Администратор (СИ)

Зал отмер.

А обновленная Шляпа спела очередную песню про то, что нужно дружить факультетами. Правда, финал у песни был странным – там старая приманка для моли провещала, что тех, кто дружить не желает будут ремонтировать. Только не у Помфри в медкрыле (в котором, к слову, в пять раз увеличилось количество коек), а сразу у господина директора. И выйдут они обновленные и красивые, как Шляпа. Будут улыбаться миру и икать мыльными пузырями.

За Гриффиндорским столом восхищенно горели глаза близнецов Уизли.

- Профессор МакГонагалл! Мэм! Не могли бы вы уделить мне минутку?! – староста Гриффиндора, оставив первокурсников ожидать в стороне, догонял своего декана, готовясь задать вопрос, который заинтересовал весь факультет. – Шляпа сказала правду, профессор? В школе действительно увеличили количество коек в больничном крыле? Это как-то связано с закрытием восьмого этажа?

- Мистер Уизли, вы совершенно напрасно беспокоитесь, – декан застыла чопорной зеленой статуей, неодобрительно поглядывая на своего ученика. – Стоило немного внимательней послушать, подумать как следует, а не объединять в одну цепочку несколько совершенно разных объявлений. Единственное, что может быть общего между больничным крылом и восьмым этажом – летний ремонт школы. На восьмом этаже ремонт не успели закончить до начала учебного года, и потому он пока закрыт, это первое. А второе, с первым никак не связанное, вотчина мадам Помфри из-за ремонта переехала на второй этаж. Теперь у колдомедика не общая зала, а отдельная палата для каждого пациента, небольшая лаборатория и комнатка регистратуры, в которой будут храниться больничные карты, кстати, директор ввел обязательный медосмотр. Завтра с утра я сделаю необходимые объявления на факультете. А пока, вернитесь к своим обязанностям старосты и проводите первокурсников в башню.

Перси Уизли бежал за деканом не только потому, что был педантичным до занудливости старостой. Он был еще и ответственным старшим братом, отчетливо понимающим, что после объявления о запрете заходить на восьмой этаж его невыносимые братцы, до того, возможно, и не поднимавшиеся в это пыльное унылое место, нынче же ночью обследуют там каждый закуток. Может, хоть его пояснения о скучном ремонте охладят их исследовательский пыл?

Николай Егорович – кто бы что там себе ни думал – не был ни старым маразматиком, ни плохим педагогом, ни злым человеком.

Однако, ремонт в школе, можно сказать, был только-только начат, денег катастрофически не хватало, людей-специалистов по ремонту в магической Англии считай что не было, а вокруг изнывали от безделья практически уже готовые, почти дипломированные маги. Первым своим указом за учебный год он отменил отработки по-маггловски, без волшебных палочек, а так же написание бесполезных строчек.

И сейчас, в десять часов вечера первого школьного дня, с комфортом устроился в мягком кресле перед столиком, на котором стояла большая тарелка с баварскими сосисками, в его руке непедагогично, но уютно устроилась яркая жестяная баночка холодного маггловского пива... а располагалось все это за первым же поворотом запретного восьмого этажа (дальше проход был заблокирован для всех, в том числе и для преподавателей).

Самопишущее перо на пергаменте уже приготовилось записывать фамилии тех неугомонных студентов, чья кипучая энергия уже с завтрашнего вечера поступит на службу Хогвартсу. Пожалуй, каждому факультету стоит отвести свой сектор ответственности за ремонтные работы.

Многие гриффиндорцы с седьмого по первый курс проклинали себя потом за то, что не послушались своего старосту.

Рейвенкловцы гордились тем, что не полезли в первый же вечер, а догадались подождать и на следующий день расспросить грифов или слизов.

Слизеринцев о засаде предупредил странно задумчивый декан, и некоторым из них показалось, что профессор Снейп сомневался – хочет ли он предупреждать своих подопечных? (Вероятно, именно из-за сомнений в голосе декана слизеринские подземелья не остались совсем уж без недобровольных рабочих рук).

