Сессия в условиях Талига (СИ)

- Я обязан отвечать на этот вопрос? – старик засуетился.

- Вас что-то смущает? Может быть, вы боитесь повредить невиновным?

- Да, господин гуэций.

- Герцог Алва, вы настаиваете на ответе?

- Уже нет, – пожав плечами, Алва отвернулся.

- Подсудимый, – взволнованный супрем выдержал долгую паузу, – вы намерены предоставить свидетелей?

- Не намерен, – отозвался Алва.

- Защита не может представить свидетелей, но, прежде чем начать повторный допрос Фердинанда Оллара, Высокий Суд согласно кодексу Диомида спрашивает. Имеет ли кто сказать нечто, опровергающее сказанное здесь? Имеет ли кто сообщить нечто, ускользнувшее от внимания Высокого Суда, но имеющее непосредственное касательство к делу? Высокий Суд обещает свидетелям свою защиту и ждет ответа шестнадцать минут.

- Во имя Создателя всего сущего, – между рядами зашагал светловолосый мужчина, – я прошу слова у Высокого Суда.

- Как ваше имя? И что вы имеете сообщить? – преградил ему путь пристав.

- Меня зовут Горацио Капотта, я преподавал описательные науки сыновьям графа Ариго и пользовался их полным доверием. Мой долг – сообщить Высокому Суду о том, что предшествовало Октавианской ночи. Приведите меня к присяге.

Где я мог слышать этот голос раньше?

- Мэтр Капотта, опровергают ли ваши сведения сказанное здесь или же подтверждают?

- Приведите меня к присяге и я отвечу.

- Означает ли это, что вы связаны клятвой?

- Да. Именем Создателя, жизнью государя и своей жизнью клянусь говорить правду, и да буду я проклят во веки веков и отринут Рассветом, если солгу.

- Суд принимает вашу присягу и освобождает от прежнего обета. Говорите.

- Господин гуэций, – почтительно поклонился ученый, – Ваше Высокопреосвященство, я настаиваю на том, что граф Ги Ариго, граф Иорам Энтраг и, более чем вероятно, граф Килеан-ур-Ломбах знали о будущих погромах не меньше чем за месяц. Я также должен признаться, что по просьбе моих бывших учеников, знакомых с моими способностями каллиграфа, по принесенному ими черновику изготовил фальшивый приказ, предписывающий городской страже не покидать казарм. Мне дали образец почерка и подписи Квентина Дорака, который я сохранил и готов предъявить Высокому Суду вместе с черновиком, написанным рукой графа Ариго. Кроме того, я принял на хранение ценности Ариго, часть которых позднее нашли в моем погребе, а часть и доныне хранится в известном мне месте, на которое я готов указать.

- Мэтр Капотта, – супрем выпучил глаза, – вы клянетесь в том, что сказанное вами – правда?

- Я принес присягу и я верую в справедливость Создателя.

- Как вышло, что вы избежали преследований со стороны Олларов?

- По совету Иорама Ариго я, спрятав переданные мне вещи, покинул город и вернулся, лишь узнав о падении Олларов, – похвастался свидетель.

- Вы пользовались полным доверием Ги и Иорама Ариго, что вас заставило предать их память?

- Моя вера и моя совесть. Не знаю, как бы я поступил, останься мои ученики живы. Убитые защищали неправое дело. Раскрывая их тайну, я облегчаю Ожидание томящимся в Закате грешным душам.

- Вы не являетесь духовной особой, и неправомочны утверждать подобное, – показал зубки прокурор.

- Ги и Иорам Ариго могли спасти тысячи невинных, но не спасли. Более того, они намеревались извлечь из происходящего выгоду, лишив цивильную стражу возможности остановить погромы. Я исповедовался у Его Высокопреосвященства, и он укрепил меня в моем решении открыть правду.

- Вы все сказали?

- Да, господин гуэций.

- Высокий Суд выслушал Горацио Капотту и запомнил сказанное им.

- Подсудимый, – подал признаки жизни Джаррик, – отвечайте, вы видели когда-либо этого человека?

- Не думаю.

- Вы хотите его о чем-то спросить?

- Не хочу.

- Вы доверяете его показаниям?

- Не меньше, чем прочим… Впрочем, и не больше.

- Высокий Суд спрашивает, кто еще имеет сказать нечто, имеющее непосредственное отношение к делу?

