Бесконечное движение к свету

Виктория вдруг снова замолчала. Она долго сидела, задумавшись, словно что-то напряжённо пыталась вспомнить, потом вдруг неожиданно взглянула на Андрея и произнесла – «На планете уже вовсю свирепствовал «Красный вирус», когда у них родилась вторая девочка. Это была моя пра-пра-пра-бабушка.

Анализируя всё это, я вдруг пришла к выводу, что моё появление на свет случилось благодаря таким вот нестыковкам, так сказать зигзагом судьбы. Есть люди нормальные, которых подавляющее большинство, а есть люди, по меньшей мере, странные, которых единицы. Самое интересное, что какое-нибудь глобальное изменение может фатально воздействовать на подавляющее большинство и совершенно не затронуть эти нестандартные единицы, эти неординарные формы. «Красный вирус» унёс в небытие всё обыденное и привычное. Ну кто, какой нормальный человек будет жить за полярным кругом или в какой-нибудь Богом забытой глуши, в этих суровых, не комфортных условиях? Только неудачники и люди со странностями. Так вот именно они, фактически, и выжили. Почему? Неужели только потому, что сохранили чистоту души? А может в этом мире всё-таки главнее эмоции и чувства чем логика и разум? Если говорить образно, вплоть до прямого смысла, то женщина это почва, в которую бросается семя. «Красный вирус» изменил всё: и почву, и семена. Можно смело утверждать, что появился новый вид людей – в современном обществе все человеческие особи внешне красивые, физически крепкие, физиологически здоровые, психологически устойчивые, с высокими интеллектуальными показателями. Но вот счастливы ли они в жизни? Не знаю… Впрочем – должна же быть какая-то нестыковка, где-то, чего-то не хватать. Для того чтобы люди к чему-то стремились нужен стимул.

Сорок лет я училась, двадцать лет я создавала компанию, которая существует и процветает до сих пор. Я имею в этой жизни почти всё. Я могу почти всё. Но иногда мне хочется бросить всё и абсолютно голой, босиком, убежать по росистой траве куда–нибудь на край земли, что бы там, свесив ноги с обрыва, не о чём не думая, бесцельно смотреть на восходы и закаты. Правда, теперь мне уже поздно куда-то бежать: после ста лет особенно отчётливо понимаешь, как тяжело жить на свете немощным биологическим системам.

Я не боюсь смерти. Я устала от этой жизни, но не потому что она мне не интересна, а просто потому что я уже не могу её воспринимать должным образом. Да я уже и хочу чего-то нового, неизведанного, что выходит за пределы этих жизненных рамок. Я, иногда, представляю себе, как всё произойдёт. Меня, наверно, встретят, меня, наверно, спросят – «Как ты жила?». Хотя, что там спрашивать, там уже всем всё известно. Это даже они мне могут рассказать: где я согрешила, где я поступила не правильно, а где благородно. Но я уже ничего не боюсь….

Меня предупреждают, что скоро закончится режим реального времени и связь прекратится. Я ведь нахожусь на другом конце планеты. Может мы, когда-нибудь, ещё и встретимся но, конечно, уже не в этой жизни. Что мне для вас сделать теперь? Чего вы хотите?

– Мы хотим домой… – устало произнёс Андрей.

– Ну, здесь я вам ничем не помогу….

После этих слов изображение вдруг исчезло. Несмотря на то, что Виктория Навилас предупреждала об окончании сеанса связи, создавалось впечатление, что эта связь оборвалась всё-таки неожиданно даже для её самой.

Ребята стояли молча и смотрели на пустой, прозрачный цилиндр, в котором теперь не было даже газа.

– Ты, когда там, перемещался во времени, не встретил свою будущую жену? – двигая лишь губами, монотонно и вполголоса спросила Валентина.

Андрей молча покачал головой.

– Надо было спросить у этой дамы, может она нашла какие-то фотографии. Например – свадебные – предположила Валентина и сразу же задала вопрос Василию – Вася, ты ведь её знаешь?

– Да – в тон задаваемому вопросу ответил он.

– Сколько ей лет сейчас?

– Пятнадцать.

– Красивая?

