Осколки, острые, как ножи (СИ)

У открытой двери уже дежурил наряд милиции. Поздоровавшись со знакомыми, следователь прошел внутрь квартиры, где его уже ждал представитель прокуратуры — Михаил Монин, с которым они уже давно вместе работали на местах происшествий.

— Здорово, Мих! — пожал Василий его крепкую руку — тут мне Петро наплел, мол, у нас глухарь потенциальный образовался.

— Да видимо да — протянул Монин — тебе твой Петро не сказал, что тут наверное Северный поработал?

— Сказал. Ты что думаешь, он таки?

— Я не спец, но думается мне, что все таки он, почерк у него уж характерный. Тут не то что спец, тут обыватель запомнит такое…

— А криминалист, он что сказал?

— Он там сейчас на месте, все замеряет, фотографирует, ну ты знаешь.

— Кто тело то нашел?

— Да вот он там в углу сидит, в себя приходит.

И Монин показал ему на очень бледного мужика в углу, который сидел, уставившись невидящим взглядом в стол, и трясся от ужаса.

— Что с ним? — спросил Петренко.

— Да я ж тебе говорил, тут Северного работа. Как бы наш свидетель умом не тронулся, сам знаешь…

— Знаю… А эскулапы еще не подъехали?

— Да они не торопятся, труп же, им только тело забрать надо.

— А то может, они бы пассажиру сделали бы укольчик какой–нибудь. Глядишь к нему бы дар речи вернулся.

— У меня тут с собой есть… Но он дорогой, жалко, а так бы глядишь влил бы ему полстакана сорокаградусного, так вмиг бы очнулся.

— Ладно, ты ж небось бережешь?

— Ну вроде того.

— Ладно, подождем, может сам очухается.

— Ага.

— Ладно, Миш, что мы еще имеем? Какие данные, может известно кто выходил из квартиры, кто входил.

— В общем, так, Вась. Я тебе сейчас все скажу, потом еще в ваше ведомство передам материалы в печатном виде.

— Ну, само собой.

— Итак, погибшая Ольга Шепелева, живет, точнее, жила в этой самой квартире. Живет с матерью и с отчимом, это вот он там, в углу сидит, в себя приходит. Он, значит, наряд вызвал. На него и на сожительницу — они не расписаны — я потом еще досье скину. Хотя за ними ничего особо нет, так, парковка, превышение скорости пару раз… Ну, в общем, ничего особенного. Оснований подозревать их — никаких. Соседи, как водиться, молчат как рыбы об лед. Никто ничего не видел и не слышал.

— Ну, понятно, как обычно, в общем. Слушай, а ты сказал погибшую звали Ольга Шепелева?

— Да, а что?

— Да я ж с моей Ленкой развелся, она себе девичью взяла, тоже Шепелева… И дочку с собой забрала…

— Это она Василий — неожиданно раздался убитый голос из угла, где сидел отчим погибшей — Это твоя дочка, Ольга, лейтенант.

— Врешь, сволочь! — вспыхнул следователь.

— Не вру — окрепшим голосом проговорил отчим, вставая со стула — Она это… Ленка с тобой и развелась, боялась твоей работы, и вот до тебя, сволочи, дотянулось…

Петренко изменился в лице, и бросился в комнату, где работал криминалист. И при взгляде на убитую в глазах у него поплыло — в изуродованном ножом лице, он узнал лицо своей дочки Ольги…

— Выродок… я тебя найду теперь… сука… — сказал он непонятно к кому обращаясь.

— Вась, я тут закончу все, потом зайдешь лады? Не мешай — рассеяно произнес криминалист.

— Сашк.

— Что?

— Знаешь, Сашк… — и Петренко коротко высказал криминалисту, куда тот может идти со своей работой. После чего, он вышел из комнаты.

— Васьк, ты что? — окликнул его ошарашенный криминалист, но следователь, ничего ему не ответил.

— Миша — обратился он к представителю прокуратуры — Точно никого не видели? Соседи там, или еще что?

— Нет… Вась, это что правда, твоя дочка?

— Да… Она это, Мишк, она.

— Соболезную, Вась.

— Спасибо… на добром слове.

Как во сне, механически, Василий заполнял все необходимые документы, допрашивал отчима Оли, записывал его показания. Внешне он выглядел собранным и спокойным… более спокойным, чем обычно.

А в душе его воцарилась пустота. Он вспомнил, что с Олей он не виделся ни разу после развода — все дела, да дела, подготовка к проверке из министерства. А вот теперь оказалось, что … А что было теперь вздыхать.

