Воскресное утро (СИ)

19 часов 11 июля 1941 года. Штаб Западного Фронта.

   Жуков, как только получил сообщение о том, что самолет и летчики эвакуированы на аэродром Бобруйска, хотел дать команду на вывод из боя 134 МСП и всю 1 Особую дивизию. Нет, не из-за потерь. Потери были, но небольшие и в пехоте. Танки потомков продавили немецкую оборону. Точнее, даже разорвали ее. У них были повреждения от попаданий 88 миллиметровок, но не было пробитий. Броня выдержала. Израсходовали все имеющиеся тралы на минных полях. Потеряли подбитыми, но не сгоревшими, несколько БТР и БМП и есть надежда их отремонтировать. Так вот вывести из боя 134 МСП он хотел, чтобы уменьшить ЛЮБЫЕ потери в этом полку. Потому что убедился - этот полк может как иголка газету проколоть любую оборону и протащить за собой несколько корпусов, в итоге взломав ее. И сейчас это его качество нужно уже было под Борисовым, где жал и давил на фланг Западного Фронта своими танками Гепнер. 20 и 24 Армии в свою очередь контратаковали его во фланг из района Витебска, но увязли в обороне его пехоты. А ее там было много - к своей пехоте Гепнер присоединил два пехотных корпуса бывшей 3ТГр. Но командир Особого Корпуса Оганян попросил подождать с выводом полка из боя, хотя бы еще на 2 часа, предложив уже сейчас начать переброску под Борисов 805 артполка полковника Морозова. Жуков настаивать не стал. В любом случае два часа погоды уже не делали.

   Скомканная операция, тем не менее, завершалась успехом Западного Фронта. Совместными усилиями танкистов, артиллеристов и летчиков были практически разгромлены танковые дивизии 2ТГр. В некоторых местах немцы по непонятной причине взорвали мосты еще до подхода советских танков к ним, тем самым лишив свои танки возможности отступить. Были уничтожены несколько штабов дивизий и корпусов. Немецкая пехота была рассеяна и отступила, сохранив силы. Но главное - Группе Армий "Центр" сломали вторую клешню. Жуков усмехнулся - "Какой-то уродец получается - сломали две - третья появилась".

   Примерно в 19.30 позвонил Оганян. Доложил, что получено сообщение от командира разведбата Акимова - западнее Житковичей его батальоном и подразделениями, уцелевшими при обороне упавшего самолета, атакован и разгромлен штаб 2 Танковой группы. Во время штурма убит и опознан ее командующий - генерал-полковник Гейнц Гудериан. Подразделения отходят на восток на соединение с основными силами Фронта. Жуков поблагодарил Оганяна, приказав подготовить приказ о награждениях отличившихся и начинать отвод дивизий корпуса, как только разведбат выйдет в расположение передовых частей. Хацкилевич, Алексеенко и Никитин были предупреждены о том же самом. Их позиции уже занимали части 19 и остатки 4 Армий.

   Все четыре корпуса перебрасывались в Минск. Точнее, севернее Минска - под Логойск. Расстояние примерно 350 километров. Моторесурс и нынешних танков и танков потомков не бесконечен. Еще и кавалерийский корпус. А время не ждет. Помогут, конечно, летчики Красавина. Они теперь освободились и будут серьезным подспорьем стрелковым дивизиям под Борисовым. Но главное - танки. Значит нужно просить Ставку помочь железнодорожным транспортом. Теми локомотивами, которые везли Особый Корпус в Минск. Часть техники, колесной - пойдет своим ходом, гусеничная и артиллерия - по железной дороге из Мозыря, кавалерию без обоза налегке можно отправить маршем, напрямик по сельским дорогам. Должны за 4 дня управиться. Нужно Верховному доложить об успехе и заодно попросить сформировать нечто подобное танковой Армии из корпусов Хацкилевича, Алексеенко и Никитина. Рано или поздно Особый Корпус РГК заберут. Пойдет он на север или юг ломать хребет тамошним немцам, а во Фронте нужно создавать свою хоть какую-то им замену.

12 июля 1941 года. Аэродром "Бобруйск".

   Утром 12 июля Красавина разбудил звонок по ВЧ-связи. Звонил Командующий ВВС генерал-лейтенант Жигарев. Красавин шел к аппарату ВЧ и размышлял, чем вызван этот звонок? Вроде проколов не было, с задачами справляемся, о вчерашнем инциденте и его благополучном разрешении он уже вчера подробно доложил. Дойдя уже до телефона, ни к какому выводу о причинах звонка он так и не пришел.

   - Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!

   - Утро доброе, Владимир Васильевич! Наверно голову ломаешь насчет звонка?

   - Есть такое дело, Павел Федорович".

   - Ну ладно, не будем ходить рядом да около. Вчера, точнее сегодня, немцы устроили массированный ночной налет с территории Финляндии на Ленинград. Я читал в ваших книгах, что в той истории этого не было. Видно мы сильно Гитлеру кое-что прищемили, раз он сумел заставить Маннергейма дать разрешение на размещение и работу тяжелой бомбардировочной авиации со своей территории. А может и не возражал, в отместку за наши налеты на Хельсинки. Но ближе к делу. ПВО города и флота сделало все что могло, но в городе большие разрушения. Хорошо хоть мы воспользовались знанием и сумели провести противопожарную подготовку зданий. Верховный, после моего доклада о налете ничего не сказал, но по его молчанию я понял, что он очень недоволен. А немцы, я думаю, раз стянули сюда всю свою Дальнюю авиацию, на этом не успокоятся. Сам понимаешь, я своими средствами, без вашей помощи решительно изменить ситуацию не могу. А дальше могут последовать оргвыводы. Поэтому обращаюсь к тебе - чем сможешь помочь?