– Я её помню ребёнком, когда ей было одиннадцать или двенадцать лет. А дети, я считаю, все красивые – ответил Василий и немного помолчав, добавил – Она умная. Она участвовала во всех школьных олимпиадах по математике.

Молчаливая пауза какое-то время висела в пространстве. Её нарушила всё та же Валентина.

– А вот интересно, если мы будем всё помнить и что-то изменим у себя, здесь, наверно, тоже всё измениться? – спросила она.

– Я ничего не буду менять – повернувшись к сестре с какой-то суровостью произнёс Андрей – Судьба, это тебе не рубашка, которую можно сменить в зависимости от настроения. Судьба, это закон, по которому ты создан и которому вынужден подчиняться, в независимости от обстоятельств.

Андрей явно не был заинтересован в разговоре. Вдруг он завертел головой и, выставив перед собой левую руку с растопыренными пальцами, спросил – «А где…?». Только теперь все заметили, что в помещении они одни, что Ферума здесь нет.

В стене был открыт проход, и Андрей быстро направился туда, увлекая за собой остальных.

Ферум находился в соседнем помещении недалеко от входа. Он стоял к ним спиной, с шаром на голове и с кем-то разговаривал. На этот раз было видно, что разговор у него эмоциональный: он дёргал вытянутой рукой с растопыренными пальцами и при этом иногда даже немного приседал. Наконец, по-видимому, закончив беседу, он остановился и замер. Его шар начал превращаться в воротник.

Ферум медленно обернулся и как-то хмуро, даже со злостью, посмотрел на Андрея. После продолжительного молчания он вдруг грубо бросил ему в лицо – «Жизнь – дермо!». Потом, тяжело вздохнув и отведя взгляд в сторону, стал говорить более спокойно.

– В сущности, что такое дермо? – спрашивал он задумчиво глядя в пустоту – Это какой-то побочный продукт жизнедеятельности организма, образовавшийся от использования другого продукта из которого химическим путём извлекли нужные вещества. Всё ненужное, не переработанное, не переваренное естественным путём вышло наружу. Правда из всего этого ненужного кто-то ещё извлекает пользу. Например – жуки навозники.

Когда-то Землю населяли вирусы, цианобактерии, стоматиты и так далее. Они, в процессе фотосинтеза, расщепляли углекислый газ на углерод и кислород. Углерод использовали, а вот кислород им был не нужен и они его отбрасывали. Это и есть побочный продукт их жизнедеятельности, то есть – дермо. Со временем его накопилось столько, что появились организмы, которые начали им дышать. По сути, получается, что мы те же жуки навозники.

Ферум снова посмотрел Андрею в глаза, ожидая реакции. Но Андрей не торопился с ответом. Он загадочно улыбался, задумчиво глядя на собеседника.

– Нет, у вас определённо когда-то в родне были Кицысовы – наконец сказал он и, всё так же улыбаясь, спросил – А как же любовь?

– Любовь… – пренебрежительно произнёс Ферум – Любовь это такое же дермо, как и всё остальное. Это может быть какой-то побочный продукт инстинкта размножения. И не более того.

– Может быть… – спокойно согласился Андрей – Значит, этого продукта когда-нибудь, тоже станет очень много и, возможно, появится тот, кто не сможет жить без него, то есть – без любви. Она будет кому-то нужна также, как нам воздух. А может этот кто-то уже появился? Может это и есть человек? Ведь убери из человеческой жизни любовь, и что останется?

Ферум внимательно смотрел ему в глаза и молчал. Андрей отвечал ему нежным взглядом и ласковой улыбкой. Наконец Ферум глубоко вздохнул, опустил голову и обречённо проговорил – «Вас решили переместить в ваше время, в то место, откуда вы к нам прибыли. Я – против. Я уверен, что если мы вас туда переместим, к нам вы уже не вернётесь. Вас засосёт этот пространственно-временной тоннель и вернёт в вашу реальность. Но мои предположения основаны лишь на моей интуиции а это никто не примет во внимание. Конечно, ваше перемещение сюда, в наше время, очень важное, даже сверх важное событие. А я, всё-таки, считаю что «Красный вирус» важнее. Но не все со мной согласны и я вынужден подчиниться приказу».

Сказав это, Ферум решительно направился к первому ряду кресел и сел, нервно закинув ногу за ногу.