К делу имели отношения слова монаха-эсператиста Пьетро, которого, по словам Штанцлера, убили вместе с Оноре. Угу. Разумеется, наверное так хорошо подействовала на него смерть, что стоит и речи вещает. Я снова навострил уши и узнал много интересного. Сперва монах заявил, что никто сосуд со святой водой не подменивал, а убили детей и того же Оноре некие другие товарищи. Которые на тот момент в Агарисе сидели. Разумеется, супрем тут же снова вытаращил глаза на рассказчика.

Рассказчик заверил, что к нему из Рассвета явились святой Адриан и Оноре, вроде как видение, велев раскрыть чью-то там тайну. А обвинитель долго не знал, как его вежливо послать. Потому что посылать невежливо монахов не принято. Убийцей назвали магнуса Истины Клемента – того самого, похоже, в чью честь Робер назвал питомца. Детей убили руками Виктора. Ох, что-то я запутался. Свидетель поведал также, что целью магнуса было уничтожение Оноре. Далее монах рассказал нам о том, как я приютил их в особняке Алвы, а потом поведал историю своего чудесного избавления от смерти. И вот, наконец, случилась справедливость – монах праведно возмутился тем нелепым обвинениям, которые безосновательно вешали на Рокэ Алву.

====== Глава 74. Как безнадежно судилище – 7 ======

Наблюдая, как понурый Пьетро идет к кардиналу, я думал, что часть обвинений против Алвы развеяна. И это хорошо. Дальше – главное не теряться, не волноваться и... И я все равно не мог не проголосовать против своего бывшего эра, когда станут выносить приговор. Это приходилось осознавать. Грустно сие. А то, что Штанцлер мне тогда зачем-то солгал насчет монаха, неудивительно. Хотя, мог и сам перепутать, могли неверно донести. Да мало ли какие причины...

- Есть ли в этом зале еще желающий выйти и сказать? – поинтересовался Кортней.

Повисла очередная тишина, Фанч-Джаррик с напряженным выражением лица шуршал бумагами. Песок медленно сыпался и наконец время истекло. Об этом же сообщил судебный пристав, дав понять, что все свидетели допрошены. Эх, как жалко, что мне нельзя быть свидетелем, я бы такого рассказал! Хотя наверное Альдо бы выкрутился или продолжил бы меня шантажировать.

- Вскрывшиеся обстоятельства требуют повторного допроса, – объявил Кортней. – Пусть Фердинанд Оллар поднимется на кафедру

С видом понурой свиньи бывший король побрел к кафедре, кое-как поднялся.

- Фердинанд Оллар, вы уже принесли присягу.

- Да, господин гуэций.

- Вы слышали, что сказали Горацио Капотта и брат Пьетро?

- Да, господин гуэций.

- Их показания расходятся с теми, что дали вы. Вы солгали?

- Нет, господин гуэций. Клянусь… Я сказал, как было… Граф Штанцлер подтвердит мои слова… Я сказал правду, я принес присягу...

- Остается предположить, что Квентин Дорак лгал или же совместно с подсудимым вынашивал умыслы, которыми и поделился. Случившееся с преосвященным Оноре было совпадением, сыгравшим на руку заговорщикам, чем они не преминули воспользоваться. Вы с этим согласны?

- Да… – обрадовалось ничтожество. – Да, господин гуэций.

- Постарайтесь вспомнить, не говорил ли при вас Квентин Дорак или подсудимый, как они воспользовались сложившимися обстоятельствами? Вероятно, это было после взятия под стражу братьев Ариго. Напрягите вашу память, это очень важно.

- Да, господин гуэций. Это было после Тайного Совета… Я не верил, что граф Ариго мог написать такое письмо… Я сказал это Квентину Дораку, а Квентин Дорак сказал, что… Что это очень хорошо, что братья Ариго виноваты. Теперь не надо подбрасывать им улики, все получилось само собой… И еще он сказал, что никто из Людей Чести не доживет до зимы и в Талиге больше не будет сторонников Раканов… Это он так сказал.

- Присутствовал ли при этом герцог Алва? – резко спросил Фанч-Джаррик. – Да или нет?

- Да, – громко ответил Фердинанд. – Рокэ Алва стоял у яшмовой вазы и все слышал.

- Он что-нибудь говорил?

- Он сказал… Прошу прощения у Высокого Суда… Он сказал, что падаль следовало вывезти раньше, но лучше поздно, чем очень поздно.