А через десять лет после описываемых событий всемирно известный дизайнер помещений Ханна Лонгботтом в одном из своих интервью высказала сожаление, что из-за свойственной всем хаффлпаффцам послушности и нелюбознательности не полезла тогда на восьмой этаж и не попала на те самые “отработки директора Дамблдора” еще на первом курсе. И архитектор Седрик Диггори был полностью с ней согласен.

Пока студенты осваивали чары ремонта, декора и обновления защиты, Попечительский Совет собирался устроить внеочередное заседание, а преподаватели со счастливой улыбкой на устах выбирали себе ассистентов и лаборантов из числа толковых шести-семикурсников, которым нужны характеристики и рекомендательные письма (“Где вы были со своими нововведениями на моем пятом курсе, директор Дамблдор?” – зло и одновременно думали Северус Снейп и Септима Вектор), директор решил послушать своего зама по УВР. Огорченно посмотрел в вытаращенные глаза эльфа, временно выполняющего обязанности секретаря, и развернул аббревиатуру: по учебно-воспитательной работе. Вздохнул и совсем коротко произнес:

- Северуса позови ко мне.

Снейп на свое повышение среагировал неадекватно: разразился пятиминутным спичем о своих обязанностях, ответственностях и надобностях, брызгал слюной и тряс грязными лохмами.

Антисанитарию директор не любил, к тому же искренне полагал, что вопить и нецензурно выражаться в его кабинете может только он сам. Потому декан Слизерина словил на волне эмоций связку-автомат “Инкарцеро-Силенцио”. И если бы между факультетом Слизерина и Гриффиндора и впрямь существовали до сих пор те различия, о которых пела каждый год старая Шляпа, директору-гриффиндорцу пришлось бы долго извиняться перед слизеринским воспитанником, а потом, чего доброго, еще и зарплату ему повышать. Это на фоне сейчасошнего-то дефицита бюджета!!! Но по импульсивности нынешние слизеринцы (для примера можно посмотреть на Снейпа, Малфоя и Паркинсон) ничем не отличались от алознаменников. Потому, вместо змеиной хладнокровности и расчетливости, Снейп натренированным невербальным заклинанием сбросил директорские чары. А директор, еще плохо оперирующий заклинаниями и навыками нового тела, вновь поддался инстинктам и кастанул “Петрификус-Легилименс” на всю мощь своей палочки. Вот и поговорили.

После “беседы” директора с Северусом Хогвартс накрыли новые изменения.

Первокурсников на занятия сопровождали факультетские призраки. Те для помощи и подстраховки завели свиту из пяти оставшихся, которые могли отделиться от общей толпы и проводить до туалета или медпункта, теперь заблудиться в замке стало совершенно невозможно.

Минерва МакГонагалл с удивлением узнала, что директор умеет громко, затейливо и нецензурно ругаться.

Сперва она даже не поняла – в чем смысл претензий? Но к концу полуторачасового матерного директорского загиба усвоила – за все прогулы львят, за их шатание по школе и за испорченное ими имущество отвечает она и только она. И она еще не такое услышит, если не прекратит хлопать ушами. А может и не только услышит. Кары директор обещал страшные. Она и не думала, что такое физически возможно, и что директор обладает такой извращенной фантазией. Но реальная – и самая страшная – угроза прозвучала под конец: “не справишься – уволю. И найду того, кто справится!”

Хорошо хоть освободил от хлопот по части закупок и присмотра за эльфами – просто нанял Филчу в помощь трех магглорожденных хаффлпаффцев, до сих пор не сумевших устроиться на работу в магмире.

И еще дал пару дельных советов.

Теперь каждый вечер через десять минут после отбоя в гостиную факультета приходила декан, вместе со старостами пила чай (первое время весьма скованно и чопорно), убеждалась, что никто больше не бродит по замку и – уже по собственной инициативе – запирала вход. Идея была взята на вооружение и другими деканами. С того времени ни заумным рейвенкловцам, ни хитрым змеям, ни безбашенным близнецам не удалось сорвать заклинание и выбраться погулять по ночному замку. Да, к слову, не у многих на это были силы – отработки директора так выматывали хулиганов, что сил им хватало только до постели добраться.