моя.

- Дрессированный, или так, просто породистый?

- А вам-то какая разница?

- Залезайте, на базе объясню, - ответил капитан.

Воспоминания нахлынули с новой силой, и Матвей, не выдержав, тихо застонал. Услышав его, мирно похрапывавший Рой поднялся и, подойдя к кровати, опустил морду на одеяло, всем своим видом выражая сочувствие. Вздохнув, Матвей погладил мягкие висячие уши кобеля и, поднявшись, взял с тумбочки бутылку с водой.

Выйдя из палатки в одних трусах, он в три затяжки выкурил сигарету, пряча огонёк в кулаке, и поёжившись, тихо сказал подошедшему псу:

- Пойди, проветрись.

Высунув на улицу нос, кобель старательно вдохнул сырой, промозглый воздух, и возмущённо покосился на Матвея. Умная физиономия пса откровенно гласила:

- Ты чё, мужик, совсем сблындил, в такую погоду мне проветриться предлагаешь?

Чуть усмехнувшись, Матвей прикурил от окурка вторую сигарету, и медленно выкурив её почти до самого конца, вернулся в палатку.

Гусеничный вездеход вылетел из-за поворота на стоянку у разрушенного гипермаркета и, лязгая траками, помчался к перекрученным металлическим конструкциям, оставшимся от некогда роскошного магазина. Круто развернувшись на мокром асфальте, машина остановилась, и из распахнувшегося десантного люка не спеша, выбрался мощный, чёрного окраса кобель с тёмно-коричневыми подпалинами.

Насторожено принюхавшись к сырому воздуху, пёс обошёл распахнутую дверцу люка и, задрав лапу, не долго думая, оросил гусеницу вездехода. Следом за собакой, из десантного отсека вышел худощавый мужчина среднего роста, в камуфляже и с автоматом на плече. Внимательно понаблюдав за собакой, он заглянул в машину, и негромко сказал:

- Порядок, пока всё чисто. Рой никогда не ошибается.

- Чего бы он понимал, твой кобель, - послышался недовольный голос, и из проёма показалась фигура второго бойца.

Словно в ответ на его слова, огромный пёс ловко проскользнул под дверцей, и моментально оказавшись перед говорившим, встал, насторожено глядя ему в глаза. Широкий нос собаки сморщился, и среди чёрных, бархатных губ жемчужно засветились белоснежные клыки. Тишина стоянки огласилась басовитым рычанием, и говоривший растеряно попятился назад.