   - Павел Федорович, дай полчаса подумать и все взвесить.

   - Добро! Через полчаса перезвоню.

   Красавин обернулся к дежурному связисту.

   - Быстро мне дай ЗАС с Марининым и Соколовым.

   Через полчаса пришел вызов по ВЧ, и Красавин поднял трубку.

   - Ну чем сможешь приободрить, Владимир Васильевич?

   - Значит так. Я обсудил проблему с Марининым и Соколовым. Наши предложения:

  --Нужно перебросить эскадрилью перехватчиков МиГ-23 под Ленинград. Найдите там им полосу. Немцы летают ночью, поэтому МиГ-17-ми я помочь не смогу. Всю обслугу их штатную возьмете на аэродроме в Вязьме. Техников нужно им добавить из числа постоянного состава нашего Центра. Они, конечно, не специалисты по этому самолету, но в любом случае лучше подготовлены, нежели вновь присланные Вами.

  --Самолеты, понятное дело перелетят, а вот технику и наземный персонал Вы уж на месте решите, как быстрее переправить под Ленинград - своим ходом или по железной дороге.

  --Для организации эффективной работы перехватчиков нужна обзорная РЛС. Предлагаю: РЛС аэродрома "Бобруйск" перегнать в Смоленск, смоленскую - в Вязьму, а вяземскую - на платформу и в Ленинград. Делать это нужно сегодня одновременно. За несколько часов без них, я думаю, ничего не случится. Наш аэродром в зоне действия минской РЛС, так что перебьемся. Да и не рискуют немцы летать тут.

  --С батареей "Ос" поступаем так же: можно или вяземскую батарею отправить вместе с РЛС или смоленскую, а ее заменить второй минской батареей. Она в принципе без дела стоит.

  --Обеспечьте перехватчики 23 мм снарядами по месту базирования, а то жалко ракеты тратить, и керосином. Я думаю, они быстро отучат немцев летать ночью. Если сегодня к вечеру РЛС перекинете - ночью немцев будет ждать сюрприз. Ну, а организацию полетов перехватчиков, я думаю можно взять минскую, как пример.

   - Спасибо, Владимир Васильевич! Я приблизительно так же размышлял, но решил, что Вы более грамотно это сможете продумать. Еще раз спасибо. Потом сообщу Вам, как пройдет это мероприятие. До свидания.

   - До свидания товарищ генерал-лейтенант!

12 июля 1941 года. Вязьма.

   Лейтенант Егоров лежал на чистых простынях в госпитале, размещенном в здании бывшей школы, и вспоминал события происшедшие с ним за эти сутки. Болела раненая нога, но по сравнению со вчерашним днем боль была терпимой. Врач сказал, что если срастется правильно - ограничений на летную работу быть не должно. Но придется месяца два тут поваляться.

   Вчера, сразу после приземления вертолетов и атаки морских пехотинцев с солдатами батальона охраны, он понял, что для него война на ближайшее время закончилась и накатила такая боль на раненую ногу, которую он, к тому же ушиб при приземлении с парашютом, что он едва сдерживался, чтобы не стонать. Стонать ему было стыдно, рядом с ним лежали пехотинцы, танкисты, десантники, пограничники, морпехи - обожженные, с рваными осколочными и пулевыми ранениями, некоторые без сознания, на фоне которых его рана казалась пустяковой. А солдаты все несли и несли раненых. Потом тяжелых стали заносить и раскладывать в вертолетах. Легкораненые остались в строю. Их обещали забрать вторым рейсом. В большой, МИ-6, погрузили погибших. Их решили не оставлять тут и похоронить как полагается. В его вертолете летели и летчики сбитого МиГа. Они подходили к нему, подбадривая. Майор Степанов в полете сидел за пулеметом в бортовой двери, заменив там солдата из батальона охраны. На аэродроме их быстро выгрузили, разложив не ходячих раненых на носилках прямо у стоянки. Полковые врачи, быстро осматривая раненых, сортировали их по степени тяжести ранений. Всех, кто нуждался в операциях или длительном лечении, тут же принялись грузить в АН-12, который должен был их доставить в тыловой госпиталь в Вязьму. Когда его несли к самолету, рядом с носилками появилась Лена. Шла рядом, держа его за руку, и что-то говорила, но Егоров не слышал ее из-за рева двигателей и обычного шума аэродрома, но все равно ему было приятно, и он улыбался ей. Впервые подумав, что даже где-то в глубине души рад, что ранен и что она сейчас рядом с ним. Правда, его беспокоила мысль - не отстранят ли его от полетов по ранению? Уже перед самой погрузкой она нагнулась к нему, обдав его волной столь ему знакомого и любимого запаха ее духов, поцеловала в губы и прошептала на ухо, что его отвезут в Вязьму, и она обязательно приедет к нему.