Тем временем приехала бригада скорой. Вместе с ними он спустился в низ, не в силах оторвать взгляд от черного мешка, в котором исчезло Олино тело. И когда его погрузили в машину, он направился к их служебной машине, разбудив дремлющего Петьку.

— Петьк.

— А?

— Петьк… У тебя же есть я знаю… Ты под сидением прячешь…

— Вась, ты что? Нам же сейчас в отделение, там Федорыч…

— Петр — убитым голосом произнес следователь — дай мне водки!

— Ну ладно… — пробормотал водитель, ошарашено глядя в лицо Василия, достав из под сидения бутылку водки.

Не меняясь в лице, Петренко одним глотком порядком облегчил бутылку. Протянув Петьке её обратно, он услышал звонок сотового телефона — это звонили водителю.

— Да, Степан Федорович, да… — ответил Петька — Хорошо, привезу, да… К вам зашел? Да, хорошо, передам… Да, скоро будем… Да, все закончили… Увезли… Ну, как вам сказать… Не очень так… Да, а откуда… Да… Ладно… До свидания, Степан Федорович!

— Федорыч звонил? — спросил водителя Петренко.

— Да, Вась, ты это в порядок себя приведи, тебя Федорыч вызывает.

— Лично?

— Да.

— А сам что не позвонил?

— А шут его знает. Вась, что стряслось то? На тебе лица нет? Северный был?

— Он, сука.

— А что… такое сделал то?

— Петьк.

— А?

— Заткнись, сделай одолжение.

Обычно болтливый и неугомонный Петька, сейчас счел за лучшее промолчать, и обратную дорогу в отделение нарушал только звук мотора, даже радио никто не включал.

Прибыв в отделение, Петренко как есть, прямо с папкой, в которой лежали протоколы и прочее, направился в кабинет к Федорычу. А точнее к майору милиции, начальнику убойного отдела Степану Федоровичу Михайловскому. Подойдя к двери Петренко, постучал.

— Войдите — донесся из за двери голос майора, и следователь вошел.

— Садись, Василий — указал Федорыч на стоящий перед его столом стул.

Не произнося ни звука, лейтенант сел. Сидящий в кресле начальника, мощного телосложения мужик, в форме майора взглянул на него тяжелым взглядом. Наверное, так же в молодости Федорыч смотрел на своих соперников на ринге — у него был разряд по борьбе, и даже годы и сидячий образ жизни, не могли сильно изменить его внешне. И в преклонном возрасте он оставался здоровым, как медведь, и таким же он был в работе — суровый и непреклонный.

— Ну, что Василий, как самочувствие? — поинтересовался Федорыч у следователя.

— Нормально, Степан Федорович.

— Нормально, говоришь… А ты знаешь, лейтенант Петренко, как от тебя водкой разит, а? — резко проговорил Федорыч.

— Не понимаю…

— Ах, он не понимает… Ты мне эти штучки–дрючки брось! Я ж вижу, в каком ты состоянии сейчас. Сам знаю что такое — ребенка потерять. У меня сын погиб в свое время… До сих пор себя корю, что не уберег, хотя мог бы. И про водку, не одобряю, но понять могу. Да знаю я, что пил не отнекивайся, мне Петька сказал.

— Но, Степан Федорович…

— Никаких «но»! Сюда слушай, давай, Василий. Проверка на носу, для тебя не секрет. И сам подумай, Вась, если они тебя такого увидят, то по рогам получат и ты, и я, и вообще весь наш отдел. А еще эти глухари с Северным, это вообще… Короче, я считаю, что дело Северного, и текущие твои дела надо передать Иванову. А ты в отпуск! Дочку там похоронишь по–людски, с Ленкой может, помиритесь. А там глядишь еще чего и вспомнишь, про Олю. Тогда может, у нас еще какие зацепочки появятся, как эту сволочь к ногтю прижать. Разумеешь, мою речь, лейтенант?

— Степан Федорович…

— Что?

— Я бы хотел продолжить дело Северного, Степан Федорович…

— Отомстить хочешь?

В ответ Петренко промолчал.

— Значит, хочешь — протянул Федорыч — А ты знаешь, следователь Петренко — с размаху стукнул Федорыч пудовым кулаком по столу — Что мы не благородные мстители? Мы, мать твою, простые менты, и это работа, сложная грязная и неблагодарная! И эмоции твои, тут ни к чему будут!